Клеопатра. (Другой перевод), стр. 57

Ну вот, Гармахис, больше мне нечего добавить. Мне осталось лишь поблагодарить за то, что ты проявил милосердие и выслушал меня, и я благодарю тебя. В своей безудержной любви я желала твоей смерти! За причиненное тебе зло я буду расплачиваться всю жизнь и всю вечность после смерти! Я погубила тебя, я погубила Кемет и себя обрекла на погибель. И пусть за это я умру! Убей меня, Гармахис… Я с радостью приму смерть от твоего кинжала и поцелую клинок. Убей меня и уходи, спасайся, ибо, если ты не убьешь меня, я сама убью себя! – И она бросилась на колени, подставляя грудь, чтобы мне удобнее было вонзить кинжал в ее сердце. И я, охваченный безумной яростью, хотел убить ее, ибо в тот миг подумал о том, что эта женщина, которая была причиной моего позора и бесславия, еще смела осыпать меня презрительными насмешками, когда я был низвергнут. Но убить прекрасную женщину тяжело, и я, подняв руку для удара, вдруг вспомнил, что она уже дважды спасла мне жизнь.

– Встань, женщина! Бесстыдная женщина! – сказал я. – Я не убью тебя! Кто я, чтобы судить тебя, если и сам, как и ты, совершил преступление, для которого земными судами еще не придумано кары достаточно суровой?

– Убей меня, Гармахис! – простонала она. – Убей, или я сама себя убью. Эта ноша слишком тяжела для меня! Мне ее не вынести! Не говори так спокойно и жестоко! Прокляни меня и убей!

– Что ты мне только что говорила, Хармиона, о том, что я пожну то, что посеял? Тебе нельзя убивать себя, и мне, равному тебе в содеянном зле, боги тоже запрещают убивать тебя за свои преступления, пусть даже это ты толкнула меня на них. Что ты, Хармиона, посеяла, то тыи пожнешь. Живи, подлая женщина, чья черная ревность накликала все эти беды на меня и на Египет! Живи! И пожинай горькие, кровавые плоды своего преступления! Пусть ночь за ночью в снах тебе являются разгневанные боги, чья месть ждет и тебя, и меня в их мрачном Аменти! Пусть день за днем тебя преследуют воспоминания о том человеке, которого твоя свирепая любовь обрекла на вечный позор и погибель, и мысли о Кемете, который стал добычей ненасытной Клеопатры и рабом сластолюбивого римлянина Антония.

– О, не говори так жестоко, Гармахис! Твои слова ранят больнее любого кинжала! И они так же убивают меня, только медленнее и мучительнее. Послушай, Гармахис, – она вцепилась в мое платье руками, – когда ты был велик и в твоих руках была огромная власть, ты отверг меня. Не отвергай же меня теперь, когда Клеопатра отвернулась от тебя, теперь, когда ты беден, несчастен и опозорен, когда тебе негде преклонить голову. Ведь я по-прежнему красива и все так же люблю тебя. Позволь мне бежать с тобой, позволь искупить свою вину вечной беззаветной любовью. А если я прошу слишком многого, пусть я буду тебе сестрой и служанкой, твоей рабыней, позволь мне просто видеть твое лицо, делить с тобой тревоги и тяготы, служить тебе! О Гармахис, молю тебя, возьми меня с собой, я ничего не испугаюсь, я все преодолею, и только смерть одна заставит меня покинуть тебя. Ибо я верю, что любовь, из-за которой я пала так низко и увлекла тебя за собой, может возвысить меня до былых высот и тебя вместе со мной!

– Ты меня искушаешь? Толкаешь на новое зло, женщина? Неужто ты думаешь, Хармиона, что в какой-нибудь лачуге, где мне предстоит скрываться, я смогу день за днем смотреть на твое красивое лицо и, увидев эти губы, думать о том, что это они предали меня? Нет, ты не искупишь свою вину так просто! Я знаю: многими и долгими будут твои дни раскаяния. Быть может, час расплаты все же придет, и быть может, ты доживешь до этого и поможешь мне отомстить. Ты должна остаться при дворе Клеопатры, и я, если не погибну, найду способ время от времени посылать тебе весточку. Возможно, еще настанет день, когда мне снова понадобится твоя преданная служба. Но сейчас поклянись, что, если это случится, ты не предашь меня снова.

– Клянусь, Гармахис! Клянусь! Пусть вечные мучения – такие ужасные, что и вообразить нельзя, еще ужаснее, чем те, что терзают меня сейчас, – пусть такие мучения станут моим уделом, если я хоть в чем-то, хоть на миг подведу тебя… Хоть я согласна ждать твоего слова бесконечно долго!

– Хорошо, я вижу, что ты не нарушишь эту клятву, ибо дважды не предают. Я отправляюсь вершить свою судьбу, ты же иди своей дорогой, у тебя иная судьба и ты будешь ей следовать. Быть может, нити наших судеб еще пересекутся, а быть может, и переплетутся. Что ж, Хармиона, не любимая мной, любившая меня непрошеной любовью и движимая этой любовью, предавшая и погубившая меня, прощай!

Она посмотрела на меня глазами безумца, протянула руки, будто желая обнять меня, а потом в отчаянии бросилась на пол.

Я, взяв тюк с одеждой и посох, направился к двери. Уходя, я бросил на нее последний взгляд. Она лежала, раскинув руки, бледнее, чем ее белое платье, темные волосы рассыпались по полу, скрыв прекрасное лицо.

И я оставил ее в беспамятстве на полу, чтобы встретить снова через девять долгих лет.

(На этом заканчивается второй, самый длинный свиток папируса.)

Книга третья

Месть Гармахиса 

Глава I

О бегстве Гармахиса из Тарса, о том, как его принесли в жертву богам моря, о его жизни на острове Кипр, о его возвращении в Абидос и о смерти Аменемхета

Я благополучно спустился по лестнице, никого не встретив, и вышел во двор большого дома. Было еще очень рано, после рассвета минул всего час, поэтому я никого не встретил. Последний бражник допил свой кубок, танцовщицы завершили танцы, и на город опустилась тишина. Когда я подошел к воротам, меня окликнул начальник стражи, который стоял возле них, закутанный в плотный плащ.

– Кто идет? – прозвучал голос Бренна.

– Сирийский купец, если тебе угодно знать, благородный господин. Я привез из Александрии дары для одной из придворных дам царицы. Дама оказала мне гостеприимство, и вот теперь я возвращаюсь на свою галеру, – ответил я измененным голосом.

– Гм, долго же придворные дамы держат у себя гостей! – проворчал он. – Ну да что там, сейчас же все веселятся – ведь праздник. Назови пароль, господин торговец. Если не скажешь пароль, тебе придется вернуться к своей даме и просить у нее приюта.

–  «Антоний», о господин. И это хорошее слово! Удачнее пароля не придумаешь. Я много путешествовал и бывал в разных странах, но нигде не встречал столь славного человека и столь великого полководца. А я объездил полсвета, где только не побывал, о господин, и видел многих полководцев.

– Верно, пароль – «Антоний», и Антоний – по-своему неплохой полководец, когда не пьян и когда его не тащит за собой очередная юбка. Я служил этому Антонию… Знаю его достоинства и его слабости. Служил и его врагам, поэтому знаю что говорю. Да, теперь-то ему есть чем заняться!

И все это время, удерживая меня разговором, страж прохаживался перед воротами. Теперь же он отошел немного в сторону, освобождая проход.

– Прощай, Гармахис, и уходи! – быстро шепнул Бренн, чуть подавшись вперед. – Не мешкай, но и не забывай о Бренне, который подставлял свою шею, чтобы спасти твою. Прощай, друг. Жаль, что мы с тобой не уплыли на север. – Он повернулся ко мне спиной и начал напевать какую-то песенку.

– Прощай, Бренн, честный человек и мой верный друг, – шепнул я в ответ и ушел.

Много лет спустя я узнал о том, какую услугу оказал мне Бренн, когда утром убийцы не нашли меня и поднялся крик и переполох, убийцы нигде не могли меня найти, хотя рыскали всюду. Так вот, он поклялся, что, когда ночью стоял на посту у ворот, через час после полуночи увидел меня на крыше. Там я якобы подошел к краю, встал на парапет, раскинул руки, мой плащ превратился в крылья, я на этих крыльях взмыл в воздух и унесся в небо, а ему осталось лишь в изумлении проводить меня взглядом. Все придворные, услышав рассказ Бренна, поверили ему – так велика была моя слава чародея – и принялись гадать в великом волнении, что может подобное чудо предвещать. История эта разлетелась по всему Египту, и это помогло спасти мое доброе имя среди тех, кого я предал, ибо многие из них – в основном самые невежественные, уверовали в то, что я действовал не по своей собственной воле, а по воле великих богов, которые для каких-то своих целей вознесли меня живым на небо. И по сей день жива в Египте родившаяся тогда поговорка: «Египет станет свободным, когда к нам снова явится Гармахис». Но увы, Гармахис так и не явился снова. Лишь Клеопатра, хоть и очень испугалась, усомнилась в рассказе начальника стражи и отправила судно с вооруженными солдатами искать сирийского купца. Однако, как будет рассказано далее, их поиски оказались тщетными.