Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник), стр. 73

– Так.

– Ты понимаешь, мы были в комнате совершенно одни.

– Отлично понимаю.

– Он стал говорить мне, что я ему очень нравлюсь, что я очень хорошенькая, что он никогда ещё не видел такой милой, славной девицы, – ты знаешь, что мужчины обыкновенно говорят в таких случаях.

– А ты?

– О, я едва отвечала ему, но, конечно, я была ещё очень молода и неопытна, мне было приятно слушать его. Вероятно, я ещё плохо умела тогда скрывать свои чувства, потому что он вдруг…

– Поцеловал тебя?

– Именно. Он поцеловал меня. Не шагай так из угла в угол, дорогой. Это действует мне на нервы.

– Хорошо, хорошо. Как же ты ответила на это оскорбление?

– Ты непременно хочешь знать?

– Я должен это знать. Что ты сделала?

– Знаешь, Фрэнк, мне вообще очень жаль, что я начала рассказывать тебе всё это. Я вижу, как это раздражает тебя. Закури лучше свою трубку и давай поговорим о чём-нибудь другом. Я знаю, что ты будешь очень сердиться, если узнаешь всю правду.

– Нет, нет, я не буду сердиться. Итак, что же ты сделала?

– Если ты так настаиваешь, то я, конечно, скажу тебе. Видишь ли, я возвратила ему поцелуй.

– Ты… ты поцеловала его?!

– Ты разбудишь прислугу, если будешь так кричать.

– Ты поцеловала его!

– Да, дорогой, может быть, это было нехорошо, но я так сделала.

– Боже мой, ты это сделала?

– Он мне очень нравился.

– О Мод, Мод! Ну, что же случилось дальше?

– Затем он поцеловал меня ещё несколько раз.

– Ну конечно, если ты сама его поцеловала, то что же ему оставалось делать! А потом?

– Фрэнк, я, право, не могу.

– Нет, ради бога, говори. Я готов ко всему.

– Ну хорошо. Тогда, пожалуйста, сядь и не бегай так по комнате. Я только раздражаю тебя.

– Ну вот, я сел. Видишь, я совсем спокоен. Что же произошло потом?

– Он предложил мне сесть к нему на колени.

– Вот как!

– Фрэнк, да ты квакаешь, точно лягушка! – Мод начала смеяться.

– Я очень рад, что тебе всё это представляется смешным. Ну, что же дальше? Ты, конечно, уступила его скромной и вполне понятной просьбе и села к нему на колени.

– Да, Фрэнк, я так и сделала.

– Господи боже!

– Не раздражайся так, дорогой.

– Ты хочешь, чтобы я спокойно слушал о том, как ты сидела на коленях у этого негодяя?

– Ну что же я могла ещё сделать?

– Что сделать? Ты могла закричать, могла позвонить прислуге, могла ударить его. Наконец, ты, оскорблённая в лучших чувствах, могла встать и выйти из комнаты.

– Для меня это было не так-то легко.

– Он держал тебя?

– Да.

– О, если бы я был там!

– Была и другая причина.

– Какая?

– Видишь ли, в то время я ещё довольно плохо ходила. Мне было всего три года.

Несколько минут Фрэнк сидел неподвижно, с широко раскрытыми глазами.

– Несчастная! – проговорил он наконец, тяжело переводя дух.

– Мой милый мальчик! Если бы ты знал, насколько лучше я себя теперь чувствую.

– Чудовище!

– Мне нужно было расквитаться с тобой за моих сорок предшественниц. Старый ловелас! Но я всё-таки немного помучила тебя, ведь верно?

– Да я весь в холодном поту! Это был какой-то кошмар. О Мод, как ты только могла?

– Это было прелестно.

– Это было ужасно!

– И как ты ревновал, о, я очень рада и нисколько не раскаиваюсь.

Фрэнк мягко обнял жену за талию.

– Мне кажется, – заметил он, – я даже и не подозревал…

Но тут с подносом в руках в комнату вошла прислуга.

Двигатель Брауна – Перикорда

Был холодный, туманный майский вечер; кругом царила густая мгла, уличные фонари на Стрэнде казались слабыми мерцающими точками, и даже залитые электрическим светом окна магазинов в густом тумане выглядели всего лишь бледными светлыми пятнами. Высокие дома, длинным рядом тянущиеся к набережной, стояли мрачные и по большей части неосвещённые, и только в одном доме три больших окна на третьем этаже ярко светились во мгле, изливая целые потоки ослепительного электрического света. Прохожие невольно подымали головы и указывали друг другу на эти ярко освещённые окна.

То были окна квартиры инженера-электротехника и изобретателя Фрэнсиса Перикорда. Свет в его рабочем кабинете, горящий в столь поздний час, свидетельствовал об упорной энергии и неустанной работе этого человека, быстро продвигающегося к высшим достижениям на избранном поприще.

Если бы прохожие могли заглянуть в его кабинет, они увидели бы там двух мужчин; один был сам Перикорд, человек с профилем хищной птицы, нервный брюнет с худощавой угловатой фигурой. В нём безошибочно угадывалось кельтское происхождение. Другой – крепкий, дородный мужчина с рыжеватыми волосами и голубыми холодными глазами – был Джереми Браун, известный механик.

Они были компаньонами в нескольких задуманных и уже исполненных изобретениях. Творческий гений одного в значительной мере дополнялся практическим умом и способностями другого. И если в столь поздний час Браун находился ещё в кабинете Перикорда, то это объяснялось тем, что сегодня производился опыт, который должен был подвести итог многим месяцам их неустанной совместной работы и упорных исканий.

Между ними стоял длинный стол, его окрашенная коричневой краской поверхность сильно пострадала от различных кислот и иных химических веществ и была прожжена и исцарапана во многих местах. Стол был завален различными аккумуляторами, индукционными катушками, огромными фаянсовыми изоляторами. И среди груды различных предметов виднелась странного вида машина, или аппарат, вертевшаяся с шипением и жужжаньем. На ней-то, по-видимому, и было сосредоточено внимание компаньонов, которые не спускали с неё глаз.

Многочисленные провода прикрепляли металлический приёмник в виде маленького четырёхугольного ящика к большому стальному кругу, или обручу, снабжённому с двух сторон внушительного вида и размеров шатунами, выдающимися наружу. Сам круг, или обруч, оставался неподвижен, но шатуны по обеим сторонам его вместе с короткими рычагами, приделанными к ним, вращались с головокружительной быстротой в продолжении нескольких секунд, затем на мгновение останавливались, а потом возобновляли свою работу. По всей видимости, двигатель, заставлявший их вращаться, находился в металлической коробке. В комнате чувствовался лёгкий запах озона. Оба компаньона с напряжением следили за машиной.

– Браун, а где же крылья? – спросил изобретатель.

– Они слишком громоздки, и я не мог привезти их сюда – в них два метра одной только длины и девяносто сантиметров ширины; но мотор достаточно силён для того, чтобы привести их в действие, – за это я вам ручаюсь.

– Они из алюминия с медными скрепами?

– Да!

– Нет, вы посмотрите только, как прекрасно он работает! – воскликнул Перикорд, протянув худую, с нервными пальцами руку и нажав кнопку, очевидно регулирующую ход механизма. Шатуны стали вращаться медленнее и спустя минуту совершенно остановились. Изобретатель нажал другую кнопку, стержни содрогнулись, и аппарат возобновил своё вращательное движение.

– И заметьте: тому, кто будет испытывать этот аппарат, не придётся тратить никаких мускульных усилий – он может оставаться совершенно пассивным и управлять аппаратом только силою мысли…

– Да, и всё благодаря совершенству моего двигателя, – заметил Браун.

– Нашего двигателя, – сухо поправил его изобретатель.

– Да, конечно, – согласился его коллега с некоторой досадой, – того мотора, который вами задуман, но мною построен… как бы вы его ни называли.

– Я называю его двигателем Брауна – Перикорда! – воскликнул инженер, и в чёрных глазах его сверкнул недобрый огонёк. – Вы разработали некоторые технические детали, но сама мысль – абстрактная идея этого аппарата – принадлежит мне; она моя, и только моя!

– Пусть так, но абстрактная мысль не приводит двигатель в действие, – ворчливо пробормотал Браун.