Эрос за китайской стеной, стр. 104

— Обоих сюцаев я видел собственными глазами, а о торговце я кое-что слышал. Я расспрашивал о нем у соседей, и те немного сообщили о нем что он из себя представляет. «Странно, что этакая красотка вышла за него замуж! — удивился я. — Интересно, как живут они вместе?» И вот что соседи мне рассказали. Торговец, хотя и безобразен обличьем, однако же обладает солидными достоинствами, которые окупают все его недостатки. Поэтому супруги живут довольно мирно и ссорятся редко. Понятно, что я проявил к его достоинствам большой интерес. Велики ли они? «Мы не мерили! — отвечали соседи. — Но как-то летним днем он скинул с себя верхнюю одежду, и мы через прореху в штанах узрели здоровенную скалку, которая болталась из стороны в сторону. Вот почему мы тебе и сказали, что орудие у него отменное!..» Теперь тебе ясно, почему я пытал тебя? Иначе какой мне интерес разглядывать чужие богатства?!

— Женщины и мужчины соединяются вместе вовсе не только изза страсти, но и потому, что ценят друг в друге наружность, таланты. Когда же нет ни того, ни другого, ценится сила, которую проявляют в любви. Твой недостойный брат имеет некоторые способности, и облик у него вполне приличный. Возможно, за это мне и прощают какие-то мои недостатки. Кто знает?.. В общем, из-за отдельных моих упущений не хули напрочь другие мои весьма приличные достоинства. И еще: не забудь, что ты все же дал слово мне помочь!

— Красивая внешность мужчины и его таланты — это, понятно, весьма важные качества, способные увлечь сердце красавицы. Их можно сравнить с имбирем или фиником, которые добавляют к лекарственным зельям, чтобы легче отправить их в чрево. Но когда лекарство находится внутри, ни имбирь, ни финик уже не нужны. Словом, если кто-то пожелает умыкнуть красотку, не имея при этом красивой внешности и ума, он, как говорится, «к вратам не подберется». Однако ж если человек к ним уже приблизился, ему надобно иметь другие качества и умение, ибо, как известно, в такие минуты обычно стихи не слагают, а прелестный облик под одеялом увидеть трудно. Поэтому при ничтожных богатствах и бедности жизненных сил никакая красивая внешность или талант не помогут. И коли во время любовной игры ты чем-то не потрафил подружке, она от тебя немедленно отвернется. Вот почему, если какой-то мужчина твердо решил, несмотря на опасность, установить тайную связь в женщиной, ему надобно найти непременно такую, с которой у него было бы полное согласие, и они смогли бы прожить друг с другом в ладу многие годы. Другое дело, если ты решил просто раз-другой поразвлечься. Для этого вовсе не обязательно тратить душевные силы и всем на каждом перекрестке твердить, что этой любовной связи ты готов посвятить целую вечность… К тому же ты, как видно, забываешь и о самой женщине, которая вступила в связь с любовником, обманув своего мужа. Ты представляешь, какие она испытывает волнения и страхи, какие препятствия ей приходится преодолевать, чтобы добиться своего. Ведь она рискует и своим именем, и положением. Теперь вообрази: эта женщина мечтала о радостях, а вместо них не получила ничего взамен! Она оказалась в положении той курицы, на которую насел петух: он свое дело сделал, а она ничего не успела сообразить… Не обижайся, брат, но скажу тебе откровенно: с твоими богатствами тебе лучше сидеть возле своей супруги и никуда от нее не отходить. В общем, не старайся искать обходных путей или кривых тропинок. Выбрось из своей головы сумасбродные и глупые мысли, забудь о чужих женах, с коими ты решил согрешить… Твое счастье, что рядом с тобой нахожусь я. Как добрый мастер-портной, я помогу тебе подогнать одежду точно по телу. Как тебе известно, в портновском искусстве надо доподлинно знать и высоту, и толщину, и все прочее. Если же ты начал кроить одежду, но заранее ничего не обдумал, ты изгадишь не только покрой платья, но и загубишь добрую ткань. Одним словом, твоя избранница может остаться тобой весьма недовольна. Впрочем, все это мелочи!.. Меня беспокоит другое. Ты на меня можешь обидеться, что я не проявил должного рвения, подсунул тебе дурной, неподходящий товар… Ты прости меня, возможно, я сказал что-то не так! Не обижайся!

Соперник Куньлуня говорил столь искренне и убедительно, что у Вэйяна не нашлось слов ему возразить. Он понял одно: все его надежды рухнули. Приятель, как мог, старался успокоить расстроенного сюцая и поднялся, собираясь его покинуть. Юноша проводил его до двери. О том, что в недалеком будущем сотворил сюцай, мы узнаем в следующей главе, а пока послушаем такое заключение.

В рассуждениях на различные темы всегда существуют удачные сравнения, которые доставляют человеку большие удовольствия. Скажем, «весеннее зелье» нередко сравнивается с укрепляющим средством, которое нередко употребляют перед испытаниями; красивую внешность и талант — с имбирем и фиником, которые добавляют к лекарству для вкуса. Подобным сравнениям несть числа. Понятно, что некоторые из них носят шутливый смысл, однако в каждой шутке таится большая правда. Я поначалу не понимал намерений автора, но сейчас тысячи и тысячи каналов моих чувств разом раскрылись, и все стало прозрачно-ясным!

А. Д. Дикарев

ЭРОТИКА В РОМАНЕ «ЦЗИНЬ, ПИН, МЭЙ»

Современники автора, скрывшегося под псевдонимом «Ланьлинский насмешник», считали его творение «неофициальной классикой»; известный писатель и историк литературы Чжэн Чжэньдо (1898–1958 гг.) уверял, что вряд ли найдется какое-либо другое произведение, столь полно отражающее самые различные стороны китайской действительности; современный японский исследователь Оно Синобу называет этот роман «эпохальным», а голландец ван Гулик — «великим» (см. /12, с. 78, 83, 87; 9, с. 289/).

Пожалуй, пора остановиться, ибо читателю уже ясно, что речь пойдет о творении совершенно исключительных достоинств. Подтверждением тому-и судьба русского перевода знаменитого романа XVI–XVII вв. «Цзинь, Пин, Мэй», или «Цветы сливы в золотой вазе» /7/, как первое, так и второе издание которого мгновенно стали библиографической редкостью.

Оставим на долю литературоведов споры об исторических и литературных истоках этого шедевра. Нам не столь уж важно пока, в чем главные его особенности. Пусть это будет «новая традиция нравоописания» /1, с. 259/ или «открытие жанра бытового, сатирического романа» /2, с. 73/. Мы согласны с Л. Д. Позднеевой в том, что это «произведение, наиболее насыщенное просветительскими идеями» /5, с. 233/, не смеем возражать Б. Л. Рифтину, характеризующему его как «зеркало эпохи кризиса феодального общества» /6, с. 5/, и почтительно умолкаем перед авторитетом Лу Синя, увидевшим в романе «не уничижительный рассказ о низшем обществе, но осуждение всего правящего класса» /12, с. 87/.

Мы обратим здесь внимание лишь на одну из его характерных черт, но, по-видимому, весьма важную, поскольку с момента появления на свет роман периодически приобретает репутацию «неприличной книги». Короче говоря, «Цзинь, Пин, Мэй» — один из классических образцов китайской эротической литературы позднего средневековья, и можно с уверенностью утверждать, что нашего широкого читателя привлекла в романе не просто очередная порция неизменно модной «китайской старины» в добротном художественном оформлении. Виртуозно выполненные В. С. Манухиным эвфемистические описания любовных сражений героев романа и многозначительные многоточия способны распалить воображение эротически настроенного любителя Востока, представляющего себе, сколько же еще скрывается любопытного в «многочисленных повторениях», исключенных при подготовке русского издания /6, с. 21/. В нынешней обстановке сексуальной революции и прогрессирующей гласности трудно уже согласиться с Д. Н. Воскресенским, утверждавшим, что сокращенный русский перевод «вполне удовлетворяет запросы читателя» /1, с. 260/.

Некоторые китайские литературные критики сетуют, что в «Цзинь, Пин, Мэй» «содержится слишком много сексуальных и непристойных описаний, которые могут оказать неблагоприятное воздействие на читателя» /12, с. 88/. Тревога блюстителей «высокой морали» понятна. Действительно, иной способен излишне возбудиться от чтения не только «Декамерона» и Мопассана, но и учебника анатомии для 7-го класса. Не знаешь даже, что тут и возразить. Но на выручку к нам уже спешит сам автор романа со своей дидактичностью: «Дни того, кто в распутстве погряз, сочтены. Выгорит маслосветильник угаснет, плоть истощится — умрет человек» /7, т. 2, с. 303/, - предупреждает он, сурово осуждая своего главного героя — богатого кутилу и распутника Симэнь Цина, обладателя большой аптечной лавки, шести жен и многочисленных любовниц. В общем, можно считать, что изображение эротики в романе дается «не ради смакования интимных подробностей, а в целях назидания и предостережения людям, не знающим меры в чувственных наслаждениях» /6, с. 12/, хотя это объяснение будет далеко не полным.