Последнее искушение Христа (др. перевод), стр. 79

— Тяжелы твои слова, рабби, — вздохнула старая Саломея, — тяжелы они для сердца матери.

— Слово Господа всегда тяжело, — ответил Иисус.

— Бери моих сыновей, — скрестив руки, сказала мать, — бери их, они твои.

Иисус услышал сказанное осиротевшей матерью и почувствовал, что все сыновья и дочери Земли вручены ему. На память ему пришел черный козел отпущения, виденный им в пустыне, — на шее которого висели записи всех грехов человечества. Молча он склонился к старой Саломее, словно говоря: «Нет, женщина, не в пустыню я поведу твоих детей, а к Господу, к спасению».

Он подбросил в очаг прутья виноградной лозы, и огонь взметнулся выше. Долго Иисус смотрел, как пламя, шипя, пожирает ветви, а потом снова обратился к слушавшим.

— Тот же, кто любит отца своего и мать больше меня, не достоин идти со мной; кто любит сына своего или дочь больше меня, пусть остается. Старые заповеди малы нам и не вмещают более нас, так же мала нам и старая любовь. Он немного помолчал и продолжил: — Человек есть граница на нем кончается земля и начинается небо. Но эта граница все время движется, приближаясь к небесам. С ней движутся и заповеди Господни. Я беру заповеди со скрижалей Моисеевых и устремляю их выше.

— Значит, воля Господа меняется, рабби? — удивленно спросил Иоанн.

— Нет, возлюбленный Иоанн. Меняется сердце человеческое — расширяясь, оно больше понимает волю Господню.

— Так идемте же! — вскочил Петр. — Что мы тут сидим? Надо возвестить миру новые заповеди.

— Подожди, пока дождь не кончится, а то промокнем! — усмехнулся Фома.

— Прежде всего надо изгнать римлян! — раздраженно покачал головой Иуда. — Сначала надо освободить плоть, а потом души — всему свой черед. Строение надо возводить с фундамента, а не с крыши.

— Но фундамент — душа, Иуда.

— А я говорю, фундамент — тело!

— Если душа в нас не изменится, Иуда, окружающий мир тоже никогда не изменится. Враг — внутри нас, римляне — твои собственные грехи, спасение начинается изнутри!

Вскипев, Иуда вскочил. Он терпел долго, сдерживая копившееся в нем, но больше не мог вынести.

— Сначала сбрось римлян! — закричал он, задыхаясь от гнева. — Сначала римляне!

— Но как же мы их можем сбросить? — заерзал Нафанаил, бросая опасливый взгляд на дверь. — Скажи нам, Искариот!

— Восстание! Вспомните Маккавеев! Они изгнали греков. Теперь наша очередь! Пора новым Маккавеям изгнать римлян. А потом, когда все вернем себе, уладим ссоры между богатыми и бедными, разберемся с обиженными и обидчиками.

Все молчали в растерянности и ждали, поглядывая на учителя. Иисус же задумчиво смотрел на огонь… «Когда, наконец, люди поймут, что одна лишь душа пребывает в мире видимом и невидимом!»

Простите меня, — встал Петр, — но этот спор слишком сложен для меня, я не понимаю. Жизнь нас научит, где фундамент. Давайте подождем и посмотрим, что будет дальше. Благослови нас, учитель, чтобы мы понесли людям добрые вести. А когда вернемся, поговорим об этом снова.

Иисус поднял голову и скользнул взглядом по ученикам, потом кивнул Петру, Иоанну и Иакову. Они подошли к своему учителю, и он по очереди возложил им на головы свои ладони.

— Идите с моим благословением. Возвестите людям Благую весть. Не бойтесь. Господь не спустит с вас глаз и не даст вам погибнуть. Ни одна птица не упадет с небес без Его на то воли, а вы тем более. Бог с вами! Возвращайтесь скорее и да будет богат ваш улов. Вы — мои апостолы.

Получив благословение, они открыли дверь и шагнули в бурю, и каждый пошел своим путем.

Шли дни. С утра двор Зеведеева дома заполнялся людьми, которые расходились лишь к вечеру. Со всех краев стекались к нему больные, хромые и одержимые. Одни рыдали, другие с гневом обрушивались на Сына человеческого, требуя от него чудес и исцеления. Разве не для этого Господь послал его на землю? Так пусть же выйдет во двор!..

Иисус же, слыша это, день ото дня становился печальнее. Временами он выходил и, прикасаясь и благословляя каждого, говорил:

— Есть два рода чудес, братья мои, чудеса плоти и чудеса души. Веруйте лишь в чудеса души. Кайтесь и очищайте свои души перед Богом, и тела ваши очистятся. Душа есть дерево. Болезни и здоровье, рай и преисподняя — его плоды.

Многие, поверив, чувствовали, как начинала живее бежать кровь в их жилах, как она заполняла их онемевшие члены, и, отбрасывая костыли, пускались в пляс. Другие видели свет, исходивший от рук Иисуса, когда он подносил ладонь к их угасшим глазам, и, поднимая веки, кричали от радости, ибо снова начинали видеть мир!

Матфей был все время рядом с пером наготове. Ни единому слову он не дал остаться оброненным втуне, запоминая и записывая все. И так, понемногу, день за днем писалось Евангелие — Благая Весть. Оно пустило корень и раскинуло свои ветви, готовые заплодоносить, чтобы питать рожденных и тех, кому еще предстояло родиться. Матфей хорошо знал Писание и видел, как слова и дела учителя совпадают с тем, о чем столетия назад сказали пророки; если пророчества и жизнь Иисуса в чем-то и расходились, то лишь потому, что разум человеческий ленился понять скрытый смысл священного текста. Семь значений таилось за каждым словом Господа, и Матфей силился найти то единственное, которое подойдет. И даже если где-то он умышленно и подгонял их — Господь простит! Да, простит, ибо такова была и Его воля. Разве не спускался к Матфею ангел всякий раз, когда он брался за перо, разве не диктовал ему, что писать?

Сегодня впервые Матфей ясно понял, с чего начать и как описать жизнь и время Иисуса. Прежде всего, где он родился, кто были его родители и предки до четырнадцатого колена. Он родился в Назарете от бедных родителей — плотника Иосифа и Марии, дочери Иоахима и Анны… Матфей взял перо и молча взмолился Господу, чтобы тот просветил его и дал сил. Но стоило ему начать выводить первые слова своим красивым почерком, как пальцы его словно одеревенели. Ангел схватил его за руку, он услышал над головой мощное трепетанье крыльев и трубный глас: «Не „сын Иосифа“! Что сказано у пророка Исайи: „Се, Дева во чреве принесет и родит сына“. Пиши: „Рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во чреве от Духа Святого…“ Слышишь ли? Так и пиши. И не в Назарете он был рожден, не в Назарете. Вспомни пророка Михея: „И ты, Вифлеем, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных“. Потому Иисус родился в Вифлееме… Ну, что ты остановился? Я освободил твою руку. Пиши!»

Но Матфея охватило негодование и, повернувшись к невидимым крыльям справа от себя, он ответил раздраженно, но тихо, чтобы не разбудить спящих учеников:

— Это неправда! Я не хочу это писать! Я не буду!

В ответ ему некто рассмеялся.

— Ты, пригоршня праха, что ты знаешь о правде? У правды есть семь смыслов. И высший из них — правда Господа, которая ничем не походит на правду человеческую. И это правда, Матфей-евангелист, что я диктую тебе… Пиши: «Пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: „Где родившийся царь Иудейский?..“»

Пот выступил на лбу Матфея.

— Я не буду писать! Не буду! — закричал он, но рука его сама уже бежала по странице.

Иисус, услышав сквозь сон мучения Матфея, открыл глаза. Тот сидел, склонившись под лампадой, и прерывисто дышал, а скрипящее перо с бешеной скоростью летело по листу, и казалось, вот-вот сломается.

— Матфей, брат мой, — тихо промолвил Иисус, — что ты стонешь? Кто это над тобой?

— Не спрашивай меня, рабби, — ответил Матфей, перо которого все так же неслось по папирусу. — Я спешу. Ложись спать.

Чувствуя, что Дух Божий овладел Матфеем, Иисус закрыл глаза, чтобы не мешать ему.

ГЛАВА 24

Летели дни и ночи. Луна рождалась и умирала, и нарождалась новая. Холод, дождь, огонь очага — священные бдения в доме старой Саломеи… После трудового дня бедняки и печальники Капернаума собирались у нее по вечерам, чтобы послушать нового утешителя. Бедными и разочарованными приходили они сюда, богатыми и обнадеженными возвращались в свои лачуги. Он раздавал им лодки, виноградники и радости, но не здесь, а на небесах; объяснял, сколь непреходящи они там. Сердца несчастных наполнялись терпением и надеждой. Даже непримиримый дух Зеведея был укрощен. Понемногу слова Иисуса проникали и в него, опьяняя его рассудок. Этот мир истончался, зато над его головой созидался новый, вечный. И в этом странном новом мире он, Зеведей, его сыновья, жена Саломея и даже пять его лодок и полные сундуки будут жить вечно. Поэтому лучше не ворчать на то, что день и ночь у него в доме незваные гости. Все придет, будет вознаграждение.