Драконье право (СИ), стр. 68

— Возражаю! — немедленно заявил представитель истца. — Это личное мнение без надлежащего изучения предметов экспертизы, и оно будет голословно.

— Я спрашиваю относительно принципиальной возможности. Если специалист скажет, что это возможно, то можно будет провести полноценную экспертизу. Господин Платов может пока сделать предварительные выводы.

— Ваша позиция суду понятна, — судья задумчиво потер переносицу и наконец решил: — Отвечайте на вопрос.

Представитель истца разочарованно опустился на свое место, поскольку догадался, каким будет ответ. Надо сказать, слова специалиста меня нисколько не разочаровали.

— Нет, ни в коем случае! — уверенно сообщил он, энергично мотнув головой. — Следы совершенно не соответствуют. Укус причинен животным не крупнее большой собаки.

— У меня нет вопросов. — Я довольно улыбнулась.

Пусть теперь истец попробует оспорить! Разумеется, он попытался, но тщетно.

Сам факт укуса мы не оспаривали, а о причастности Кведульва прямо говорил только сам «потерпевший», невесть как его узнавший, и косвенно — Раудульв, чья заинтересованность бросалась в глаза.

— У сторон еще имеются доказательства? — огладив бороду, поинтересовался судья. — Или можно переходить к оглашению материалов дела?

— Имеются, ваша честь, — заявила я. — Мой доверитель желает принести клятву крови.

Этот обычай восходит к старинным законам, которые предусматривали право обвиняемого поклясться в своей невиновности. Считается, что он говорит неправду, то боги немедля его покарают. В противном случае данная клятва является весомым доказательством.

В современном судопроизводстве подобные приемы применяются очень редко (лично мне пока ни разу не доводилось при этом присутствовать), так как их применение ограничено особыми условиями. Клясться мог только маг или оборотень, да и то при определенных обстоятельствах (к примеру, когда речь идет о защите семьи).

Тем те менее, этот закон не отменен. Более того, гражданский кодекс утверждает, что в некоторых случаях отношения могут регулироваться обычаем — в частности, обычаем клятвы крови. Так что возражения представителя истца не возымели успеха, и судья с любопытством наблюдал за приготовлениями.

С его разрешения я впустила в зал старейшин альвхеймской стаи в качестве независимых наблюдателей.

Под их присмотром Кведульв надрезал себе запястья и торжественно поклялся своей кровью и родом, именем Тюра и отцом всех волков Фенриром, что не совершал того, в чем его обвиняют.

Острой необходимости в этом шаге не было, поскольку мне уже удалось убедить судью, что волки истца не кусали. Но Лейдольв утверждал, что обряд нужен самим оборотням для твердой уверенности, что Кведульв и его родня ни в чем ни повинны (а значит, вожак стаи не потеряет свой пост).

В общем-то, обряд был достаточно простой, но чем-то завораживающий. Как будто столетия повернулись вспять и преступников снова судят на тинге [56]. Слова падали, как капли крови, и все молча им внимали…

После этого судья Дарлассон невозмутимо огласил материалы дела, и мы перешли к прениям.

Истец и его представитель боролись до последнего, но проиграли. Через десять дней (отведенные законом для апелляции) выяснится, станет ли господин Маслов подавать жалобу.

Я вышла из суда, испытывая приятную эйфорию. Кведульв предложил отвезти меня домой. Разумеется, отказываться было глупо. Ехали мы в молчании, хотя обычно клиенты после выигранного дела фонтанируют восторгом (или злорадством) и тщательно «пережевывают» все подробности.

Когда машина остановилась возле моего подъезда, Кведульв повернулся ко мне.

— Госпожа Анна, спасибо вам за помощь! — горячо заговорил он. — Вы спасли мою семью! Приходите завтра на мое выступление в клубе «Волчья песня». Вот, держите. — Он протянул мне два билета.

Я, поблагодарив, взяла предложенные контрамарки. Оставалось решить, с кем идти.

Первым делом я позвонила Шемитту, но его телефон был отключен.

Далее я набрала номер Инны, потом Альбины, еще нескольких подруг… Как назло, у всех нашлись неотложные дела.

В итоге пришлось отправляться в клуб в одиночестве.

Честно говоря, встречаясь с Шемиттом, я редко выбиралась погулять в городе. Мы в основном проводили время в горах или на острове.

Я вышла из такси и с некоторой опаской подошла к двери. Сомневаюсь, что мне придется по вкусу заведение с таким интригующим названием, к тому же расположенное на окраине города, в весьма неприветливом районе.

С первых шагов мои опасения подтвердились: многолюдно, шумно, накурено. Настоящее логово!

Мне показали зарезервированный на мое имя столик, расположенный чуть в стороне, в уютном гроте.

Следующие полчаса я проскучала, потягивая вино и сожалея, что согласилась на это развлечение.

Но едва началась обещанная концертная программа, я забыла о недовольстве. Вроде бы банальное пение под гитару, но голос Кведульва пробирал до костей, вызывая у слушателей то бесшабашное веселье, то глухую тоску. Он увлекал помимо воли и заставлял с головой погружаться в звук, разгонял клубы дыма порывом свежего ветра и тихо мерцал огоньком свечи…

Я не слишком разбираюсь в музыке, но песни Кведульва были написаны и исполнены от всего сердца, с надрывом. Выстраданные, они шли горлом, как кровь, и это завораживало.

Когда я собралась уходить, было уже довольно поздно, и Кведульв вызвался проводить меня до такси.

Направляясь к выходу из клуба в его сопровождении, я нос к носу столкнулась с Шегирром, который остановился, словно не веря своим глазам.

Он попытался со мной заговорить, однако я, буркнув «привет», прошествовала мимо.

Надо думать, присутствие Кведульва оградило меня от настойчивости Шегирра.

Усевшись в такси, я досадливо прикусила губу. Локи, как неудачно вышло! Об этой встрече Шемитту наверняка донесут, к тому же переврав настолько, что невинный вечер в клубе превратится в оргию.

Из-за мыслей об этом я долго ворочалась в постели. Но наконец плод с дерева снов упал в подставленные ладони…

Этой ночью сны мои были яркими и беспокойными. Холодный красавец Мани [57] стремглав несся по небу, преследуемый воем волков. В этой гонке были и смятение, и какая-то упоительная правильность… Кровь холодела от безумного полета высоко над миром, но уже не остановиться, не натянуть поводья… Ночная охота мчалась к горизонту, и расстояние между охотником и жертвой неуклонно сокращалось. В груди рождался то ли плач, то ли вой. Еще немного, и волки настигнут извечного противника…

Я с криком села на кровати, барахтаясь в плену одеял. Мир вокруг был тих и безмятежен, а за окном рождался рассвет. Какое облегчение, это был всего лишь страшный сон!

Почему тогда мне совсем не страшно? Напротив, сердце полно тоской и нежностью. Значит, что-то во мне охотно отзывается на лунную ночь и волчью песню…

Однако я человек. Мне не бегать ночами на четырех лапах и не выть на луну. Мое время — день.

Я решительно спрятала воспоминания об этом сне поглубже и отправилась за утренней порцией кофе.

Глава 16

Любовь зла…

Зимнее утро. Отчаянно не хотелось выбираться из нагретой постели — даже Соль в небесах с головой зарылась в плотные облака. Но пришлось выныривать из теплых волн сна и шлепать на кухню, где уже поджидал Нат. С этого понедельника (то есть с позавчера) он объявил борьбу за стройность и всячески пытался усмирять мою любовь к вкусной еде. На обещание в таком случае питаться вне дома он обиделся, и с этого момента мне доставалась исключительно диетическая гадость под соусом ворчания о вреде лакомств.

Пришлось уныло ковырять несоленую овсянку. Зато сервировка по всем правилам — с льняной скатертью и вышитыми салфетками, надпись на которых гласила: «В здоровом теле — здоровый дух!» Но аппетиту это почему-то не способствовало.