Дрейк, стр. 48
Но Никита пропал, забылся, стал таким же далеким, как и его серьезный детский голос.
«Интересно, из какой квартиры этот мальчик?»
Вяло текли секунды. Бытовые мысли помогали сознанию не угаснуть, не впасть, как сделало остальное окружение, в забытье. Казалось, плотный воздух сопротивляется движению — так подчас бывает во сне: хочешь бежать, а будто залипаешь в разлитом невидимом меду.
Вперед, скорее! Что-то с этим местом не так.
Загрохотали под ногами, соскальзывая, шаткие камни. Я пробиралась по ним с осторожностью канатоходца: одно неверное движение — и дело кончится вывихнутой лодыжкой или сломанной ногой. Осмотр выявил и другие разрушенные здания справа, позади, но располагались они далеко, кроме силуэтов неровно торчащих зубцов на фоне неестественно ровного неба ничего не разглядеть.
Наступая на особо неустойчивые участки, приходилось помогать себе ладонями. Вскоре они стали пыльными и оцарапанными об острые края. Валуны кусались, норовили осыпаться или обкрошиться в самый неподходящий момент, будто завидовали тому, что в ком-то еще теплится жизнь.
Стена медленно приближалась. Находилась она недалеко, метрах в тридцати, но поход до нее растянулся, как мне казалось, на несколько часов. Я кашляла, прикрывала рот тыльной стороной ладони, но пыль все равно лезла в нос, в уши, за воротник.
Через какое-то время рука схватилась за ближайший выступ воздвигнутой непонятно когда и кем крепости. А может, это просто был жилой дом? Еще несколько шагов, и показалась наконец обратная ее сторона — не менее обшарпанная серая изнанка. Там, в глубине оконного проема, лежал белесый прямоугольный предмет.
Двигаясь быстро, но осторожно, я добралась до подоконника. Сюда действительно кто-то забросил запечатанный конверт. Если бы не я, письмо никогда бы не нашло адресата.
Я схватила бумагу, успевшую покрыться будто пеплом, толстым ровным слоем тяжелой пыли. Закрыла глаза, закашлялась и, вложив самое жгучее желание, рванула обратно.
Впервые за все время нашего недолгого знакомства глаза Дрейка сияли торжеством. Настоящим, непритворным.
— Вот теперь я по-настоящему впечатлен.
Я слушала Дрейка подавленно, без эмоций, радуясь тому, что сумела выбраться из мертвой зоны и вдохнуть свежий, чуть влажный воздух, от которого не першило в горле и не хотелось надрывно, будто целиком выворачиваясь наизнанку, кашлять. Конверт весь в хаотичных отпечатках пальцев лежал на столе, безразличный к тому, что сумел сменить место жительства. Белая парадная кофта покрылась всеми оттенками грязно-серой гаммы, ладони саднили, один каблук пошатывался.
— Умение переносить с собой вещи трудное, но оно далось тебе, я этому рад. По-настоящему же я доволен тем, что ты проявила способность мотивировать себя в сложных условиях. Каждый может пройти туда, где ему нравится, но не каждый может справиться с ситуацией «не хочу». Именно эта особенность показала мне то, что я хотел увидеть. Поздравляю, тест завершен, ты удачно его прошла.
Я медленно перевела взгляд на Дрейка, на его торжествующее лицо:
— Что это за местность? Почему там все мертвое?
Начальник усмехнулся:
— Это закрытый Уровень. Он когда-нибудь превратится во что-то другое, но пока там пустота. — Последнее слово он выделил особенно. — Там сложно находиться, но еще сложнее попасть. Если сделала это, значит, справишься и с остальным.
Я отвернулась и стала смотреть на верхушки деревьев и крыш, видимых с веранды. Как хорошо, что вокруг гуляет ветер — сухой, моросящий, холодный. Любой. И этот ветер не кажется искусственным, а если и так, то кто-то создал хорошую подделку, дышащую реализмом. И хорошо, что вокруг жизнь. В каждой клетке, в каждом листочке, в каждой травинке. И как же плохо, когда ее нет.
— Теперь можно пить чай. Сбегаешь за вторым или попьем хороший местный?
Дрейк подкинул на ладони пакетик «Принцессы Нури» и улыбнулся.
Его улыбка вдохнула в меня недостающую, оставленную в пустых землях жизнь.
Глава 8
Если можно создать личный топ-10 (или даже топ-30, 50 или 100, в зависимости от удачливости составителя) из самых счастливых дней жизни, то этот определенно занял бы первую позицию в моем. И темными вечерами, сидя дряхлой бабкой у камина, я бы рассказывала внукам и правнукам, какую замечательную жизнь вела по молодости, опираясь на воспоминания о текущем, сегодняшнем дне, наполненном волнительными и, как на подбор, лишь замечательными событиями.
Я почти час провела в лаборатории, где надо мной колдовали неясные по профилю специалисты в халатах, проверяя функции и рефлексы организма, а позже встраивая в плечо микроскопический электронный чип. Потом еще какое-то время я бродила по коридорам за незнакомым мужчиной, выделенным Дрейком в качестве сопровождения, в фотолабораторию, где вместо того, чтобы единожды пыхнуть вспышкой в глаза, мои формы и окружности в точности обвели лучом 3D-сканера. Тем не менее радужное настроение от этого нисколько не угасало. Напротив. Суета и суматоха означали одно — меня приняли в мир Уровней. Полноценным гражданином!
И пусть я грязная, как свинтус, прихрамываю на одну ногу, зато теперь «своя», а это дорогого стоит.
Счастливая улыбка ярче полуденного солнца освещала мою пыльную физиономию в темных коридорах.
Немного позже удалось переодеться и умыться. Перед тем как ехать в кафе на официальное «чаепитие», я выпросила у начальника пять минут, «прыгнула» домой и переоделась, крякнув, что при таких темпах порчи вещей шкафы рискуют опустеть за две недели.
Ответом мне стала темнота за окном, немного саднящее плечо и едва слышное посапывание родственников из родительской спальни. Часы на столе показывали 7:05.
«Надо же! Полноценный гражданин другого мира! А они все спят и не знают!»
Я счастливо хохотнула, скинула пыльную белую кофту и принялась натягивать темную водолазку с цветными квадратами на груди и спине (если опять лезть в грязь, так хоть будет не так заметно). Изувеченные ботинки отправились под кровать, а из стенного шкафа появились запасные, прошлогодние — не такие стильные, но вполне еще пригодные для прогулок по сухим и мокрым тротуарам.
Завершился марафет спешным оттиранием пыли со щек и расчесыванием, после чего мой вид стал вполне благопристойным.
Теперь назад!
Он шел к машине, а серебристая куртка и штаны на глазах превращались в синие джинсы и черный пуловер. Секунда — и будто так всегда и было: никакой шуршащей ткани, никаких отблесков и складок. Посмотришь на этого Гудвина — Великого и Ужасного — и ни за что не признаешь в нем начальника таинственной могущественной организации. Машина тоже видоизменилась. Исчезла белая полоса на боку — обычный темно-серый седан, не отличишь по виду от множества похожих на дорогах.
Я старалась не отставать от быстро идущего Дрейка, внешность которого теперь чем-то напоминала ковбоя Мальборо.
— А я могу вам задавать вопросы? Я ведь прошла тест.
Он обернулся через плечо:
— Ты даже можешь называть меня на «ты».
— Хорошо. — Несколько мгновений я переваривала новую информацию, и так и эдак перекатывая на языке слово «ты». Это казалось непривычным, но приятным до мурашек в спине, лучше прочих документов подтверждая мой новый статус. — А зачем представителям Комиссии такая форма, если за пределами здания…
Я оглянулась, чтобы указать на многоэтажный дом, занимавший многие акры земли, даже вытянула в том направлении руку, но вдруг резко замолчала и остановилась, потому что, к величайшему удивлению, никакого дома не увидела. Была рощица, огражденная заборчиком, в ней гулял порывистый ветер, вокруг люди не обращали на нее никакого внимания.