Остановить бога (СИ), стр. 62

— Ты всегда будешь чужой, Благомил, — заговорила она. — Ты не нашел места в своем мире, не найдешь его и в моем. Ты никому не нужен. Никто и никогда не будет любить тебя.

— Что? — он быстро подошел к ней и навис сверху.

— Ты лишний в этом мире, Благомил. Ты наше зло, от которого однажды избавятся. Ты ждешь моей любви? Ее не будет, я никогда не полюблю тебя. Мне неприятно, когда ты трогаешь меня. Мне все противно, что ты делаешь. И когда ты целуешь меня, меня трясет от отвращения, а твои…

Договорить она не успела. Благомил положил ей руку на голову, и Белава схватилась за виски, пронзенные острой болью.

— Ты… — попыталась сказать она, превозмогая боль, растекающуюся по всему телу, — ты…

— Я, — ответил он. — Я.

Девушка откинулась назад, выгибаясь дугой, на губах появилась пена, и спасительное забытье накрыло Белаву, пряча от нечеловеческой боли…

— Чего молчишь? — снова спросила призрачная женщина.

— Я выжила, — коротко ответила девушка, улыбнувшись мысли, что день был не так уж и плох, достала-таки божка самозваного, и пошла умываться.

— Изверг поганый, — выругалась Чеслава, вдруг замерла, к чему-то прислушиваясь. — Идет, — предупредила она и исчезла, скользнув в стену.

Белава з астыла. Вчера, когда он вернулся с бесчувственной чародейкой на руках с берегов Граньки, Благомил оставил девушку в отведенной ей комнате. Никаких приглашений на ужин, никаких отвратительных ей объятий и поцелуев в тот день не было. Еда возникла на столике в ее комнате, но чародейка в сердцах швырнула поднос с содержимым о стену. Комната тут же сама очистилась, и больше ей поесть не предлагали. Насчет внимания Благомила, девушка только вздохнула с облегчением из-за его отсутствия, посвятив вечер и ночь горестным мыслям и слезам, забывшись тяжелым сном ближе к рассвету. Меньше всего хотелось видеть этого мужчину с необычной внешностью, чувствовать как его очень светлые мерцающие глаза упрямо шарят по ней.

— Доброе утро, драгоценная моя, — раздался за ее спиной голос. — Тебе уже лучше?

Он подошел к ней, отвел волосы и поцеловал в шею. Белаву передернуло от отвращения, и Благомил, заметивший это, зло рассмеялся. — Одевайся, у нас сегодня великий день.

— Что ты задумал? — настороженно спросила она, отступая от мужчины.

— Мы вознесемся с тобой в лучах славы, — усмехнулся он. — А после я назову тебя своей женой. Мешать нам уже никто не будет.

— Что ты задумал? — истерично воскликнула она.

— Одевайся, — коротко бросил он, и на постели появилось серебристое платье.

— Фу, срамота какая, — сморщилась Белава. — Я это не одену.

Благомил устало вздохнул и направил на девушку взгляд. Она глухо застонала, чувствуя, как ее тело в очередной раз отказалось ей повиноваться, направившись к ложу. Мужчина с интересом наблюдал, как она переодевается, и сознание чародейки вопило от возмущения, что он видит ее голую. Как же хотелось высказать все, что она думает, но голос предательски произнес:

— Я тебе нравлюсь, любимый? — бр-р-р, ответил на это сознание.

— Вечером я покажу тебе насколько сильно, — усмехнулся он.

"Да пошел ты, змей ползучий", — кричало сознание Белавы. "Чтоб у тебя повылазило, чтоб у тебя язык в узел завязался, чтоб ты провалился в Нижний Мир и бесы твою печень у тебя на глазах сожрали, да чтоб ты…" Вслух ее голос произнес:

— Я буду ждать с нетерпением, дорогой, — и губы растянулись в дурацкой улыбке.

— Теперь кое-что добавим, — усмехнулся Благомил.

Он что-то одел ей на голову, вдел в уши сережки, на шее застегнул ожерелье.

— Ну вот, — Благомил осмотрел ее со всех сторон. — Замечательно.

Перед девушкой возникло зеркало. Из отражения на нее смотрела красавица в серебристом платье с глубоким декольте. Платье плотно облегало фигуру, от бедер шли разрезы, открывая стройные девичьи ноги при каждом шаге. На шее было одето жемчужное ожерелье с блестящей капелькой, уютно лежащей на границе аппетитно выпиравшей из декольте груди. В ушах поблескивали такие же сережки, а на голове гордо возвышалась корона.

— Великолепна, — выдохнул Благомил. — Моя повелительница.

— Гадость какая, — сморщилась Белава, почувствовав, что снова принадлежит себе.

— Тебе не нравится? — сощурился он.

— Да я же голая вся! Срамотища! Позорище! Дай нормальную одежду немедленно!

— Нет, моя драгоценная. Сегодня ты будешь одета именно так. А теперь нам пора.

— Я есть хочу, — она вдруг почувствовала, что очень и очень хочет никуда с ним не идти, хотя бы задержать, остановить все одно не получиться.

— Некогда, — ответил он. — Впрочем, на, — в его руке появилась ароматная теплая булочка. — Перекуси. Вернемся, устроим праздничный пир. Заодно и свадьбу справим. Только ты и я. И никто нам больше не нужен.

— Мне ты тоже не нужен, — буркнула она.

— Скоро все изменится, — ответил Благомил и как-то очень нехорошо ей подмигнул.

Белава гулко сглотнула, выронив булочку из рук. "Бог" обнял ее за талию, ласково провел пальцем по шее и… сверкнула ослепительная вспышка.

Глава 40

Первые солнечные лучи солнца позолотили макушки деревьев, желая миру доброго утра. Птицы просыпались, наполняя воздух своим щебетанием. Холодная роса мелким бисером рассыпалась по траве, намочив сапоги тихо переговаривающихся людей. Великая рать выстроилась, ожидая начала битвы, возможно последней для них.

Некоторая неуверенность была написана на лицах семиреченцев. Вот и рассвет, а враг так еще и не объявился. На том берегу Граньки не стояли полчища, никто не шел через реку. И даже на мосту стояло сонное затишье. Сложно сохранять боевой настрой, когда воевать не с кем.

— Где же вражина? — тишину разорвал громовой голос пустошевского князя.

— Ждем, — кто-то коротко ответил ему.

— Откуда хоть появ ятся, батюшка Ярополка? — послышался еще чей-то голос.

— Не знаю, — ответил тысячник и обернулся, глядя на Радмира.

Тот сидел на своем дымчатом жеребце с голубыми глазами в ряду с другими воинами-странниками, облаченный в кольчугу, и оглядывал стоящих впереди. Первыми стояли убынежские лучники и альвы, самые меткие стрелки из луков. Они должны были начать первыми. Для альвов задача осложнялась тем, что им еще нужно было создать и магическую защиту. Вопрос был только в том, откуда ждать вражью рать, коль перед ними так никто еще и не появился.

Чародеи стояли в стороне от всех. У них имелась своя задача, и лица были хмуры. Волшба- главное оружие чародея, а с ней придется расстаться. Всемилу так же обрядили в кольчугу и вручили короткий меч, от чего она долго и обстоятельно высказывала мужикам, что она думает по поводу их тяжеленной железки и тыкалки, которой хорошо только в бочке капусту протыкать. Ее молча выслушали и… опоясали ножнами.

— Тьфу на вас, — сказала недобрая женщина и отвернулась ото всех.

Потом успокоилась и подозвала к себе Радмира с Ярополком, пока они не заняли свои места. Пошептала над каждым, поцеловала в лоб и пожелала:

— Да хранят вас Великие Духи, детки.

— Благодарствуй, матушка, — в один голос ответили воин-странник и берестовский тысячник.

— И ты береги себя, — поклонился ей Радмир.

— На рожон не лезь, — напутствовал Ярополк.

— Идите уже, еще учить будут, — усмехнулась женщина и украдкой утерла слезу.

Дарей поглядел вслед двум высоким статным мужчинам и вздохнул, погладив рукоять своего меча. Когда сила уйдет к Белаве, им придется полагаться только на свое оружие.

— Все огонь подготовили? — спросил он белоградского воеводу.

— А то, — ответил тот, поглаживая свою длинную бороду. — Озарим мы этим стервецам небо ярче солнышка.

— Ропот среди дружин стал громче. В конце концов, это было уже неуважение. Время назначили и не явились.

— Пошли на Полянию, — гаркнул чей-то зычный голос. — Покажем им, как на сечу не являться!

— Пошли! — поддержали с другого конца. — И то дело, а то мы тут, а они сны на перинах досматривают.