Подумай дважды (СИ), стр. 20

— Зачем… — Сима судорожно вдохнула и продолжила, — Зачем ты сказал это? Все и так сложно!

— А когда? Я и так молчал слишком долго. — Он поцеловал ее, отчаянно и жадно. — Скажи только слово и я…

— Оставишь ее?

Бритт закрыл глаза. Его лицо исказилось, словно от боли.

— Не совсем. Не сразу. Все не так просто. Я рос без отца, и знаю, что это такое.

Сима заставила себя сдержаться. Хоть сердце ныло, но она все же сказала:

— Тогда, чего ты хочешь от меня? Чтобы я сказала: брось ее? Оставь эту женщину и женись на мне? А через какое-то время ты возненавидишь меня за это? Или ты хочешь, чтобы я тебя отпустила?

— Сима, не делай этого с нами. Попытайся меня понять.

К ним подошел Маркитан и угрюмо высказался:

— Егор, имей совесть. За стеной лежит женщина, беременная твоим ребенком.

— Уйди, Виктор. Не мешай нам.

Маркитан покачал головой, но отошел в сторону.

Она смотрела в любимое лицо, и видела, что Бритт по-настоящему страдает, но все равно сказала то, что считала нужным.

— Егор, в этот раз решать придется тебе. Подумай хорошенько, чтобы потом не жалеть.

Ей хотелось коснуться его еще хоть бы разочек, но она повернулась и направилась к лифту. Ноги Симы подгибались, но она шла, расправив плечи.

Во всяком случае, до такси ей хватит на это сил.

Глава 15

— Сим, может сходишь к психологу? У тебя же есть знакомая. Забыла, как ее зовут.

Сима всхлипнула, вытерла ладонью набежавшие слезы и пробормотала:

— Аморина.

— Какая у тебя, все-таки, удивительная память. Я ничего не могу запомнить. Все записываю. Шпаргалки валяются по всей сумке. Придется завести секретаря. Как думаешь, Феликс променяет тебя на меня?

— Спроси у него. Я разрешаю. Знаешь, некоторые вещи хочется забыть.

Лора погладила ее по голове, как маленькую девочку.

Сима приехала к ней домой прямо из больницы. Счастье, что подруга оказалась дома. Серафима бросилась ей на шею и, рыдая, рассказала о беременности Измайловой, признании Егора, собственных чувствах. Серафима говорила и говорила, запинаясь и глотая слезы, а они лились потоком, как из неисправного крана. Она и чувствовала себя такой — сломанной и разбитой, но окончательно не сломленной. Сима не могла себе этого позволить. Она нуждалась в передышке, чтобы прийти в себя и показаться перед дочерью если не в благодушном, то хотя бы в спокойном состоянии.

Лора отвела ее в комнату и усадила на диван, умудрилась прижать высокую подругу к груди. Так они и сидели некоторое время — рядышком, обнявшись, как в юности. Только сегодня не Лора изливала душу неизменно уравновешенной Симе. Наоборот, взбалмошная и хронически несобранная художница стала для Серафимы жилеткой для слез.

— Нет, лучше помнить. Представь, когда-то, через много-много лет, мы с тобой станем старыми перечницами… — Из горла Симы вырвался смешок. — Уже смеешься?

— Это случайность. — Пробормотала она, шмыгая носом. — Вырвалось. Просто не хочу становиться перечницей.

— Ну, ты, вероятнее всего, и не станешь, но я — так точно. Не перебивай меня. Я и сама собьюсь. Ты же знаешь, мои логические цепочки обычно слишком запутанные. Так вот, ты придешь ко мне в гости, мы сядем на лавочку во дворе…

— Почему я к тебе? Может, ты ко мне?

— Возле твоего особняка нет «старушечьих» лавочек.

— Понятно.

— Дай договорить. — Лора толкнула ее плечом. Сима в ответ сделала тоже. Они улыбнулись друг другу, вспомнив студенческие годы. — Уже лучше. Это мне нравится. О чем я говорила?

— О старушках.

— Точно. Вокруг нас будут бегать малыши, ворковать голуби, греться на солнышке кошки, а мы станем их ругать и вспоминать — заметь, только о хорошем.

— О детях.

— Да, о детях обязательно. А еще о любви.

Сима повернула голову к подруге.

— Ты о Федьке?

— Ладно. О нем тоже. Он в молодости неплохо смотрелся. Теперь, конечно, так не скажешь, глядя на его куцую бородку и с каждым годом увеличивающуюся плешь. Ведь горел же когда-то между нами огонь. Полыхал так, что мы неделями к ряду из спальни не выходили. Куда только подевалось все?

— Не горюй. Встретишь еще кого-нибудь. На свою голову.

— А как же, обязательно. И снова любить буду. Невозможно без любви жить. Никак. Разве это жизнь? Хотя бы верить в нее надо.

— Оптимистка ты. Завидую.

— Это я тебе завидую. Бриттов тебя так сильно любит!

— Давай не будем о нем. У него теперь есть кого любить.

— Ты о ребенке? — Сима промолчала. — Его обязательно будет. Такие как он, свою кровинку не бросают. А вот Измайлову… Знаешь, может он и сможет ее полюбить, если, конечно, женится, но только как мать своего малыша.

— Этого вполне достаточно для счастья.

— Да? Что же, тебе виднее. Вон ты сколько времени с Кешей выдержала.

— Не начинай. Скорее бы развестись. Видеть его не могу. Может со временем легче станет. Но сейчас… Тошно мне.

— Перемелется, мука будет. Давай, подруга, хлебнем мы по чашечке кофе с коньячком?

— Не хочу кофе.

— Тогда коньячок. Вместо валерьянки.

— Мне нужно домой трезвой прийти, а то Грибов неожиданно нагрянет, увидит меня в неподобающем виде и отсудит Юлю.

— Не отсудит. Твой папочка ему как… объяснит, он сразу и отвалит. Кеша перед ним трясется, как осиновый лист. Симаков, наверное, всю эту кутерьму не слишком одобряет?

— Ты себе даже не представляешь.

— И не хочу. Но он свое не отдаст. Короче, если Иннокентий надумает Юльку к рукам прибрать, развод ему медом покажется.

— Уговорила. Давай кофе.

— Вот и ладненько. Глазки высохли, можно наложить свеженький макияж, и станешь похожей на Меган Фокс. Кстати, портфолио не хочешь? У меня есть знакомый фотохудожник. Любимым подругам — скидки.

— Лучше кофе. Не помню, когда в последний раз так ревела.

— Полезное дело, но не решение проблем. Сходи-ка ты к своей Амориной. Она тебе все по полочкам разложит. Аутотренинг и прочая ерунда. Говорят, помогает.

— Я подумаю.

— Знаешь, у меня тут мысль мелькнула. Может, Измайлова специально забеременела? Знаешь, как это бывает.

— А потом истязала себя работой до обморока? Вряд ли. Я уже размышляла над этим. Думаю, произошла выгодная для нее случайность. Хочется ее ненавидеть, но не могу.

— Святая Серафима. О себе бы лучше думала.

— Обязательно схожу к психологу. Обещаю.

Дверь Егору открыла пожилая женщина. Он подумал, что ошибся домом, но потом заметил девочку в глубине прихожей. Она держала в руках куклу и смотрела на него большими серыми глазами.

Маленькая копия Серафимы. Он видел ее дочь впервые и удивился внешнему сходству. В этом маленьком совершенстве он не заметил ничего от Грибова, и это странно радовало. Бритт с трудом оторвал от нее взгляд.

— Здравствуйте. Могу я видеть Симу? Госпожу Симакову?

Строгий взгляд женщины прошелся по нему, как ультразвуковой датчик.

— Ее нет.

Куда она пропала?

Егор уже посетил офис журнала, пытался раздобыть телефонный номер ее подруги, но пока не получил результата. Возможно, она дома и просила ее не беспокоить? Вряд ли. На Симу это не похоже. Она не стала бы прятаться от него. Хотя, теперь он уже ни в чем не был уверен.

— Возможно, она звонила и сказала, когда будет?

— Нет.

Кажется, от этой женщины ему ничего не удастся добиться. Она точно не предложит ему подождать хозяйку дома в гостиной. И правильно сделает. Он знал, что Иннокентий перебрался в родительский дом, а это значит, что женщины живут одни. Нечего пускать в дом незнакомцев.

Несмотря на то, что ему нестерпимо хотелось видеть Симу, Егор вежливо кивнул и попросил:

— Передайте, пожалуйста, Серафиме, что заходил Егор Бриттов.

— Передам.

Он еще раз посмотрел на серьезную девочку, не спускающую с него глаз, и слегка поклонился.

— Всего хорошего. Извините, что побеспокоил.