Ностальгия по чужбине. Книга вторая, стр. 32

— Возможно, — кивнул Махович. — Тем не менее, полковник Теккер не видит иной возможности удовлетворить ваши требования за более короткий срок… — подполковник решительно мотнул головой, словно подтверждая свое полное согласие с начальником. — Его решение окончательно, молодой человек. Постарайтесь понять: в американской армии не принято торговаться. Здесь или выполняют приказ или не рассматривают его вообще…

Луиджи что-то пробормотал себе под нос по-итальянски, затем откинул большим пальцем левой руки крышку мобильного телефона и набрал комбинацию из девяти цифр. Телефонный разговор на итальянском длился несколько минут, причем врач, преимущественно, слушал, ограничиваясь короткими «да, сеньор!».

— Хорошо… — Луиджи щелкнул крышкой мобильного телефона и спокойно кивнул. — Я принимаю ваши условия. Ровно три часа. Сообщите также вашему командиру, что я знаю в лицо человека, о котором идет речь. Следовательно, вам лучше с самого начала отказаться от затеи подставить вместо него кого-нибудь другого. Если по истечении трех часов вертолет, в котором буду я, этот человек и вы, подполковник, не поднимется в воздух, мы с вами погибнем…

— Сопляк! — медленно процедил Джон Махович. — Фанатичный и глупый мальчишка!..

— В отличие от вас, сеньор Махович, у меня нет серьезных причин испытывать к вам презрение, — сдержанно улыбнулся Луиджи. — А потому сочту за честь отправиться на встречу с Господом в компании с вами, подполковник. В каком-то смысле для меня это даже честь…

8

Спать Николаю дали не больше часа. Ему снились пустыня — вся в желто-волнистых барханах, в точности, как «Белом солнце пустыни». Разница заключалась только в том, что на вершинах барханов почему-то густо росли березы. Совсем молоденькие, словно их высадили только что, специально для Николая. Это было настолько неожиданно, что он, по щиколотки увязая в зыбучем песке, поднялся на один из холмов и, убедившись, что это не мираж, щекой прикоснулся к дереву. Ощущение было неожиданно приятное, с каким-то эротическим вкраплением. Словно его погладила чья-та атласная, чуть влажная ладонь…

— Stand up!

Николай медленно открыл глаза. Оттаявшая бутылка с колой лежала рядом, на подушке, и приятно холодила щеку.

Склонившийся над ним коренастый здоровяк в синей куртке-безрукавке, надетой поверх форменной армейской рубашки, тряс его за плечо.

— What happened? — недовольно буркнул Серостанов и вновь закрыл глаза. Ему хотелось вернуться в прерванный сон. — I'm sleeping!

— Let's go!..

В кабинете Моти Проспера за время его отсутствия ничего не изменилось. Даже клубы сигаретного дыма не утратили своей непроницаемой плотности.

— Хоть немного поспали? — в голосе израильтянина звучала искренняя забота.

— А вы?

— О, я уже старый человек, — улыбнулся Проспер. — В этом возрасте чем меньше спишь, тем меньше хочется.

— Что-то случилось? — Николай недоверчиво посмотрел на израильтянина.

— Случилось! — охотно кивнул Проспер. — Представьте себе. И очень славно, что случилось. Очень даже славно все получается…

— О чем вы?

— Я вот думаю… — Проспер сделал небольшую паузу для процедуры прикуривания очередной сигареты. — А если, господин Серостанов, ваши боссы в ГРУ, все-таки, не имеют отношения к этой операции? Если сирийцы спланировали ее сами, на собственный страх и риск? Технически это вполне реально…

— Отвечу вашим же вопросом, — Николай потер веки, стараясь сбросить с себя последние остатки прерванного сна. — Зачем сирийцам портить отношения с Москвой? Знаете, за такие фокусы в военной разведке…

— А за какие, собственно, фокусы? — Густые брови Проспера резко сошлись на переносице. — Вы же не знаете, как именно сирийцы собираются обставить сцену передачи пленки в лагере «Хезболлах».

— А вы уже знаете?

— Представьте себе на секунду, что именно в этот момент там высаживается десант израильских коммандос. Перестрелка, взрывы, паника… Естественно, несколько убитых, с десяток раненых… По такому случаю, господин Серостанов, в вас и араба, которому вы передадите пленку, всадят по паре очередей из «узи». Так сказать, для достоверности происшедшего, — ухмыльнулся Проспер. — Понятно, что кассета исчезнет, зато трупы и парочка взорванных строений будут сняты на видеопленку, которая уже через сутки будет прокручиваться в Москве. А теперь скажите: какие претензии русские могут предъявить своим арабским союзникам? Какой ущерб они нанесли советской военной разведке? Не уберегли ее агента? Так на войне как на войне, всякое бывает. Не сумели сохранить для советской военной разведки секретную посылку? Все верно, не сумели. Но, во-первых, они о ней и знать не знали, а, во-вторых, ситуация-то — форсмажорная! Причем реальная, невыдуманная. Израильтяне частенько треплют лагеря арабских боевиков. Это, так сказать, наша региональная повседневность, господин Серостанов. Так что, никаких серьезных подозрений эта история в Москве вызвать не должна. Разве что, неприятный осадок…

— Да, но через какое-то время пленка будет использована, — возразил Николай. — Причем с широкой оглаской…

— Опять-таки, прямых доказательств, что это дело рук сирийцев или какого-нибудь другого арабского союзника Москвы, у ваших начальников, Серостанов, не будет. Да и к чему вообще разбираться, если конечный результат этого недоразумения — мощная волна антиизраильских настроений в мире и высокая вероятность полномасштабной войны на Ближнем Востоке — русских в принципе устраивает? Нигде ведь не будет сказано ни слова о советской военной разведке. Все замкнется исключительно на регионе. И последнее обстоятельство окончательно отобьет у ГРУ желание разобраться в причинах…

— Здорово! — Николай покачал головой. — Действительно, красиво получается…

— Ага, — Проспер потянулся и с наслаждением хрустнул пальцами. — Если бы еще знать, что с этой красотой делать…

— О чем это вы?

— У вас есть родители, господин Серостанов? — без всякой связи спросил Проспер.

— Есть, конечно.

— Молодые?

— Ну, относительно… — Николай пристально смотрел на израильтянина, силясь понять, куда он клонит. — Отцу шестьдесят один, матери — под шестьдесят…

— Еще молодые, — улыбнулся Проспер. — А моей маме — восемьдесят восемь. Она практически безвылазно дома — старая, больная женщина, доживающая свой век… Единственная ее отрада на старости лет — это, представьте себе, не дети, не внуки с правнуками, а кроссворды! Она разгадывает их сутками, по двадцать-тридцать штук в день, благо, все родственники и знакомые тащат их ей отовсюду. Так вот, в редкие минуты, когда у мамы бывает хорошее настроение, она победоносно подсовывает мне гигантскую простыню этих черных и белых квадратиков и говорит: «Нет, ты только посмотри, Моти: я решила эту махину всего за двадцать минут! Кому бы рассказать, какая я умная?!..»

— И что? — негромко спросил Николай.

— Я, кажется, впервые начинаю понимать свою маму.

— Вы что-то придумали?

— Ваши боссы не в курсе этой операции, Серостанов, — твердо произнес Проспер. — Абсолютно не в курсе!

— Вы говорите так уверенно…

— Я вовсе не уверен, — покачал головой Проспер. — Просто я НАДЕЮСЬ, что именно так все и обстоит. Ибо практически все в этом кроссворде сходится.

— А если вы ошибаетесь?

— Тогда вам, господин Серостанов, крупно не повезло, — Проспер развел руками. — Очень крупно.

— Мне не повезло в любом случае, — пробормотал Николай.

— А вот тут вы не правы.

— Почему?

— Если ваши соотечественники действительно не в курсе дела, все еще можно изменить, переиграть.

— Любопытно узнать, как?

— Да очень просто, — хмыкнул Проспер и щелкнул зажигалкой. — Вы нарушите инструкцию, и полетите не в Дамаск, а сразу в Москву. Вместе с фотокассетой…

— И как я объясню своему начальству неподчинение приказу?