Аромагия (СИ), стр. 99

А у меня привычно закружилась голова от аромата сандала, сейчас пронизанного колкими нотами черного перца.

— Понимаю, — горько усмехнувшись, подтвердила я. — Ингольв — мой муж, так что даже у вас могут возникнуть неприятности из-за моего побега.

— Вы — умная женщина, — одобрительно кивнул он. — И должны понимать, что сейчас неподходящий момент, чтоб еще сильнее обострять отношения с людьми. Зачем мне это?

— Полагаю, к человеколюбию взывать бессмысленно? — произнесла я с усталой иронией, обхватывая себя за плечи. Руки ледяные, на зависть всем хель.

Он только хищно усмехнулся в ответ и, качнув головой, предложил:

— Попробуйте что-нибудь, не столь… нелепое!

Хм, кажется, причин любить людей у него не было. Надо думать, профессия моя драконам тоже без надобности — никогда не слышала, чтобы они чем-то болели.

— У меня ничего нет, — я отвернулась, стараясь отгородиться от острого, почти до боли, ощущения его близости.

— Тогда, — начал Исмир, но я не дала ему договорить.

Подняла глаза и, словно ныряя в прорубь, проговорила:

— У меня нет ничего, кроме меня самой. Но вы, кажется, были не прочь… завоевать мою благосклонность?

Ему потребовалась минута, чтобы переварить это заявление.

— То есть… Вы предлагаете мне себя?! — в его голосе звенело недоверие и, кажется, почти опаска.

— А разве мои слова можно истолковать иначе? — спокойно спросила я. Спасительное онемение все не проходило. «Воображаю, что сказала бы бабушка, услышь она меня сейчас!» — подумала я вдруг, и едва сдержала истерический смешок.

Он внимательно посмотрел на меня, а затем рывком поднял на ноги. Весьма бесцеремонно!

— Зачем? — спросил Исмир, не отрывая от меня взгляда. Нас разделял всего шаг. — Я осведомлен, что у вас не слишком хорошие отношения с мужем, однако… Разве вам не приходило в голову, что я могу быть еще хуже?

И он нарочито бесстыдно притянул меня к себе.

— Хуже не бывает, — убежденно произнесла я, вспоминая бесчисленные унижения и все то, что мне пришлось пережить в замужестве. И могилу Фиалки — где-то там, возле затерянного в снегах гарнизона, куда я даже не могу прийти, чтобы поплакать.

— Я ведь дракон, Мирра. — Его дыхание касалось моего лица. — Не боитесь?

— У меня есть сын. — Я бесстрашно (а может быть, устало?) смотрела в льдисто-светлые глаза. — Я должна его спасти, и мне все равно, какую цену придется за это заплатить. Увезти отсюда, дать ему возможность жить так, как захочет он сам. И быть рядом, пока я ему нужна!

Глаза защипало, но я резко себя одернула. Не время плакать, не время поддаваться слабостям. Пусть унижение, но я твердо знаю, зачем это все.

— Все равно? — белозубо усмехаясь, повторил Исмир, и голос его вдруг сделался неприятным, как скрежет металла по стеклу. — Мне неинтересна добыча, которая сама идет в руки.

— Мне больше нечего вам предложить, — я гордо подняла голову, пытаясь сохранить хотя бы остатки собственного достоинства.

— Нечего? — переспросил он. Проведя пальцем по моей шее, остановил руку напротив сердца. Долгое мгновение мы смотрели друг другу в глаза, и меня вдруг начал бить озноб. Я с пугающей ясностью поняла, что совсем его не знаю. Исмир — словно айсберг в океане, и на поверхности видна лишь малая его часть. — Хорошо, я увезу вас, но только когда закончу расследование заговора.

— Что?! — переспросила я беспомощно. Мое спокойствие разлетелось на куски, как упавшая с высоты сосулька. — Какого заговора?!

— Того самого, в котором замешан ваш муж. Только не говорите, что вы ни о чем не подозревали! — рыкнул он. Я замерла, ощущая себя на пути лавины — безжалостной и неостановимой.

Исмир зажмурился, крепко сжал челюсти, а когда снова открыл глаза, уже вполне овладел собой, что подтверждал исходящий от него прохладно-мятный аромат, приправленный сочным лимоном и крепким алкоголем.

— Теперь вас, людей, уже не устраивает владение только частью Хельхейма. Кажется, в землях хель нашли алмазы и нефть, и вы решили истребить нас, чтобы получить все себе. Уже болеют слабейшие — дети, и мы мало что можем с этим поделать!

Исмир говорил так тихо и горько, что я предпочла бы, чтобы он кричал.

Я незаметно вытерла о платье повлажневшие ладони. Стало тяжело дышать. Не я ли клялась, что больше не допущу, чтобы умирали дети? И не столь важно, чьи дети.

В голове легко всплывали строки из учебника. Когда-то Ингольв, заботясь о просвещении молодой жены, дал мне толстенный том «Мировая история: Хельхейм».

После Рагнарек в Хельхейме жили только хель и ледяные драконы, а потом сюда приплыли двести семей людей. Люди, хель и драконы заключили договор, по которому людям достались в пользование самые теплые земли, малопригодные для исконных обитателей Хельхейма. Ингольв принадлежал к прямым потомкам двух семей-основателей, что составляло предмет особой гордости моего свекра.

— А Ингольв, — голос мой дал петуха. — Он точно в этом замешан?!

Голова шла кругом. Как, ну как я могла ничего не замечать?! Правы были инспектор Сольбранд и Петтер, после смерти Фиалки я всецело замкнулась в своем маленьком мирке, не обращая внимания на происходящее вокруг.

— Несомненно, — Исмир отошел к полочке с декоративными флаконами для духов, делая вид, будто рассматривает их. Надо думать, он просто меня щадил, давая пережить потрясение хоть в видимости одиночества. — Он один из главарей.

А ведь у Ингольва имелись немалые претензии к хель — из-за меня, из-за аромагии.

Я сглотнула, представив, что вскоре начнется в Хельхейме. Даже если все люди разом поддержат заговор (чего наверняка не случится), то хель и драконы без боя не сдадутся. А им подвластна главная сила этих мест — лед. Страшные морозы, дикие бури, стремительное наступление ледников и сходы лавин, замерзшее море, через которое не переправиться ни одному кораблю… Фимбульвинтер в миниатюре!

Если же заговор будет подавлен, то… Всех бунтовщиков ожидает смертная казнь или рудники на севере (по сути, та же казнь, только растянутая во времени), и то же касается всей их родни до пятого колена.

У меня закружилась голова. Боги, милосердные мои боги, только не это! Мой Валериан, мой мальчик…

— И чего вы хотите от меня? — я пыталась казаться спокойной, но голос предательски дрожал.

Исмир стремительно обернулся, и теперь казался чужим, холодным и безжалостным. И запах, в котором все сильнее проскальзывали мятные ноты — колкие и хрупкие, как сосульки.

— Я увезу вас с сыном из Хельхейма, но при двух условиях. Во-первых, если потребуется, вы займетесь лечением наших детей. Но это на крайний случай, если ничто другое не поможет. А во-вторых, поможете мне изобличить заговорщиков.

Я тяжело сглотнула, борясь с тошнотой. Одно дело просто убежать от мужа, а совсем другое — намеренно и расчетливо его предать.

— Вы позволите мне немного подумать? — спросила я тихо.

— Думайте, — пожал широкими плечами Исмир. Пахло от него терпким, немного горьким и свежим бергамотом — благородный холодный аромат. Сдержанность. — Я вернусь в полдень. Тогда и расскажу подробности.

Надо думать, в моем ответе он не сомневался.

— Постойте! — окликнула я его уже у двери.

Исмир стремительно обернулся.

— Да?

— Скажите, все это… Вы ведь держались поблизости не ради меня, а из-за Ингольва, верно?

— Сначала — да, — откровенно признался он, сверкнув синим льдом глаз. — Сначала.

И выскользнул из «Уртехюс», словно растворившись в метели, а я бессильно опустила голову на руки. Боги, милосердные мои боги, за что?!

Глава 7. Комплементарность

За окном шумел город: переругивались возницы, истошно сигналили автомобили, визгливо бранились торговки. Из открытой форточки веяло запахами лошадей и бензина, рыбы и пирогов, моря и грязи…

А я сидела, невидяще глядя на причудливые флаконы для духов, и пыталась собрать воедино разбегающиеся мысли.