Маяк, стр. 1

Улица Мельничная была не самой главной и не самой красивой в городе, скорее, наоборот — узкая, вымощенная булыжником, со старыми, двух-, трехэтажными обшарпанными домишками, которые перемежались бесконечно длинными заводскими заборами. За ними всегда что-то лязгало, шумело и дымилось. Дома казались заброшенными, с темными грязными окнами и запущенными дворами, которые были забиты поленницами дров. Лишь иногда Борис замечал чье-нибудь лицо, выглядывающее в окно, и почему-то всегда это были старик или старуха. И он все время считал, что на этой улице живут только старые люди, они всегда сидят дома, и потому она такая пустынная и печальная. Но была у нее одна примечательная особенность — она тянулась через весь город, от порта до вокзала, потом ныряла под железную дорогу, шла дальше уже по предместью и кончалась, как слышал Борис, где-то возле самой реки. Он никогда не проходил ее всю целиком и надеялся, что она вообще не имеет конца. К тому же в предместье, так называемый московский форштадт, заходить было опасно, там обитала самая жуткая и самая отчаянная шпана в городе — наследие недавно прошедшей войны.

Но солидный кусок этой улицы принадлежал ему, когда он возвращался из школы, хотя это было не совсем по пути. Чем-то она его притягивала наверное, своей безлюдностью и глухой вязкой тишиной, которую ничуть не нарушали заводские шумы. Борис долго брел по ней, размахивая портфелем, прятался в сырые, пахнущие кошками подъезды, изображая разведчика, забегал во дворы, где всегда можно было найти что-нибудь интересное — причудливую железяку, палку или старинную бутылку.

И всегда в это время он встречался со старьевщиком. Мрачный бородатый старик толкал перед собой прямо посередине улицы тележку на высоких велосипедных колесах. Его всегда сопровождала толпа мальчишек. Они шныряли по подъездам и дворам, выносили какую-нибудь рухлядь, тряпье, бутылки, старик аккуратно складывал все это в тележку и, если вещь ему нравилась, давал принесшему яблоко. В углу тележки всегда лежала горка мелких зеленых яблок.

Однажды, возвращаясь из школы, Борис в одном из дворов обнаружил новенькую длинную рейку, чуть обломанную с одной стороны и от этого очень похожую на винтовку. Довольный, он нес ее на плече и настороженно оглядывался, готовый выстрелить во внезапно появившегося врага. И тут опять увидел старьевщика вместе с его эскортом. Какой-то парнишка подбежал к нему и сказал:

— Дед говорит, что если ты отдашь ему эту палку, то получишь самое большое яблоко.

Борису было жаль расставаться со своей новой винтовкой, но получить самое большое яблоко очень хотелось. Немного поколебавшись, он робко подошел к страшному бородатому старику и протянул ему рейку. Тот, покопавшись в тележке, действительно достал довольно большое яблоко, внимательно посмотрел на Бориса, прежде чем отдать, потом не спеша двинулся дальше. Есть при всех было неудобно, Борис подождал, пока процессия отойдет достаточно далеко, потом откусил. Яблоко оказалось жестким и нестерпимо кислым. Он в сердцах выплюнул кусок, а яблоко запустил за забор. Немного постоял, ожидая громкого взрыва, потом подхватил портфель и побежал за стариком.

Когда он догнал его, мальчишек уже не было, а старик заворачивал свою тележку во двор. Крадучись и неслышно ступая, Борис проник вслед за ним в подворотню, потом во вторую — того дома, что стоял во дворе — и, выглянув из нее, увидел маленький асфальтированный дворик и сарай в углу. Старик распахнул ворота, вкатил туда тележку и включил свет. В глубине сарая Борис заметил полки со всевозможными склянками, чайниками, старыми самоварами, мотками проволоки, и от этого богатства у него загорелись глаза. Он был уверен, что у старика спрятано еще много чего интересного и необычайно дорогого, даже драгоценного. И вообще это не просто сарай, а склад старого пирата, который прикидывается старьевщиком. Борис подкрался ближе, но тут старик захлопнул ворота изнутри, и пришлось несолоно хлебавши возвращаться домой.

Борис три или четыре раза приходил в этот дворик, только в один из этих дней ему удалось еще раз посмотреть в открытый сарай, пока старик разгружал свою тележку. Он хотел подойти, заговорить с ним, но не мог преодолеть своей стеснительности и страха перед жутковатой физиономией старьевщика. Потом его родители переехали в другой конец города, он стал ходить в другую школу, и много раз собирался съездить на Мельничную улицу, но так и не собрался. Он часто вспоминал старика, его таинственный сарай и воображал про себя всякие захватывающие истории, связанные с пиратским кладом.

Окончив школу, Борис уехал учиться в Москву, потом много лет работал, ездил по стране и ни разу больше не был в городе своего детства, где уже не осталось никого из его родных. Но странное дело — время от времени он опять вспоминал старьевщика и его сарай в маленьком дворе.

И вот однажды Бориса послали в этот город в командировку. Он сначала отказывался, поездка была некстати, но начальство настаивало — ехать больше некому, лето, многие в отпуске — и пришлось уступить. В первый же день, сделав все необходимое, он пошел гулять по городу. Долго стоял перед домом, где сейчас жили чужие, не известные ему люди. Его первой школы на месте не оказалось, видимо, снесли за ветхостью. Полный грустных воспоминаний, он не заметил, как очутился на Мельничной. Здесь все было по-прежнему, как в детстве, — те же домишки, выглядевшие так же заброшенно и убого, только дровяные поленницы исчезли из дворов, те же длинные бетонные заборы.

И тут его как ударило, он буквально остолбенел от удивления навстречу ему посредине улицы катилась тележка на велосипедных колесах, и толкал ее тот же самый старик, и вокруг так же суетились мальчишки. Только теперь он принимал бутылки и расплачивался деньгами. Когда они проходили мимо, Борис увидел, что старик все-таки изменился — борода местами белая, а лицо — как высохший, потрескавшийся пергамент. Но это ничего не меняло, старик должен был уже десять раз умереть за эти годы, ведь прошло почти тридцать лет, а он и тогда был старым.

Тот поднял голову и посмотрел на Бориса, потом, пройдя дальше, обернулся. Борис медленно двинулся следом, стараясь соблюдать приличную дистанцию. Через полчаса мальчишки рассеялись, старик подкатил к своему дому и заехал во двор. Борис немного подождал и пошел, также крадучись и неслышно ступая, как когда-то в детстве.

Ворота сарая были распахнуты, горел свет и так же таинственно и загадочно сверкали вещи, стоящие на полках. Старик переодевался. Он снял халат, повесил его на гвоздик у ворот и достал пиджак, висевший тут же на плечиках. Борис ногой нечаянно задел какую-то банку, и старик обернулся.

— Простите, — испугался Борис, — я хотел только спросить…

— Что?

— Когда-то давным-давно я жил тут неподалеку и видел вас…

— Подойдите ближе.

Борис подошел. Старик долго и внимательно вглядывался в его лицо, будто ощупывая своими темными, глубоко сидящими глазами.

— Да, я вас помню. Однажды вы принесли мне хорошую, почти новую рейку, и я дал вам за нее самое большое яблоко.

Борис почувствовал, как у него волосы зашевелились на голове.

— Не может быть! Как вы могли запомнить! Вокруг вас крутилось много народа, и потом — столько лет.

— Почему не может быть, — усмехнулся старик, — вы же меня помните? И, наверное, иногда вспоминали за эти годы?

Борис кивнул.

— И я вас тоже вспоминал, к тому же вы очень похожи на себя в детстве.

— Вспоминали? Но почему именно меня?

— Не только вас, еще некоторых. Видно, было что-то запоминающееся. Я вас не только помнил, но и ждал. Надеялся, что кто-нибудь рано или поздно объявится. Вот вы и пришли.

Давно забытый детский страх перед стариком начал оживать в Борисе.

— Ждали? Зачем?

— Я уже очень стар и скоро умру. Должен же меня кто-нибудь заменить на этом месте.