Последний Хранитель, стр. 21

– И все равно я сделала правильно, – прошептала Маша. – Надо, наконец, все увидеть самой. И в конце концов решить что-то в отношении Охотского Перевоза. Послушать маркшейдеров и золоторазведку, – кивнула она. – Скорее всего, я поставлю там прибор, а если специалисты согласятся, то и драгу.

– Зря, конечно, мы летим, – негромко говорил Федоров-Иванов. – Утешает одно – никто об этом не знает. Ты, Альберт, заслужил поощрение. Выбирай. Неделя выходных или…

– Или, – не дал договорить ему тот. – Без работы чувствую себя каким-то идиотом. Дома просто не знаю, что делать. Жениться, что ли? – усмехнулся он. – Там, глядишь, детки пойдут. Один раз я уже почти готов был сделать предложение, но тут покушение, ранили Костика. Подумал, а ведь меня убить могут, и что будет делать жена? Наверняка быстро найдет мне замену …

– Подожди три года, – посоветовал Иван Федорович. – И уходи. Тогда можешь жениться. Я женат уже пятнадцать лет и, знаешь, не жалею об этом. Сыну десять, – подмигнул он Альберту. – И я счастлив. Если любим и любишь, женись. Это не та курносая с русыми волосами? Зовут Надя.

– Точно, – удивленно посмотрел на него Альберт. – А вы проверяете…

– Просто видел вас два раза вместе, а потом совершенно случайно узнал в ней соседку по даче. Родители у нее серьезные, образованные, – усмехнулся он. – Папаша – майор в запасе, летчиком был, мировой мужик, мать учительница русского и литературы. – О тебе он знает, но не от меня, – предупредил Федоров. – Как подопьет, все спрашивает, а почему фамилия у тебя двойная? Сто раз пояснял, и все равно спрашивает. Знаешь, – улыбнулся Иванов, – честное слово, Надежда будет верной женой. А насчет того, что убьют, не думай об этом. Потерь за последние три года у нас не было, трое раненых, но легко, и все уже здоровы. С Марией Александровной проблем нет, она делает то, что скажем. А Ларионов – он нормальный легавый?

– Нормальный, – кивнул Альберт. – В Чечне познакомились.

– Да знаю, как ментов присылали. Полегло их немало. Ты пойми, оружия у нас там ноль, а лезть на рожон впятером – чистая авантюра. Я хотел…

– Слышал, – усмехнулся Альберт. – Я у нее пистолет видел. Браунинг, кажется.

– Настоящий, – кивнул Федоров. – Кстати, неплохо стреляет.

– Ларионов встречать будет, – сказал Альберт.

– А как там обстановка? – поинтересовался Иван Федорович.

– Летом там всегда сложнее, – ответил Альберт.

Санкт-Петербург

– Да что ты им сделаешь, – процедил майор милиции. – Каждому или пожизненное светит, или четвертак. Похоже, так и было.

– Чтобы Царь повесился, едва в камеру вошел? – усмехнулся генерал-лейтенант милиции. – Сейчас начнется. Преследование по национальному признаку. Когда будет готово заключение экспертов?

– Завтра утром, – ответил майор.

– И Левана пристрелили вместе с его охраной, – зло сказал генерал. – Кто-то стоит за всем этим, и видно, спланировал сразу. В любом случае убрали бы и Царя, и Левана. А где Березова? – вспомнил он.

– Она не докладывает нам, – напомнил полковник.

– Да я не при делах, начальник, – клятвенно проговорил Кеша. – И чего, как в кого-то стреляют, вы ко мне. Я срок оттянул восьмерик, и всё, поставил крест на этом. Тут базар пошел, что Царя кончили. Адвокат собирается поднять шум и написать в прокуратуру…

– Закрой рот, Кеша, – оборвал его один из мужчин в штатском. – Ты лучше помоги нам. Например, узнай…

– Стукачом не был и не буду, – заявил Кеша. – А насчет того, кто мог это сделать, так тут желающих полно, – усмехнулся он. – Не знаю, чем она им так насолила, но завалить её хотят многие. А насчет Царя в натуре или параша?

– В натуре, – кивнул опер. – Только он сам в петлю влез. Совесть замучила. Убрал всех, кто к делу отношение имел. Одного, кстати, ты знаешь, Перова. Его траванули, и он через полтора часа в ящик сыграл. Так что, смотри, Кеша, как бы и тебе чего не подсыпали. В общем, захочешь жить, придешь, – подмигнул оперативник.

– Я подумаю, – пробормотал Иннокентий. – Кто же мог такую кашу заварить и кровушкой ее полить? – задумался он. – Значит, траванули Перова. С кем он в последнее время работал? – попытался вспомнить Кеша. Посмотрел на севших в машину оперативников и тяжело вздохнул: – Если бы шмон устроили, нашли бы и «вольво», и наркоту. И все, Кеша, сидеть бы тебе пятерик, самое малое. Менты знали, что у меня ствол, но не тронули. Кто же так сработал? Всех, кто знал, угрохали. Надо будет выяснить, – решил он.

– Понятно, – довольно потер руки Лев Яковлевич. – Значит, она все-таки решила посетить Колыму. Ну, госпожа Березова, оттуда ты уж точно не вернешься. Надо позвонить Арову. У него там свой интерес и, разумеется, свои люди. Да и грузинские киллеры там. Правда, у них задача другая, но, я думаю, они изменят мнение о цели, если узнают, кто туда едет.

– Значит, на Колыме ничего не происходит? – сладко потянувшись, проговорил лежавший на кровати седоволосый пожилой мужчина.

– Нет, товарищ генерал, – ответил здоровенный детина в форме с погонами старшины КГБ.

– Вот что, Медведь, – вздохнув, пробормотал генерал. – Если только что-то начнется, немедленно доложи. В любое время.

– Так точно! – вытянувшись, гаркнул тот.

– Да не ори ты так, оглашенный, – сердито проговорила пожилая женщина. – Он от твоего рыка помрет.

– Не могу я пока умереть, Пелагея Андреевна, – прошептал генерал. – Грехи земные, видно, не отпускают. И если смогу, исправлю кое-что в жизни последнего Хранителя. Ведь в том, что он один остался, и моя вина есть. Просто не знал я о капитане. А он тогда и не был капитаном. Убили бы и его. А я знаешь, о чем подумал, Прохор? – вздохнув, негромко проговорил он. – Ведь хорошие, настоящие люди были отец и сын. Они мучительно и долго умирали, но не открыли тайны. А ведь знали ее, но, видно, старший сын отца-Хранителя просто пожалел младшего брата, ничего ему не сообщил. Где Марина?

– Не могу знать, товарищ генерал, – отчеканил Медведь.

Генерал слабо улыбнулся.

– Я поражаюсь тебе, старшина, – качнул он головой. – Сколько лет ты со мной, а форму не снял, неужели не надоело тебе меня, вонючего старика, постоянно переворачивать, мыть, массаж от пролежней делать…

– А мне, товарищ генерал, батяня приказал, – вздохнул Прохор. – Ведь вы тогда его от верной смерти спасли, а потом и от лагеря отмазали…

– Твой отец был настоящим солдатом, и поэтому я не позволил несправедливости восторжествовать. Ведь все знали, кто добровольно в плен сдавался или во власовцы уходил, а кто в разведку. Те, что в концлагерях сидели, те не предавали родину, они за нее и там воевали. А при возвращении – в лагерь. А что с ними в лагерях делали? Скольких великих полководцев перед войной в лагерях сгноили? Хорошо еще некоторых освободили. А вот Сталин своего сына предал. Не обменял его на Паулюса. Я фельдмаршалов на солдат не меняю, – вспомнил он. – Многие восхищались этими словами, но именно тогда каждый понял, что если Сталин сына не вытащил, то остальные для него просто материал, который списать в любое время можно. Я в свое время много ужасного совершил. По службе, для родины – это еще можно понять. Но и ради себя, ради выгоды своей немало подлого сделал, крови безвинных реки пролил. И вот один остался, – слабо улыбнулся он. – Видно, чтобы грехи свои понять и прочувствовать. И что удивительно, Прохор, в Бога верить начал. Ну, не то чтобы стопроцентно, как в родину и присягу, но тем не менее поминать начал господа Бога. И вроде легчает иногда. Очень мне хочется правду узнать, настоящую, – вздохнул генерал. – Наверное, потому меня господь Бог и держит на этом свете. Но как передать последнему Хранителю часть той правды? А ведь ежели помру, так никто ничего и не узнает. Ладно, – вздохнул генерал. – Решение есть, но уверенности в его правильности нету.