Подумай дважды (СИ), стр. 23

Он выглядел счастливым, хотя его болезнь прогрессировала. Мама Кеши переступила через собственную гордость и поговорила с невесткой по душам, но та порекомендовала не делать из молодого мужчины инвалида, поделилась с изумленной женщиной подробностями сексуальной стороны их жизни и под конец потребовала денег. В этот день Кеша впервые застал мать с заплаканными глазами.

Второй раз это случилось тогда, когда умер Савелий. Внезапная остановка сердца. Мать во всем обвинила Эллу. Очень скоро родители выехали из страны, а потом Элла сообщила, что беременна и ожидает сына. Это смягчило Грибовых. Отец позвонил Кеше и попросил его сделать для невестки все возможное. Он давно мечтал о продолжении рода Грибовых. Кеша не мог отказать отцу.

Он всегда чувствовал себя в больнице не в своей тарелке. В приемном отделении Кешу попросили подождать, и он долгий час мерил шагами длинный безликий коридор и вздрагивал от криков периодически прибывающих рожениц. Наконец к нему подошел молодой уставший доктор и поинтересовался:

— Вы — Грибов?

— Да.

— Элла Грибова — ваша жена?

— Невестка. Она вдова.

— Понятно. А других родственников у нее нет?

— Она никогда о них не рассказывала. — Поймав удивленный взгляд доктора, Кеша развел руками. — Так получилось.

— Роды проходили тяжело, но мальчик здоров. Четыре килограмма двести граммов. К сожалению, роженица без сознания. Подробности будут позже.

Глава 17

Дни проходили в хлопотах. Дочь нуждалась в ее внимании, как никогда. Симе не хотелось, чтобы девочка чувствовала себя заброшенной, поэтому все больше времени проводила с ней. Однажды Юленька увидела по телевизору конкурс юных пианистов и заявила о своем желании учиться играть. Серафима купила ей фортепьяно и нашла хорошего учителя музыки. У девочки оказался неплохой слух, и, по мнению пожилой пианистки, она подавала надежды. Но на первых порах Симе пришлось присутствовать на всех занятиях дочери.

С каждым днем она все сильнее мечтала получить развод, чтобы иметь возможность распоряжаться собственной жизнью, но Иннокентий не торопился подписывать документы. Видимо, все еще надеялся, что Сима передумает. Она же не желала больше обманываться. Ее брак с Грибовым не сложился и с этим уже ничего нельзя поделать. Даже если она заставит себя простить его, то точно больше не сможет лечь с ним в одну постель. Без этого их совместная жизнь станет похожей на существование соседей. Симу такое положение вещей не устраивало.

На работе все шло своим чередом. Встречи с журналистами, редактором, известными людьми, согласившимися дать интервью женскому журналу, в свою очередь тоже отнимали не так уж мало времени. Это вполне устраивало Симу. Оставались ночи. Они оказались для нее самым тяжелым временем суток.

Ей снился Егор. Чаще всего это были юношеские воспоминания. Но иногда в ее грезах появлялась квартира Бритта, и она — на его огромной кровати. Неподвластные влиянию сны, как правило, не заканчивались поцелуями, продолжаясь страстно желаемой мукой соединения. Иногда Сима просыпалась среди ночи и еще долго лежала под впечатлением от увиденного, настолько вымысел разума походил на действительность. Станут ли когда-нибудь ее сны реальностью? С каждым днем та становилась все более далекой и неосуществимой.

Вспомнив о своем обещании Лоре, Серафима решила сходить к Амориной. Она нуждалась в совете и надеялась, что психолог ей хоть чем-то поможет. В любом случае, стоило попробовать.

Входя в приемную, Сима столкнулась в дверях с женщиной. Она не сразу узнала ее. Лишь когда та обронила сумочку, и Серафима наклонилась, чтобы помочь, то поняла, что перед ней дальняя родственница, с которой они после смерти мамы Серафимы очень редко встречались.

— Марьяна?

— Здравствуйте, Серафима.

Сима присмотрелась и поняла, почему не сразу узнала ее. Марьяна очень похудела за последнее время. Если верить словам ее мужа, она постоянно болела. Возможно, и так, но не слишком удачно замаскированный тональным кремом синяк на скуле настораживал, как и дерганые движения в стремлении женщины поскорее покинуть это место, и желательно неузнанной.

— С вами все хорошо? Помощь не нужна?

— Нет, все в полном порядке. — Вымученная улыбка, как и бравурный тон, странно выглядели на измученном лице. — Я здесь случайно. Зашла не в ту дверь.

Сима кивнула, делая вид, что поверила, и посторонилась, пропуская Марьяну к выходу.

— Всего доброго.

— Да. Конечно. И вам.

Она все еще думала о неожиданной встрече, когда ее пригласили войти.

— Я рада, что вы решились.

Татьяна Аморина по-мужски пожала ей руку и предложила присесть в удобное кресло.

— Неужели настолько заметно, что я нуждаюсь в помощи психолога?

— Окружающим, возможно, и нет. Но специалисту и тем, кто близко с вами знаком, безусловно. К тому же вы — здесь. Значит, проблема существует.

— Вы правы.

— Тогда говорите.

— С чего в таких случаях начинают?

— Это не существенно. Возможно, с наболевшего?

— Пожалуй.

Незаметно для себя Сима рассказала все, что случилось со дня ее замужества, с каждым словом вытаскивая из тайников мысли, желания, мотивы поступков — все, из чего складывалась ее семейная жизнь. Она умолчала только об одном — о своих отношениях с Егором. Об этом она не смогла рассказать.

Аморина не перебила ее ни разу, лишь в самых трудных местах легко похлопывала по руке, побуждая продолжать. Когда Сима закончила повествование, ей стало немного легче. В то же время она чувствовала себя обнаженной, почти вывернутой наизнанку. Даже Лоре она не рассказывала так много и подробно, опасаясь остаться непонятой, что уж говорить о других.

Некоторое время в кабинете царила тишина. Затем Аморина поднялась и спросила:

— Вы пьете зеленый чай?

— Да.

— Составите мне компанию?

— С удовольствием.

Татьяна попросила секретаря заварить для них чай и снова устроилась напротив Симы.

— Знаете, с чего вам стоит начать?

— С чего же?

— Полюбите себя, Серафима.

Егор направлялся в больницу. Он ходил сюда, как на работу. В отличие от последней, посещения Вероники с каждым днем становились все более тягостной повинностью.

Он заставлял себя приходить сюда, улыбаться и каждый раз делать вид, что понимает ее, когда слышал на прощанье: «Я еще плохо себя чувствую. Для нас с ребенком лучше перестраховаться и задержаться здесь». Врачи лишь пожимали плечами и говорили, что угрозы выкидыша сейчас нет, но они могут подержать ее в больнице еще некоторое время — для перестраховки.

Хуже всего он переносил встречи с Антониной Измайловой. Егор почти ничего не знал об этой женщине до того момента, как она появилась в аэропорту, бросилась на носилки, где лежала Вероника, и запричитала: «Моя бедная исстрадавшаяся девочка! Что же с тобой приключилось?!»

Она выставила из машины «Скорой помощи», приехавшей чтобы доставить Веронику в больницу, санитара, и Егору пришлось подвозить мужчину на такси. За время поездки мать Ники так достала доктора, что по прибытию на место назначения женщина не выдержала и сделала Антонине замечание: «Прекратите нервировать дочь. Ей это вредно».

Странно, что Веронике так долго удавалось скрывать от него настолько неприятную особу. Бритт знал, что она существует — живет в одной из многоэтажек в новостройках и работает директором детского сада, но никогда ее не видел. Вероника напомнила ему о ней, когда захотела отправиться домой.

Антонина Измайлова оккупировала палату дочери, терроризируя медработников и требуя для Вероники самого лучшего. За деньги Бритта, естественно. Когда он собирался нанять для Ники сиделку, ее мать заявила, что лучше нее никто не присмотрит за бедняжкой. Женщину, конечно, можно было понять, если бы не маниакальное желание руководить процессом и уверенность, что беременность нужно пережить в больнице.