Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки, стр. 49

Кажется удивительным следующий психологический феномен. Многие из представителей интеллигенции жили весьма недурно, печатали противоправительственные сочинения и бесконечно жаловались на тиранию царизма, на деспотию власти. Сами же при этом со спокойной совестью планировали зарезать в случае прихода к власти кто 100 000 человек, кто больше. Князь Щербатов рисовал в своем государстве будущего («Путешествие в страну Офирскую») такую идиллию, которая очень напоминает нашу страну в 30-е годы. Даже Белинский бредил гильотиной и горой отрубленных голов. Молодой Пушкин полагал необходимым зарезать как раз 100.000 человек ради светлого будущего, и никто их не сажал в тюрьму, никого из них не казнили, они получали немалые доходы — кто от сочинительства, кто от имений — и все дружно жаловались на деспотию. Так в чем же дело?

Вернадский подсчитал, что только по сохранившимся спискам масонов времен Екатерины II не менее трети всех чиновников состояли в ложах. Во времена Александра I только в списках одного объединения — «Астрея» — и только в Петербурге, числилось 1500 человек. В ложах обучались наукам, искусствам, создавали устойчивую традицию отношения к тем или иным веяниям моды.

В ложах читали лекции, держали экзамены по самым различным дисциплинам — оккультным наукам, философии, занятия которой поощрялись. Человек, произнося клятву верности ордену, тем самым отлучал себя от православной церкви, полностью порывал с национальными традициями и становился членом другой церкви с поклонением другому богу — Великому Архитектору, Иегове.

Этот неизбежный инфернальный аспект масонства как-то проходит мимо исследователей его истории. Масонство изначально претендует на власть — и политическую, и духовную, и учит своих адептов рассматривать все земные, наследственные, национальные власти как временные, узурпировавшие власть, которая непременно будет отнята у них Орденом, ибо только он является законным претендентом на обладание миром. Отсюда эта устойчивая раздраженность интеллигенции по поводу царского престола и по поводу православной церкви.

С Петра и во все последующие годы церковь остается на положении то явно гонимой, то едва терпимой. Духовное образование было поставлено после Петра таким образом, чтобы воспитать скептиков, маловеров и просто невежд. Духовные училища, семинарии были только по названию духовными. В семинарии только на последнем курсе преподавалось Богословие, но до этого курса доходили немногие, ведь уже после окончания философского класса (1 год) можно было поступать в университет. В результате, как пишет в своих воспоминаниях Н.Гиляров-Платонов, многие учащиеся и училищ, и семинарий не знали ни Катехизиса, ни Закона Божьего, ни Литургии, и духовно-нравственный смысл христианства оставался для многих из них закрытым навсегда. Зато практиковалось насмешливое отношение к священническому сану. Параллельно этому шло пьянство и прочие непотребности.

Однако в то время, как интеллигенция все больше и больше разрывала со свои народом и упивалась идеями всеобщего и насильственного обобществления всего и вся, русский человек шел в церковную ограду. Больно и радостно читать о тех русских людях, кто в самые тяжелые годины испытаний в 1918-1919 гг., когда повсеместно зверски убивали священников и членов их семей, принимали посвящение в сан и становились мучениками.

Незадолго до событий 1905 года либеральный журнал «Новый путь» сделал такое признание: «Русская церковь народна. Она не покидала народа среди всех его унижений и в трудные времена крепостного права была с ним. Она дала его гражданскому терпению религиозный смысл особого жертвенного делания. Она спасла его с одной стороны от бунта, с другой — от отчаяния. Его душевный вопль обратила в молитву... Жажду освобождения вправила в надежду на Бога. Церковь, а не что-либо иное, была главной причиной того, что освобождение от крепостного права было принято народом честно и с достоинством. Ни правительство, ни войско, ни земство, ни наука — просвещение, ни литература — ничто в России так не народно, как церковь. Интеллигенция не видит, не понимает этого. Несмотря на все желания и положительные усилия войти в народ и повести его за собой, она все-таки чужда ему. Рознь между ними не житейская и бытовая, а духовная. Интеллигенция до тех пор не найдет доступа к сердцу народа, пока не уверует в его Христа и не приобщится к жизни церкви».

1990 год.

РУССКАЯ ПРАВДА И ЕРЕСЬ УТОПИЗМА

ВВЕДЕНИЕ

Данный очерк посвящен вопросу формирования идей утопизма в русском обществе под влиянием гностико-каббалистических доктрин, исповедуемых в «первых объединениях» русской интеллигенции — масонских ложах, развернувших в полную меру свою деятельность в конце XVIII в. и сделавших своим центром Москву, по преимуществу — ее университет.

Занятия в ложах включали не только теоретическое усвоение тех или иных сторон каббалы, но и ее практическое усвоение, а также давали в легендах и обрядах, в которых участвовали все ее члены, постижение истин эзотеризма, характерное для мифологии древнего язычества.

Мифологизация мышления глубоко укоренялась в глубинах личности и формировала ту первичную матрицу восприятия и мышления, самую общую систему ориентиров и ценностей, которая неуловимо определяет все направление сознания и деятельности человека, а в конечном счете и самого общества, подвергавшегося такому воздействию.

Эзотеризм масонских лож не мог не сказаться самым решительным образом на всех сторонах культурной жизни русского общества: в искусстве, политике, социальной сфере, религиозной и даже на уровне семьи, личных взаимоотношений в обществе. Деятельность масонов ставила своей целью «создание среды, развитой в моральном и духовном отношении», что привело на практике к созданию общества, целиком враждебного, во-первых. Церкви и самому ее Божественному Основателю Иисусу Христу. И этот аспект есть не культурный, не умозрительный, а самый важный, сущностный, мистический и онтологический. Можно сказать смело, что тот «культурник», который мыслит лишь категориями умозрительными, мыслит, но не живет, ибо не переживает сущности; тот, кто рассуждает, но не погружается в море религиозных истин, никогда не поймет, что жизнь есть не культура, а то, что создает и культуру и саму Вселенную.

Во-вторых, деятельность масонских лож с самого начала была враждебна всему, что имеет характер личного, индивидуального, неповторимого, традиционного.

В конечном счете деятельность лож должна была привести к созданию царства князя мира сего, основанного не на высотах горних идеалов, а на началах чувственности, эгоизма и духовной прелести.

Для создания такого общества на земле требовалось внедриться в имеющуюся структуру власти, воспроизвести форму традиционных обществ, но подменить всю его сущность: поставить на место Церкви Государство, обратить любовь к Богу на привязанность к Родине, но уже без Бога, без Церкви, оттеснив ее на второй план и придав ей характер второстепенный, сделав ее «фактом культуры» или «носителем морали»; то есть из живого, непосредственно от самого Бога идущего источника благодатных сил превратить ее в деяние рук человеческих и психологический фактор утилитарного назначения. С этого шага начиналась «ересь Утопизма». И эта «ересь» была усвоена правящим слоем царской России.

Прелести безблагодатного «патриотизма», «социальной справедливости», порождающей войну всех против всех, идеалов иудейских — «многочадия и многоздравия» (Гегель), как цель всей жизни человека на земле внедрились в сознание с той поры, когда деятельность московских розенкрейцеров в конце XVIII в. привела к созданию обширной литературы антихристианской направленности, к формированию будущей поросли русской либеральной интеллигенции. И вся эта деятельность направлялась и поощрялась верховной властью России.