Аромагия (СИ), стр. 46
Трапезничать с людьми у хель не принято, поскольку они практикуют сыроедение. Ходят некие туманные байки о сектах их почитателей, которые также едят сырое мясо — правда, предварительно заморозив и тоненько настрогав. Якобы для здоровья куда полезнее пища в ее первозданном виде. Честно говоря, я бы пробовать не рискнула.
Альг-исса буквально потащила меня к столу, что-то тараторя на ходу.
Я покорно двинулась следом, едва за ней успевая.
Надеюсь, хель не забыли, что я человек и потчевать меня следует чем-нибудь приемлемым для нежного людского желудка!
Впрочем, не стоило недооценивать гостеприимных хозяев: стоило усесться, как на стол торжественно плюхнули тарелку с икрой, какие-то подозрительные лепешки и несколько ломтей жареного мяса.
— Угощайся! — велела Альг-исса, гордо обводя рукой это изобилие.
Хель шумно устраивались за столом. Точнее, усаживались женщины, мужчины же, скромного опустив глаза, заняли места за спинами жен.
Видимо, в знак особого расположения мне выделили место по правую руку от шаманки. Напротив меня расположился Исмир, отчего-то сардонически улыбающийся.
Я улыбнулась ему в ответ: в этой истории мы действовали на удивление слаженно и дружно, так что осталось какое-то теплое чувство.
После первого тоста все двинулось по накатанной. Малопонятные мне шутки, громкий смех, веселая застольная беседа…
Я тихо дремала над тарелкой, но разом проснулась от внезапного грохота. Хель дружно хлопали в ладоши и по столу, демонстрируя завидную координацию, несмотря на количество выпитого.
«Песня, песня!» — оглушительно раздавалось отовсюду. Похоже, дойдя «до кондиции», хель возжаждали веселья…
Впрочем, грустные напевы тоже приветствовались. Грубыми голосами затянули, пристукивая в такт кружками:
Ой, то не ветер, то не ветер,
С моря бурю нанесло,
Вражий флот развеяло,
Ой, да пургой повымело!
Первая песня сменилась печальными: «Морошка спряталась, и мох седой поник…», «Ой, мороз, мороз» и «А я люблю заженного…»
Каюсь, под конец даже я прониклась и исполнила соло: «Если б раньше я знала, что так замужем плохо, расплела бы я рыжу косоньку да сидела б я дома…»
Кажется, получилось очень проникновенно. По крайней мере, мужчины вокруг всхлипывали и тайком утирали глаза…
Глава 4. Врачебная ошибка
День в северных широтах короток, как людская благодарность, так что добираться до почтовой станции пришлось уже в темноте.
Однако оставаться дольше во льдах было неразумно, я и так уже превысила все мыслимые и немыслимые сроки. Сомневаюсь, чтобы домашние беспокоились из-за моего долгого отсутствия, но всему есть предел!
К тому же человек не может долго обходиться без огня и горячей пищи. От щедрого предложения Исмира меня согреть — о, как изысканно и многозначительно оно было высказано! — я отказалась, столь же красноречиво и церемонно.
Теперь мы мчались назад, к цивилизации, теплу и комфорту.
К счастью, даже выпив, Альг-исса так же уверенно правила своим лихим «скакуном» (хорошо, хоть медведю не наливали!).
Она орала разухабистые частушки (почти все неприличные), а я жалела об отсутствии еще пары рук. Нелегко крепко держаться, прижимая к себе чемодан с вещами, саквояж с маслами и еще мешок подарков благодарных хель. Чего там только не было: моржовые клыки, разнообразные ягоды, пингвиний жир, и — венец всему — внушительная бутыль хельской водки. Ягоды и жир можно пустить на мыло, а что делать с остальным? Пожалуй, клыки стоит подарить садовнику Паллу, пусть забавляется вырезанием. А вот крепкой настойкой по секретному хельскому рецепту, видимо, придется угощаться самой. Хотя можно залить ягоды и настоять месяц-другой, получатся превосходные экстракты, только на редкость «пахучие». И в мыло тоже можно пустить — добавление спирта и глицерина улучшает его качество и к тому же делает прозрачным.
Распределив таким образом в мыслях свои богатства, я изо всех сил пыталась не растерять их по дороге…
Добрались мы рекордно быстро и безо всяких приключений. Кажется, медведь опасался пьяной хозяйки, поэтому временами сам выбирал безопасный путь вопреки понуканиям Альг-иссы (она все равно ничего не замечала).
С шиком и грохотом мы, наконец, прибыли. Переждав уже привычный приступ головокружения от обилия запахов, я с трудом сползла на земную твердь. Нелегко соблюсти подобающее достоинство, разъезжая на медведе! Тем более что на этот раз Альг-исса наотрез отказалась запрягать сани, и у меня не оставалось сил с ней спорить. Впрочем, все оказалось не так уж плохо.
— Спасибо, Альг-исса! Никогда не забуду эту поездку! — с чувством заверила я, поправляя завернувшиеся юбки и перекошенную шубу. Надо думать, если бы Уннер довелось узреть меня в таком непрезентабельном виде, то ее хватил бы удар!
Подруга только глупо и счастливо улыбалась, зато какое страдальческое выражение было написано на морде медведя! Хель тут же умчалась, помахав мне на прощание (видимо, не решилась спешиваться, а может, торопясь допить недопитое…).
Потревоженные шумом, во двор выбежали, должно быть, все немногочисленные обитатели этого форпоста цивилизации. Среди них оказался мой муженек собственной персоной, разумеется, в сопровождении бравого ординарца. На породистой физиономии Ингольва читалось недоумение пополам с возмущением. Казалось, фраза: «И это — моя жена?!» была написана на его челе крупными рунами. И недовольство на языке — кисло, как ломтик лайма…
«Слава мудрому Одину, что Исмир в конце концов не стал меня провожать!» — мелькнула предательская мысль. Право, узнав, что вокруг меня увивался дракон, Ингольв устроил бы такую сцену, что даже Гарм забился бы в конуру от испуга…
В противовес полковнику, Петтер выглядел совершенно невозмутимым, утесом возвышаясь в шаге от начальства. Зато пахло от него чистой, незамутненной, мандариновой радостью. И — немного — теплой корицей, такой влекущей, такой желанной в этом ледяном краю…
Я улыбнулась ему, в ответ он на миг почтительно склонил голову.
— Как это понимать? — наконец обрел дар речи Ингольв, скрещивая руки на груди. Для полноты картины «жена, встречающая мужа-выпивоху, который явился под утро» недоставало только скалки.
— Что именно, дорогой? — проворковала я. Сунув Петтеру свои вещи (о, какое у него сделалось уморительное выражение лица, когда из горловины мешка показались пресловутые моржовые клыки!), бросилась на шею мужу и призналась почти искренне: — Я так соскучилась!
В моем родном Мидгарде подобное проявление чувств — прилюдно, не стесняясь жадных взглядов — сочли бы совершенно невозможным. «Для людей нашего круга это моветон!» — говаривала бабушка, надменно глядя на меня через лорнет. Впрочем, дедушка не обращал особого внимания на условности и частенько посмеивался над бабушкиными представлениями о респектабельности.
В Хельхейме царили более свободные нравы, к тому же в данном случае я действовала наверняка: разве можно выговаривать жене за слишком вольные манеры, отвечая на ее поцелуй?! По крайней мере, Ингольву это никогда не удавалось…
Разумеется, мы провели ночь на станции. И, право, можно было подумать, что все время в разлуке муж добросовестно хранил мне верность! А честно признаться, что устала и «болит голова» означало вызвать ссору и нелепые (хм, хотя не такие уж и нелепые…) подозрения в супружеской неверности…
Почти весь путь в Ингойю я благополучно проспала. Как отличалась эта поездка от предыдущей! Вместо ароматов кофе и выпечки салон заполонила колкая цитрусово-имбирная свежесть одеколона Ингольва. Муж сегодня лучился хорошим настроением, хотя утром все же прочел мне краткую лекцию о поддержании достоинства супруги полковника — видимо, долго репетировал, так что слова сами рвались с языка. Впрочем, выволочка вышла без должного накала, скорее для проформы.
Несмотря на утренние три чашечки кофе, я дремала, уткнувшись носом в мягкий мех воротника. За окном проносились однообразные снега, беседа не клеилась. Никаких задушевных разговоров, лишь формальные: «Слушаюсь!» и «Да, господин полковник!» Петтера. Между ординарцем и нами будто выросла прозрачная стена. Напряженная спина, сжатые на руле руки, взгляд строго вперед, на дорогу… Бравый служака, да и только!