Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки, стр. 150

Сколько ни читай о благородстве героев романов, благородства не прибавляется в читателе. Ибо правда и сила только в Боге. «Жизнь же во зле, в грехе — есть умирание», — заключает богослов протоиерей Михаил Труханов.

Многочисленные романы, повести и рассказы, как и поэмы и стихи, не сделали нашу жизнь ни лучше, ни добрее. Они дают читателю иллюзию добра и благородства, а не добро и благородство, иллюзию любви, но не любовь...

В пределах обсуждения темы нужности и полезности художественной литературы обычно, при переходе к конкретным именам, ставятся вопросы такого типа: «Как, ты критик, посмел поднять руку на такого-то?! Да знаешь ли ты, несчастный, то такой-то просто святой человек, не говоря о том, что он — гений!» Конечно, в искусстве есть свои гении и свои пигмеи. Но вопрос в другом: а что нам от этой гениальности, что получает наша душа от глубоких переживаний героев и замечательных описаний природы... Вопрос: всякая ли гениальность полезна для человека и общества? Ответ содержится в правильной постановке вопроса. Реальный факт: языковая стихия обществ, выросшая на сочинительской литературе, бедна, отличается скудостью выразительных средств, бедностью образного строя речи. В то же время речь деревенских жителей богата и образами, и точностью определений, и глубиной сравнений. Деревенский, простонародный язык богат — городской беден и примитивен. А ведь, кажется, должно было бы быть наоборот. Пушкинский язык один чего стоит. Увы, не стоит и одной копейки в сравнении с простонародным.

Общества, которые замещают религию художественными произведения, духовно мертвы, бесхребетны и безвольны. Мы часто путаем, к тому же, воспитание и образование. Светские науки, искусства наполняют человека миллионом ненужных сведений, рассеивают его волю и погружают мысли в атмосферу подражательности и испуга перед самим собой. Религия же в первую очередь воспитывает человека и нацию, делает личность цельной.

Совершенно очевидно, что в сущности, невозможно совместить мирское и духовное. И если многие из нас пытаются это сделать, то только потому, что мы малодуховны и тешим себя надеждой, что несмотря на все предупреждения Спасителя, можно служить и Богу и маммоне. И так хорошо пребывать сразу на двух стульях! Но это пустая надежда.

Не следует себя мучить вопросами, заданными умом праздным и мирским, вроде, нужен ли нам Пушкин или Лермонтов? Протоиерей Михаил Труханов отвечает так, в целом:

«Из сказанного о сочинительской литературе напрашивается вывод: не читать вовсе». Если же это невозможно, то нужно последовать совету Василия Великого: «к юношам о том, как получить пользу от языческих сочинений: брать то, что «нам свойственно и сродно с истиной, остальное будем проходить мимо». Василий Великий далее советует «оберегать душу, чтобы, находя удовольствие в словах, незаметно не принимать чего-нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества».

Мы воспитаны на Пушкине и Лермонтове, Гоголе и Чехове, как поколения древних римлян и греков перед явлением Христа были воспитаны на Вергилии, Гомере, Феокрите, на Платоне и Аристотеле. Но есть разница. Те творили до пришествия Христа, мы же находимся в состоянии отпадения от Христа, апостасии. Они не имели явленной Истины, мы же отрекаемся от Нее ради игрушек языческого мира. Но те, древние, в лице своих лучших представителей стремились искренне к Ней, мы же столь же искренне от Нее отрекаемся ради похотей примитивного бездуховного ума, ради удовлетворения своих греховных наклонностей. Есть разница? Есть, и принципиальная.

Так что же такое светская «культура»? Ответ на этот вопрос представляется очевидным: это есть человекобожеская религия, отвергающая Истины Христова учения и видящая бессмертие только в делах коллективного человека, который «все может САМ». Это «религия Труда и Этики», религия «чисто человеческая». Но последние определения принадлежат масонству, которое именно так определяет свое учение. Культура — это культ поклонения Человеку, в котором все свято и греха нет. Это культпоклонения коллективному человеку, в котором отдельные персоны складываются в общества. Она, «культура», основывается на теософской мысли, что сам Бог осуществляет Себя только через дела человеческие. Тогда человеческое общество в лице «избранных» есть становящийся Бог. Вот, собственно говоря, религиозная подкладка слова «культура». Но эта религиозность «чисто человеческая», потому что такой «бог» — безличный и какой-то неполноценный.

Прежде, чем кого-то в чем-то убеждать, надо правильно расставить точки над «i». Хочется думать, что автору в какой-то мере это удалось.

Перед каждым из нас — или... или. Третьего не дано.

1997 г.

«КУЛЬТУРА» КАК ОРУДИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО РАЗРУШЕНИЯ

I

«...Но вместе с тем на нем, как редко на ком, сказалось то странное воздействие, которое оказывало в России воспитание. Воспитание всегда вырывало у нас человека из почвы, и, смотря по положению его, отчуждало его либо от среды, либо от родины. Григорий Петрович, как многие в то время, был тем менее русский, чем более культурен. (...) С сильной художественной складкой, исключительно одаренный... он не был создан ни для чего, что требует корней; он был не нужен родине, как остался не нужен своей семье». (Князь Сергей Волконский, «Мои воспоминания», М., 1992 г., т. 1, ее. 383-384).

Когда-то, в начале XX века, когда общественная жизнь России вышла из своих патриархальных берегов и раскололась на враждебные лагери, возникли впервые не только революционные партии и левые органы печати, но и правые. Возникли левые и правые политические движения. Появились впервые люди, назвавшие себя националистами. В отличие от монархистов и их массовых организаций, число националистов всегда было незначительным и какого-то существенного влияния на ход политической борьбы они не оказывали. В III Государственной Думе их число не превышало двух-трех десятков. В IV Думе они составляли уже значительную фракцию — 88 человек. Но за стенами Думы их было немного. Это были небольшие группы из журналистов, профессоров университетов и политических деятелей. В народ эти националисты не пошли и сама их доктрина была создана не для простонародья. На слух русского человека то, о чем толковали русские же националисты, воспринималось как чисто заморская и даже едва ли не барская выдумка, с революционным душком. Что и имело место в действительности.

В резкой полемике с националистами находились все органы черносотенной, то есть монархической печати. Что, быть может, и есть самое интересное. Кратко излагая суть проблемы, нужно сказать следующее. Националисты из известной триады — «Православие, Самодержавие и Русская народность» — сделали свою триаду — русская народность, парламент, конституционная монархия по английскому варианту. Русская народность должна была стать господствующей. Это на первом месте. Политическая, кадровая политика правительства должна предоставить русским определенные преимущества в системе административного аппарата и других областях государственной и общественной жизни. Поскольку только западный тип цивилизации способен обеспечить государству и народу процветание, то следует тихо, но неуклонно двигаться в сторону Запада, пример чему подавали и сами правительственные решения тех последних лет: разрешение политических партий, общественных организаций (1906 г.), утверждение в стране думской монархии, то есть парламентской, фактическая отмена цензуры, открытые границы с Западом и прочее в том же духе...

На практике это привело к тому, что фракция националистов в Государственной Думе четвертого созыва быстро вошла в стачку с самыми левыми партиями, стала инициатором Прогрессивного блока и приняла самое активное участие в свержении самодержавия. Некоторые из националистов еще до того пошли на содержание сионистско-кадетского комплота, активно стали выступать в защиту «избранного и гонимого» еврейского народа, не отказываясь от звания умеренных монархистов и националистов. Пример тому — известный последователь Каина и Иуды, этих подвижников прогресса и демократии, В.В.Шульгин. Вечно шатающийся в своих воззрениях, хотя и талантливый и очень симпатичный лично, М.О.Меньшиков на своем примере доказал, что сам по себе русский национализм идейно пуст, бесхребетен, неплодотворен и из него ничего, кроме набора пустых, громких и красивых фраз, выжать невозможно [70].