Кирпичные острова, стр. 9
– Жалко, – бормотал Толик, – рано выгнали… Торту бы хоть попробовать… А то все сами съедят.
Кешке было стыдно перед ребятами. «Вот пригласил друзей на свой собственный день рождения…» Он вздыхал, думал, чем бы занять своих гостей, наконец предложил:
– Пойдемте в кухню, там у нас лампочка шипит.
Лампочка на самом деле шипела. Вернее, она тихонько звенела, потрескивала и еще как будто произносила все время букву «С». Так: «С-с-с-с!..»
– Ни у кого такой лампочки нет, – похвастал Кешка. – Мишка, скажи, почему она такая?
Мишка задрал голову, начал кружиться под лампочкой. Он глубокомысленно хмыкал, щурился, чесал нос. Потом заявил:
– Наверно, в нее воздух проходит. Дырка, наверно, есть.
– Лампочка с дыркой не загорится, – возразил Толик. – Из нее электричество выскакивать будет.
Мишка хотел что-то растолковать Толику, но в эту минуту в кухню вошла мама.
Лицо у нее было уже не сердитое. Она обхватила ребят руками.
– Ладно, будет дуться. Идите в комнату. Никто бы вашу игру не съел… Идите, я вас тортом накормлю.
– Не пойдем мы в комнату. Нам здесь веселее, – сказал Кешка.
Мама погрустнела, улыбнулась растерянно.
– Ладно, тогда я вам сюда торта принесу.
Она принесла им три больших куска с кремовыми загогулинами, бутылку лимонада и конфет.
Ребята уселись к тетиному Люсиному столу. Они ели торт и конфеты.
Потом в кухню выбежала тетя Люся.
– Ну, как вы тут?.. Торт едите?.. Хотите, селедочки принесу? После сладкого селедка очень хорошо. Хотите? – И, не дожидаясь ответа, убежала.
Селедка после торта и конфет оказалась действительно очень вкусной. Ребята ели селедку и слушали, как шипит лампочка.
– Я догадался, почему шипит, – вскочил вдруг Мишка. – Контакт слабый… У нас однажды такое было. Отец сразу починил.
– А ты можешь? – спросил Кешка.
– Пустяки, делать нечего… Давайте табуретки и ножик.
Мишка подставил под лампочку табурет, взгромоздил на него другой и с помощью товарищей взобрался наверх. Схватился за лампочку, отдернул руку.
– Фу-у… Горячая…
Кешка подал ему тряпку.
Мишка обмотал тряпкой лампочку, повернул – и в кухне стало темно. Лишь на потолке желтым облачком покачивался отсвет уличного фонаря. Мишка засунул лампочку в карман вместе с тряпкой.
– Теперь нож давайте!..
Кешка приподнялся на цыпочки, вложил в Мишкину ладонь широкий кухонный ножик.
– Сейчас… Сейчас… – бормотал Мишка. – Контакт отогнем – и все. Без звука работать будет. Как надо… – Мишка сунул ножик в патрон. Посыпались голубые искры. Раздался сухой треск. Мишка вскрикнул, выронил нож, пригнулся – и потерявшие равновесие табуретки загремели на пол. Все это случилось в одну секунду.
Мишка лежал у стола, за которым они только что ели торт и селедку. Он удивленно кряхтел, растирал ушибленные бока, тряс рукой.
А в коридоре уже раздавались голоса:
– Что случилось?! Почему свет погас?! Замыкание, наверно… Всегда, как только люди соберутся, как только за стол…
В кухню вбежали дядя Боря и мама. Дядя Боря чиркнул спичку.
– Конечно, замыкание!.. Видите, они что-то с патроном сотворили.
Ребята поднимали Мишку. Он шепотом оправдывался:
– Эх, забыл выключатель повернуть!..
В кухне уже горела свеча.
– Что вы наделали? – допытывалась мама. – Где лампочка?..
– Вот она… – Мишка вытащил из кармана тряпку. На пол посыпался звонкий стеклянный дождь.
– Осторожнее! – бросилась к нему мама. – Неужели вы спокойно сидеть не можете?..
– Мы ее починяли, – бормотал Кешка. – Чего она шипит? – А про себя Кешка думал: «Ну вот, всегда, как только новую жизнь начнешь, все не так получается…»
Мамин сослуживец и еще один знакомый полезли ввинчивать пробки. А тетя Люся стояла посреди кухни и возмущенно отчитывала Кешку:
– Что это у тебя за мода, не понимаю… Людей пригласили на день рождения, а ты свет портишь.
– Ну, ничего страшного не произошло, – убеждала ее мамина сослуживица. – Они ведь дети еще.
Кешкина мама стояла у плиты, смотрела на притихших ребят.
Мишка и Толик подталкивали Кешку в бока: извинись – и дело с концом.
Но мама не стала ругать Кешку. Она даже потрепала его по голове. Она, наверно, простила ему: ведь у Кешки был день рождения, а в этот день наказывать ребят не принято.
КОПИЛКА
Круглый Толик был невысок и, мягко выражаясь, полноват. Стриженная под машинку голова очень напоминала волейбольный мяч, к которому прилепили вздернутый любопытный нос, приладили шустрые глаза и два чутко оттопыренных уха. Ребята любили его за доброту, за незлобивый, покладистый характер.
Родители Круглого Толика были геологи. Еще прошлой осенью они уехали в Казахстан, в пустыню – искать олово. Толик просил: «Возьмите меня…» Но родители отвечали, что не могут этого сделать: живут в очень трудных условиях. И вот этим летом, когда почти все население двора разъехалось по дачам и пионерским лагерям, родители все-таки забрали его к себе в пустыню, и правильно сделали, потому что с Толиком приключилась беда.
Беда стала подкрадываться с того самого дня, когда в доме появилась тетя Рая. Тетя Рая – старшая сестра Толикова отца; ведь, как ни говори, оставлять мальчишку одного – рискованное дело.
Родители уехали. Тетя Рая сразу же навела в доме свои порядки. Она постелила всюду вышитые салфеточки, расставила на книжных полках фарфоровые безделушки, которых навезла с собой великое множество. На письменный стол, где Толик готовил уроки, тетка водрузила большущую толстобокую собаку с прорезью на спине.
– Зачем мне такое чучело? – отпихнул собаку Толик.
Тетя Рая возмутилась.
– Как тебе не стыдно?.. Я украсила комнаты художественными изделиями, а ты недоволен. На что была похожа квартира?.. Сарай! Никакого уюта!..
– Я не про уют говорю… Я про собаку, про вот эту, – Толик ткнул пером в блестящий собачий бок.
– Что ты делаешь? – Тетя побледнела… – Это английский фаянс!.. – Она беззвучно пошевелила губами, потом показала на прорезь острым, как карандаш, пальцем.
– Вот сюда ты можешь класть свои деньги… А если ты будешь хорошо учиться и слушать меня, я тоже стану опускать в твою копилку монетки. – На тетиных губах восстановился прежний синеватый оттенок; она даже улыбнулась чуть-чуть. – Когда копилка будет полная, купишь себе какую-нибудь хорошую вещь. Копилка очень организует детей.
Тетя Рая проследовала на кухню готовить обед, и лицо у нее было такое важное, словно она прочла лекцию в университете.
Толик долго сумрачно пыхтел, двигал ежиком на голове, наконец выкрасил собачий нос фиолетовыми чернилами. А во дворе пожаловался ребятам:
– Собаку какую-то мне на стол поставила… Уродину.
– Да пусть стоит, не ругаться же с теткой из-за собаки, – посоветовал обстоятельный Мишка. – Кормит-то она тебя как?
– Кормит хорошо, вкусно, – признался Толик.
– Не дерет?
– Нет.
Ребята решили, что с такой теткой жить можно. А если начнешь с ней ссориться, – напишет родителям, чего доброго.
Тетка серьезно взялась за воспитание «бедного мальчика». Она проверяла у него уши после мытья. Заставляла подвязывать салфетку за обедом. Не разрешала класть локти на стол и свистеть. С этим бы Толик смирился. Но тетка запретила ему громко петь, бегать по коридору и, самое унизительное, прикалывала к его воротнику белый шелковый бант. Толик, выходя гулять, еще на лестнице снимал его и прятал в карман. Тетя запретила Толику говорить: «Мишка, Кешка».
Каждый день тетя проверяла Толиков дневник. Толик учился вполне прилично. Двоек у него никогда не было, тройки изредка попадались. Зато за каждую хорошую отметку тетя Рая опускала в копилку двухкопеечные монеты. За четверку – четыре, за пятерку – пять. Делала она это важно и со вкусом. Медленно выпускала монетки из пальцев и прислушивалась к звуку, который они рождали в темной глубине фаянсового уродца. А когда Толик принес табель за первую четверть, тетя подняла копилку и потрясла ее около Толикова уха. В животе у собаки глухо зазвенели монеты. Тетя улыбнулась значительно и поставила собаку на место. Толик подождал, пока тетя вышла в кухню, и принялся шарить в своем столе, в карманах, даже в старом папином пальто, которое висело на вешалке в коридоре. Он разыскал несколько медяков, немного серебра, бумажный рубль и запихал все эти деньги в копилку. Поднял ее и потряс, как тетя, около уха. Ему показалось, что монеты звякнули веселее и громче.