Марсианин, стр. 67

Завтра, добравшись до Входного кратера, я поверну на юг и въеду в чашу Скиапарелли по Входному пандусу. Я провел быстрые вычисления и пришел к выводу, что спуск безопасен. Перепад высоты от края до дна — 1,5 километра, а длина съезда — не менее 45 километров. То есть наклон составляет всего-навсего два градуса. Не проблема.

Завтра вечером я погружусь на новую глубину!

Нет, лучше сказать иначе…

Завтра вечером я буду на нижнем пределе!

Нет, это тоже плохо звучит…

Завтра ночью я окажусь в любимой дыре Джованни Скиапарелли!

Не берите в голову, просто валяю дурака.

Миллионы лет край кратера подвергался постоянной атаке ветра. Ветер грыз каменистый гребень, как река прогрызает горную цепь, и за долгие эры сломал край.

В созданной ветром зоне высокого давления появилась течь. Тысячелетия шли, и пролом расширялся. Пыль и частицы песка оседали в чаше.

В конце концов установилось равновесие. Уровень песка в кратере достиг края, и теперь песчаный холм рос не ввысь, а вширь. Склон удлинялся, пока не установилось новое равновесие, которое определяли сложные взаимодействия бесчисленных крошечных частиц и их способность удерживать наклонную форму. Появился Входной пандус.

Из-за погодных условий сформировались дюны и голые участки. Падавшие поблизости от кратера метеориты превращались в камни и булыжники. Склон стал неровным.

Сыграла свою роль и гравитация. Со временем пандус уплотнился — но уплотнился неравномерно. Области разной плотности оседали с разной скоростью. Некоторые участки стали твердыми, как камень, другие остались мягкими, как тальк.

Хотя в среднем уклон казался небольшим, сам пандус был грубым и неровным.

Добравшись до Входного кратера, единственный обитатель Марса повернул свой марсоход к чаше Скиапарелли. Труднопроходимость пандуса стала для Марка Уотни неожиданностью, но он уже сталкивался с пересеченной марсианской местностью.

Он объезжал небольшие дюны и осторожно переваливал более крупные. Он обращал внимание на каждый поворот, каждый подъем или спуск, каждый камень на своем пути. Он продумывал маршрут и просчитывал все альтернативы.

Но этого оказалось недостаточно.

Спускаясь по обычному — на вид — склону, марсоход пересек невидимый гребень. Плотная, жесткая почва неожиданно сменилась мягкой пылью. Поверхность была занесена пятисантиметровым слоем песка, и заметить неожиданный перепад высот не представлялось возможным.

Переднее левое колесо марсохода ушло вниз. Из-за внезапного крена правое заднее колесо полностью оторвалось от земли. Нагрузка на заднее левое колесо возросла, и оно соскользнуло с ненадежной опоры, тоже погрузившись в пыль.

Прежде чем путешественник успел отреагировать, марсоход опрокинулся на бок. Аккуратно сложенные на крыше солнечные панели рассыпались, словно колода карт.

Сцепленный с марсоходом буксирным зажимом прицеп тоже опрокинулся. Зажим из прочного композита скрутился и сломался, словно сухая ветка. Соединявшие марсоходы шланги соскочили. Прицеп прыгнул носом вперед в мягкую почву, перевернулся на крышу-аэростат и, подрагивая, замер.

Марсоходу повезло меньше. Он покатился дальше, взбалтывая своего пассажира, словно белье в сушилке, и остановился лишь через двадцать метров, когда мягкая пыль сменилась более плотным песком.

Марсоход замер на боку. Клапаны, ведущие к соскочившим шлангам, засекли внезапное падение давления и закрылись. Герметизация не нарушилась.

Путешественник был жив. Пока.

Глава 24

Весь отдел уставился на спутниковый снимок на проекционном экране.

— Господи! — воскликнул Митч. — Что за чертовщина?

— Марсоход лежит на боку, — объяснила Майнди, показывая на экран. — Прицеп лежит вверх ногами. Эта россыпь прямоугольничков — солнечные панели.

Венкат обхватил рукой подбородок.

— У нас есть информация о состоянии герметичного отсека марсохода?

— Ничего очевидного, — ответила Майнди.

— Какие-нибудь свидетельства активности Уотни после аварии? Например, ВКД?

— ВКД не было, — сказала Майнди. — Погода ясная. Если бы он выходил, мы бы видели отпечатки ног.

— Это все место аварии? — спросил Брюс Ын.

— Думаю, да, — ответила Майнди. — В верхней части снимка, которая соответствует северу, видны обычные следы колес. Полагаю, вот здесь, — она показала на большую рытвину, — и произошла авария. Судя по этому рву, я бы сказала, что марсоход перевернулся и соскользнул вниз. Мы видим траншею, которую он прорыл. А прицеп опрокинулся вперед, на крышу.

— Не скажу, что все хорошо, но, думаю, и не так плохо, как выглядит, — заметил Брюс.

— Продолжай, — поторопил его Венкат.

— Конструкция марсохода рассчитана на опрокидывание, — объяснил Брюс. — И если бы произошла разгерметизация, на песке был бы звездообразный след. Я ничего подобного не вижу.

— Тем не менее Уотни мог пострадать, — возразил Митч. — Он мог удариться головой, или сломать руку, или что-то вроде этого.

— Конечно, — кивнул Брюс. — Я только говорю, что с марсоходом, возможно, все в порядке.

— Когда это снято?

Майнди сверилась с часами.

— Мы получили снимок семнадцать минут назад. Через девять минут получим еще один, когда место аварии окажется в поле видимости MGS4.

— Первым делом он совершит ВКД, чтобы оценить ущерб, — сказал Венкат. — Майнди, держи нас в курсе любых изменений.

Хм-м.

Н-да.

Спуск в чашу Скиапарелли прошел неудачно. Чтобы вы поняли, насколько неудачно, скажу, что мне приходится тянуться к компьютеру, чтобы это напечатать, потому что он расположен рядом с панелью управления, а марсоход лежит на боку.

Конечно, поболтало здорово, но к экстренным ситуациям мне не привыкать. Как только марсоход опрокинулся, я свернулся в клубок и съежился. Вот такой я киногерой.

Однако это сработало, так как я не пострадал.

Герметичный отсек тоже цел, и это плюс. Клапаны, ведущие к шлангам прицепа, закрыты. Вероятно, это означает, что шланги отсоединены. Что, в свою очередь, означает, что сцепка сломалась. Супер.

На первый взгляд внутри все цело. Контейнеры с водой не потекли. Видимых утечек из воздушных баллонов тоже не наблюдается. Спальня развернулась и теперь раскидана по всему марсоходу, но это всего-навсего брезент, вряд ли он мог сильно пострадать.

Панель управления в порядке, и навигационный компьютер говорит, что у марсохода «недопустимо опасный крен». Спасибо, дружище!

Итак, я опрокинулся. Это не конец света. Я цел, и марсоход тоже. Меня больше тревожат солнечные панели, по которым я вполне мог прокатиться. Кроме того, прицеп отсоединен, а значит, ему с большой вероятностью пришли кранты. Крыша-аэростат не слишком прочная. Если она лопнула, находившийся внутри хлам разлетелся во все стороны, и мне предстоит его искать и собирать. Ведь это мое критическое жизнеобеспечение.

Кстати, о жизнеобеспечении: когда клапаны закрылись, марсоход переключился на свои резервуары. Хороший мальчик! Вот тебе косточка.

У меня есть двадцать литров кислорода (хватит, чтобы дышать сорок дней), но без стабилизатора (который в прицепе) придется вернуться к химической абсорбции CO₂. Фильтров осталось на 312 часов. Кроме того, имеются CO₂-фильтры для скафандра, на 171 час. Итого 483 часа, то есть почти двадцать солов. Значит, у меня есть время на ремонт.

МВА совсем близко. До него около 220 километров. Я не собираюсь позволить какому-то недоразумению смешать все планы. И мне уже не нужно, чтобы аппаратура работала на сто процентов. Нужно только, чтобы марсохода хватило на 220 километров, а жизнеобеспечения — на сорок один сол. И все.

Пора влезть в скафандр и посмотреть на прицеп.