Оборотная сторона Луны, стр. 31
– Просто продолжай рассказывать, – попросила я.
– Ну, как хочешь, – сказал Лео и продолжил свою историю.
Я должна была его слушать, чтобы не выглядеть подозрительно. Я смотрела на Лео, его лицо и даже воображала, что слышу его. Но если бы спросили, я бы не могла сказать, о чем он говорит. Я воспринимала каждое слово, фразы, но никакого смысла.
Покоя мне не давало то, что я не знала, где сейчас Джон Торренто. Мне казалось, что он может прожигать меня взглядом. И уже говорить кому-нибудь из своих дружков: «Смотрите, вон тот каторжник на самом деле никакой не каторжник. Это девчонка по имени Эл, мы вместе с ней учились в колледже».
Как мало времени прошло с тех пор! Всего лишь десять лет. Вот если бы прошло хотя бы лет сорок, было бы проще остаться неузнаваемым.
Оглядываться было страшно. Я просто чуть повернула голову и скосила глаза, пытаясь увидеть его боковым зрением. Мне казалось, что если я сейчас в упор стану смотреть на него, то могу не разглядеть из-за страха, застилавшего глаза.
Я так и не увидела его. И не знала, откуда ожидать опасности. Мне казалось, она отовсюду.
Глава 32
В зал совещаний зашел Волк в окружении свой свиты. Если вчера рядом с ним околачивались только Джеральд и Микки Маус, то сейчас он был окружен целой толпой вооруженных людей. И он действительно был похож на политика, собирающего возле себя электорат. Наверное, в его толпе есть люди, на которых он может положиться. И те, кто просто способен держать автомат и выполнять приказы. Среди последних был уже знакомый мне Лох из группы Лео и Браейна.
– Все, окончательно примазался, – сказал про него Лео. – Ты посмотри, какой он гордый. Да только сразу видно: все-таки он лох!
– А ну все сели, быстро! Закрыли рты! – закричали люди с автоматами.
Я обратила внимание на Лоха. Он действительно выглядел очень гордым. И кричал чуть ли не громче всех.
Недовольно бурча себе под нос, каторжники расходились по залу, искали себе места, рассаживались.
– Ты что: оглох? – закричал Лох на сидящего у стеночки сумасшедшего. – Быстро в ряды, сволочь!
Тот не отреагировал на его слова, так и продолжал качаться из стороны в сторону. Раздалась пулеметная очередь: Лох прострочил поверх головы сумасшедшего. Того как ветром сдуло. Он кубарем прокатился по проходу, залез на сиденье и сел там, обхватив плечи руками, словно ему было холодно.
– Беру свои слова обратно, – сказал Лео, наблюдая за этой ситуацией. – Он не лох, а порядочная скотина!
Увидев, что в ход пошло оружие, один из окружения Волка тоже вскинул свой автомат.
– Вам сказали сидеть, скоты! – закричал он и застрочил поверх голов.
Мне показалось, что наступает смерть. Я моментально ухнула на пол, прячась за передние сиденья. Лео только успел скинуть с них ноги и тоже сползти вниз. Рядом присел Брайен, прикрывая голову руками.
В зале стояли крики. И когда очередь прекратилась, я четко услышала голос:
– Ты убил его! Ты что в своих стреляешь?
Мне не хотелось вылезать из-под сиденья. Я и так догадалась, что произошло. Человек стрелял поверх голов, и тех, кто стоял, мог скосить насмерть. Так что безопаснее было сидеть здесь и не высовываться. Лео и Брайен выбрались наружу, а я осталась. Стала выглядывать в щелочку между сидений.
Стая Волка смотрела на нас с возвышения сцены. Во взглядах всех этих людей было осознание своей правоты. Только человек, который только что стрелял, немного смущался. Было похоже, он не хотел никого убивать, это вышло случайно.
– Извините, – сказал он, опуская автомат.
И вдруг раздался грохот. Какой-то здоровый парень побежал к сцене с голыми руками. Несколько сидений, которые он опрокинул, падали за ним. Он кричал что-то людям на сцене, но таким голосом, что невозможно было разобрать слов. Но я и так поняла, что им движет. Поняла без слов. Убили кого-то из его друзей. И он хотел вцепиться в глотку тому, кто это сделал.
Я поняла так же, чем кончится дело. Я зажмурилась, чтобы не смотреть на это, и сжалась в комок. Слышала автоматную очередь. А потом чей-то голос:
– Я же сказал: извини. Что тебе еще было надо?
Мне было очень жаль этого человека. Я видела его всего несколько секунд, но поняла так, будто знала всю жизнь. Он единственный из всех смог противостоять волчьей стае. Он не побоялся выступить против них. Может, это было глупо – бежать с голыми руками на вооруженных людей. Но я не видела тут никого, кто бы осмелился сделать нечто подобное. Это был очень самоотверженный поступок.
– Эй ты, – кто-то начал дергать меня за рукав. Я узнала голос Лео, приглушенный до шепота. – А ну вылезай, пока тебя не пристрелили.
Я с трудом смогла опустить руки и открыть глаза. Перед моим взглядом была красная обивка сиденья. Считается, что этот цвет торжественный и как нельзя лучше подходит для заседаний. Но для меня сейчас это был цвет крови.
– Давай, шевелись, – сказал Лео.
Он схватил меня за локоть и начал тащить вверх. Это немного отрезвило меня. Я вспомнила, что меня никто не должен трогать. Чем дальше я буду от людей, тем надежнее. Тем больше у меня шансов остаться незамеченной. Я вылезла и села на свое сиденье. Смотреть на сцену было страшно. Я уставилась прямо перед собой, а боковым зрением видела распластавшегося под сценой человека. Того самого, который побежал на волчью стаю с голыми руками.
– А ну, сделай обычное лицо! – шикнул на меня Лео. – Тебя же сразу видно!
Лео прав. Если я буду и дальше себя так вести, все сразу увидят, что я не сильный духом каторжник, а слабонервная женщина. Надо последовать совету и сделать обычное лицо. Я встряхнулась и посмотрела на сцену.
– Что ты делаешь, Волк? – говорил какой-то человек, медленно приближаясь к нему. Он тоже был безоружный, а в голосе его был упрек. – Ты своих же косишь. Зачем? Нам надо быть вместе, а не враждовать.
Я думала, что люди Волка убьют сейчас и этого. Я была готова снова прятаться за сиденье. Но кто-то поднялся вместе с человеком.
– Правильно он говорит. Нечего в нас тут стрелять. Все свои.
Человека держали под прицелом, а он все продолжал идти вперед, подняв руки ладонями вперед, чтобы показать свою безоружность. Приспешники не знали, что с ним делать. Волк махнул им головой, давая знак, чтобы ничего не предпринимали. Сам он пошел навстречу человеку и оказался на краю сцены. Он глядел на человека сверху вниз. Это было очень выигрышное положение.
– Тебя как зовут? – поинтересовался Волк.
– Эндрю, – ответил человек.
– Да? – с сомнением спросил Волк. – А я слышал: Вонючка.
Микки Маус тотчас же рассмеялся, и вскоре вся волчья стая разразилась хохотом. А затем этот смех подхватили и все сидящие в зале.
Я не ожидала этого предательства. Мне казалось, что все каторжники разбились на два лагеря: люди Волка и остальные. Эндрю говорил не просто от себя, а от имени всех остальных. И все сидящие в зале должны были его поддерживать, а над ним смеются. Даже Брайен хмыкнул:
– Ишь, как отделали его!
Однако в его голосе было больше сочувствия, чем чего-либо другого. Мне было приятно, что он и Лео не смеются в этой ситуации. Я ощутила даже некоторую гордость за них. Среди каторжников это были одни из лучших людей. В них еще остались понятия добра и зла, хотя бы близкие к традиционным. Они умеют думать, просчитывать наперед какие-то ходы. Они не сделали мне ничего плохого. Наоборот, без них я бы не выжила.
Эндрю оглянулся назад, в зал. В его лице были растерянность и удивление. Я не выдержала и отвела глаза. Наверное, Эндрю здесь тоже один из лучших. И тот парень, что с голыми руками бежал на волчью стаю. И тот, который искал по корпусу выживших. И этот скромник Любимчик, который сидит неподалеку от меня и вжимает голову в плечи. Да и Джон Торренто: я училась с ним на одном курсе. Он не может настолько испортиться, чтобы быть отъявленным негодяем.
Может, каждый человек по отдельности совсем неплох. В каждом можно найти что-то светлое и даже святое. Но законы толпы душат в каждом то хорошее, что в них еще осталось. Законы толпы делают всех одинаковыми. А одинаковость не является индивидуальной чертой. Это нечто наносное, совершенно лишнее и то, что губит на корню.