Адская бездна. Бог располагает, стр. 140

Самуил сделал протестующий жест.

– О, мне известно, – промолвил Юлиус, – что ты презираешь деньги, поскольку метишь выше. Я лишь хочу обеспечить тебе полную независимость от кого бы то ни было. Материальные нужды суть прутья клетки, в которую общество запирает великие сердца и грандиозные замыслы. Ты ведь не откажешься от свободы и простора. Впрочем, я не приношу тебе ничего в дар, я лишь плачу долг. Не хочешь же ты остаться у моего гроба банкротом? А теперь перейдем к Лотарио.

Самуил слушал, крайне взбудораженный, но внешне бесстрастный.

– Лотарио – мой единственный родственник, – продолжал граф фон Эбербах, – да и то по линии жены. Я выделю ему его долю. Он получит замок Эбербахов и достаточное содержание, чтобы жить там, как подобает сеньору. Там он будет окружен воспоминаниями о своей тетке Христиане, любившей его, как она одна умела любить. Я предпочитаю, чтобы среди этих воспоминаний жил именно он, а не кто-то другой. Теперь остается Фредерика.

На минуту воцарилось молчание.

Юлиус колебался, не зная, как приступить к делу. Самуил наблюдал за ним глубоким, внимательным взглядом драматического поэта, следящего за всеми движениями и интонациями актера, избранного им, чтобы воплотить свой творческий замысел.

Самуил заговорил сам.

– Это самое щекотливое, – сказал он. – Ведь тебе, в общем-то, всего сорок лет. Мудрено допустить, чтобы мужчина, еще достаточно молодой и известный множеством приятных похождений различного рода, оставил в наследство молоденькой девушке значительную сумму без того, чтобы вместе с ней она не унаследовала…

– Бесчестье, не так ли? – вздохнул Юлиус. – Правда, я и сам все понимаю. Но что же делать?

– Об этом-то я тебя и спрашиваю, – отозвался Самуил, желая принудить его самого произнести решающее слово.

– Я было подумал, – продолжал Юлиус, – что можно избежать затруднений, выдав Фредерику замуж за кого-нибудь, кто имеет право разбогатеть. К примеру, Лотарио…

– Лотарио! – перебил Самуил с ноткой угрозы.

– Все было бы просто, если бы Лотарио и Фредерика полюбили друг друга. Я бы оставил все свое состояние Лотарио, а он, женившись на ней, естественным образом принес бы его ей. В какой-то момент я подумал, что Лотарио влюблен в нее, судя по тону, каким он говорил о ней, когда впервые ее увидел. Но с тех пор я успел убедиться, что ошибался. Если бы он любил ее, он бы не упорствовал в своем стремлении так надолго покинуть этот дом сейчас, когда она в нем живет. По крайней мере если она не отвергла его самым решительным и безнадежным образом. Так или иначе, если он ее не любит, если он там задерживается ради другой или если сама Фредерика не желает его знать – в любом подобном случае об этом браке речи быть не может. И однако иного средства, кроме супружества, я здесь не вижу.

– Я тоже, – отозвался Самуил, не спуская с Юлиуса своего пронизывающего непостижимого взгляда.

– Но кого мне избрать ей в мужья, кому я был бы вправе завещать мое богатство? Никому, кроме Лотарио и тебя, я не могу оставить в наследство сумму достаточно значительную. А ты в качестве мужа Фредерики еще более немыслим, чем Лотарио.

– А! Ты так считаешь? – промолвил Самуил.

– Без сомнения. Слишком велика разница в возрасте. И потом – твой характер. Честно говоря, – прибавил Юлиус смеясь, – твоя натура, по-моему, не создана для того, чтобы сделать женщину счастливой.

– Однако, – произнес Самуил с некоторой горечью, – может статься, что сама Фредерика придерживается несколько иного мнения.

– Если она думает иначе, – произнес Юлиус очень серьезно, – признаюсь тебе, что я первый постарался бы отговорить ее от подобного шага, который, на мой взгляд, был бы с ее стороны лишь необдуманным порывом благодарности.

– Я пошутил, – ледяным тоном прервал его Самуил. – Так ты, по-видимому, нашел более подходящее средство обогатить Фредерику, не компрометируя ее?

– Такое средство действительно есть.

– Говори, – обронил Самуил.

– Говорить об этом неловко и грустно, – начал Юлиус. – Ну, в двух словах, я решил вот что: брак здесь будет не более чем поводом, чем-то побочным, второстепенным… так вот, самый законный предлог для того, чтобы завещать Фредерике значительную часть моего состояния – это если… если она будет моей женой.

– Что ж! Я об этом тоже подумал, – спокойно отвечал Самуил.

– Ты думал об этом? – отозвался Юлиус не без некоторой печали. – Это и впрямь проще всего, таким образом все устроится. Адля этого брака, столь… гм… непродолжительного, трудно было бы найти условия более надежные и благоприятные, имея в виду супруга, который… словом, который не был бы таковым. И мне суждено не слишком долго оставаться обузой в ее жизни. Пройдет всего несколько месяцев, и я буду мертвым, а она – богатой. С любым другим такой брак стал бы для нее оковами, со мной же это свобода.

– Это более чем справедливо.

– Так ты одобряешь мою идею, Самуил?

– Полностью одобряю.

– Ты и в самом деле любишь Фредерику! Право, я не собираюсь ей долго докучать. А потом она на всю жизнь останется независимой. Ну, а я… в те немногие дни, что мне еще остались, она будет для меня светом и отрадой. Кроме того, ее дочернее послушание, такое очаровательное, сделается ее долгом и моим правом. Что ж! Коль скоро ты разделяешь мое мнение, не хочешь ли взять на себя заботу о том, чтобы подготовить ее к этой мысли? Как ты понимаешь, мне самому не совсем ловко начинать такой разговор, а я бы не хотел ни рассердить ее, ни ввести в заблуждение.

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, – отозвался Самуил.

– Она у себя в комнате, – сказал Юлиус. – Было бы замечательно, если бы ты пошел к ней немедленно и все объяснил.

– Я отправляюсь прямо туда.

– Спасибо. Тебе нужно сказать ей о двух обстоятельствах, – произнес Юлиус с печальной усмешкой. – Во-первых, что я скоро умру, я обещаю ей это, так что пусть она не беспокоится. И, во-вторых, что до самого конца моя нежность будет исключительно отеческой, к ней не может и не должно примешаться никакое иное чувство, да я и не желал бы этого. Само собой разумеется, что тебе следует представить ей меня не в качестве мужа, а только как отца.

– Не беспокойся. Я сумею убедить ее.

– Ступай же. Это ей ты оказываешь услугу, ей, а не мне.

Самуил вышел.

Направляясь в комнату Фредерики, он бормотал сквозь зубы:

– Говорил же я ему, что неосторожность в два счета его прикончит! А это можно считать большой неосторожностью! Отеческая нежность, ха! Хотел бы я посмотреть, как бы ему удалось возыметь к ней нежность иного рода! Но напрасно он воображает, что я стану полагаться на его слово! Ах, уж не сомневайся: хочешь ты того или нет, а я сделаю так, что все будет в полном порядке! Болван несчастный! Ведь мог спасти себя, стоило только отдать ее мне… Он упустил этот шанс. Тем хуже для него! Придется обвенчать с ним Фредерику, раз иного средства теперь нет. Но в противоположность тому, что происходит в «Гамлете», я берусь доказать, что остывшие блюда свадебного пира можно подать на стол во время другой церемонии. Устроим сначала свадьбу, а там останется только избавиться от мужа.

Он приостановился у дверей комнаты Фредерики.

– Теперь надо подготовить выход на сцену второго персонажа этой трагикомедии.

Он постучался, и Фредерика открыла ему.

XXVII

Паук вновь плетет свою сеть

Входя в комнату Фредерики, Самуил принял чрезвычайно мрачный вид.

Его коварный замысел был прост.

«Она знает, что я люблю ее, – говорил он себе, – и вот я прошу ее руки для другого. Это не слишком похоже на действия влюбленного, по крайней мере в ее глазах: она ведь не знает, до какой степени я полон решимости разрубить этот едва завязанный узел. Что ж! Положительно необходимо превратить это в доказательство любви. Надо, чтобы все выглядело так, будто я временно отказываюсь от нее во имя ее блага. Я использую этот случай, чтобы предстать перед ней во всем блеске самоотречения и тем самым завоевать лавры великодушного героя. Теперь мне ясно, что любовные успехи всегда достигаются подобным образом: нужно лгать, чтобы женщина поверила тебе и полюбила. Я люблю Фредерику, следовательно, я пущу в ход ложь».