Золотая сеть, стр. 22

Миша был у нас командиром и отдал приказ не стрелять по собственным рядам. Потом я отнес лопату на «место действия» — в котельную, а школьный сторож сказал, что он запомнит меня.

На следующий день по школьному радио передали, что играть в снежки запрещается, потому что одна ученица заболела воспалением легких, а один третьеклашка азиатским гриппом, Но это не могло случиться из-за снега, так как снег — штука здоровая. Миша сказал, что, наверное, они чем-нибудь объелись и поэтому-то и заболели, А мы теперь за них невинно страдаем и даже не можем совершать героических дел!

Я предложил после обеда покататься на санках или на лыжах, но Миша не согласился и сказал, что он лучше уж будет сидеть у печки, потому что это не спорт для ребят, а развлечение для девчонок.

Потом отец был в школе на родительском собрании. Когда он вернулся, мне пришлось проявить великий героизм. После этого я даже сидеть не могу. И Миша сегодня в школе не мог сидеть. Когда мы шли домой, он отдал приказ: в воскресенье (если мы только сможем сидеть) идем кататься на лыжах.

ТАБЕЛЬ

Вот и пришли зимние каникулы, и мы очень рады, хотя сегодня же мы получали табеля.

Когда мы шли из школы, то те, у которых были одни пятерки, очень спешили, потому что хотели похвалиться дома. Мы не очень-то спешили. Шли мы потихоньку, как обычно, и разговаривали, так как у Канториса и Шпало дела были плохи, и мы старались, чтобы им не было грустно.

Но Канторис не грустил, а посмеивался и говорил:

— Вы еще глупые, потому что вы не знаете, что делается. Ведь уже начинают продавать искусственные головы, которые умеют думать. Вот и мне купят одну. А до этого как-нибудь продержусь.

Мы смеялись.

Потом Канторис начал подсчитывать, сколько денег он получит за табель. Ему дома дают за каждую пятерку десять крон, за четверку — восемь, за тройку — шесть, за двойку и за кол — ничего.

Теперь он в большом убытке, потому что у него два кола.

Потом Канторис подсчитал, что он получит сорок две кроны, но этого ему мало, так как он хочет купить себе духовое ружье. Он вытянул из портфеля ластик, и стер эти два кола, да и две двойки, и поставил себе четверки по восемь крон.

— Давай я сотру и твою единицу! Ты мне дашь пистонов — и мы квиты, — сказал Канторис Шпало.

Но Шпало был грустный и сказал, что не даст.

— Ну и дурак же ты, Канторис! — заметил Миша. — Все равно после каникул все это лопнет.

Но Канторис смеялся и говорил:

— Ну и что ж? Пусть! Ружье-то у меня будет! А тебе — проси не проси — я его не дам.

Нам это не понравилось. Теперь мы шли и жалели только одного Шпало, потому что он с нашего двора и не взял ластик.

Мы подошли к дому и решили расходиться. Но Шпало не хотел идти домой, потому что боялся, родителей.

Миша сказал:

— И я боялся, когда разобрал часы: ведь знал же я, что все раскроется, потому что каждые четверть часа они отбивали двенадцать. Так я трясся десять минут, но потом не выдержал и все рассказал сестре: пусть она скажет родителям. Она и рассказала. Я получил свое и был очень рад, что уже все позади.

Но Шпало все равно боялся. Тогда мы положили ему в лыжный костюм «Пятнадцатилетнего капитана» и проводили его до самых дверей.

Миша позвонил, а я сказал:

— Честь труду, тетя! Яно боится идти домой, потому что у него двойка по математике.

Шпалова мама сказала:

— Ах, боишься? Это тебе раньше надо было бояться. Когда ты уроков не учил. А теперь уже поздно. Иди-ка, поговорим.

Мы жалели Шпало и остались ждать за дверьми, когда он начнет кричать благим матом. Но он не закричал благим матом, хотя мы ждали очень долго. Мы успокоились и ушли.

Потом договорились, что будем помогать Шпало по арифметике.

Мы стояли во дворе, а я сказал:

— Канторису хорошо — ему купят искусственную голову. Пожалуй, и я стану копить на нее.

Но Миша рассердился:

— Ну и копи, если тебе так хочется! А я буду изобретателем! А изобретение должно изобрестись в собственной голове. А не в искусственной. Вдруг что-нибудь в этой голове испортится — и ты дурак!

Я испугался, потому что со своей головой я не такой уж дурак, и сказал:

— Лучше я буду копить деньги на велосипед.

РАВНОПРАВИЕ

У нас в школе больше двадцати классов, а в них больше двадцати председателей советов отрядов. Но это было бы еще ничего! Только вот из них больше четырнадцати — девчонки.

Мы спрашивали старшего пионервожатого — а он наш друг, — как же это так получается? Он сказал нам, что все в порядке, так как существует равноправие. Я ему верю, но мне это не нравится.

Ёжо сказал, что равноправие — это значит мальчишка или девчонка — все равно. Но ведь это тоже неправда! Что же получится, если девчонка встанет во время футбола в воротах? Да и на дерево девчонка не залезет. А уж если залезет, — упадет. Какое же тут может быть равноправие?

Когда в нашем классе избирали председателя совета отряда, то предложили кандидатуру Анчи Париковой. Я закричал, что за девчонок я голосовать не буду.

Учительница спросила меня почему? Но я ничего не ответил. И так учительница заступается за девчонок. Даже когда ничего не говорит, все равно она за них, потому что сама девчонка.

Председателем совета отряда все равно избрали Анчу Парикову. Когда мы шли из школы, я подставил Анче ножку — пусть не задается! А она забросила мою шапку в какой-то сад.

— Так тебе и надо! — сказал Миша Юран. — Зачем пристаешь? — И подсадил меня на забор.

Потом я сказал, что девчонки — глупые гусыни, умеют только зубрить, жаловаться и по любому поводу реветь, да к тому же они неуклюжие.

Я равноправия не признаю и Анчу Парикову тоже.

Миша сказал, что он Анчу признает, потому что сейчас ревел я, а не она. И на уроке труда она получила пятерку, а я тройку, да еще отпилил себе кусок ногтя.

Яно начал подсмеиваться над ним и сказал:

— Миша собирается жениться!

И все засмеялись.

— Замолчи! Это ты собираешься! — сказал я, потому что Миша мой друг.

Все начали кричать: «Жених, жених!» Но мы их разогнали, так как Миша самый сильный.

Потом мы шли только вдвоем и разговаривали. Мне было как-то досадно из-за Анчи, но я ничего не стал говорить, чтобы Миша не думал, что и я думаю, будто он собирается жениться.

Но Миша сам сказал, что есть такие девчонки, которые бы могли быть мальчишками. А есть такие ребята, что хуже девчонок.

Я сказал, что и я понял это, когда Анча получила пятерку по труду, а я. получил только тройку.

Миша сказал, что никто сам не выбирает, кем родиться. Вот и он должен был родиться девочкой, потому что его родители хотели девочку. До самого первого класса у негр были длинные волосы, но, к счастью, однажды отец велел остричь его, и теперь он все-таки мальчишка.

Я рад, что он мальчишка!

Потом я сказал:

— А об этом равноправии я совсем так не думал. И девчонок я вообще-то признаю и Анчу Парикову тоже. — И еще я добавил: — Если бы ты был девчонкой, то и я бы хотел стать девчонкой. А если бы это было невозможно, так я бы поженился на тебе.

Миша самый умный.

СТЕНГАЗЕТА

Наша стенгазета висит на стене нашего шестого класса, и она очень прославленная, потому что все хотят ее читать.

Когда мы в сентябре избирали редколлегию, мы еще не знали, что будем такими прославленными. Но все равно мы хотели все, чтобы нас выбрали, потому что в первой стенной газете пишутся имена членов редколлегии, и все завидуют им — думают, что они самые умные.

Но Анча Парикова сказала, что все не могут быть в редколлегии. Кто же будет ухаживать за овощами на мичуринском участке?

Тогда мы избрали только двух писателей, а именно Бучинского и Елишу Кошецову. Художниками мы избрали Анчу Парикову и меня — Мирослава Фасолинку. Это хорошо, потому что она рисует земные вещи, а я небесные, то есть ракеты, спутники и вселенную. И Миша тоже по небесным делам специалист, так как пишет заметки астронавта. А Канторис больше по технике. У нас есть еще четыре помощника. А Анча Парикова председатель редакционной коллегии.