Война хаоса, стр. 41

…летней ночью мы с моей любовью моемся в тазу с водой, который хозяйка дает нам раз в неделю, — моем себя, моем друг друга и неожиданно открываем для себя новый вид близости…

…моя любовь молчит — Бездна отняла у нас голоса, отрезала нас друг от друга, мы словно стоим по разные стороны огромной пропасти… с помощью щелчков и жестов моя любовь пытается что-то сказать…

…дверь в сарай распахивается, а за ней — Бездна с ружьями и клинками… моя любовь последний раз встает на мою защиту…

Я кричу, вновь переживая этот ужас в своем голосе — словно бы все повторяется, словно бы это происходит прямо сейчас… Тогда Небо меня отпускает.

Ты скучаешь по нему, — показывает Небо. — Ты его любил.

Они убили мою любовь, — показываю я, сгорая и умирая внутри. — Они его отняли.

Поэтому я сразу тебя признал. Мы с тобой похожи, Небо и Возвращенец. Небо отвечает за Землю, Возвращенец отвечает за Бремя. И мы делаем это в одиночку.

Я все еще тяжело дышу.

Зачем ты заставил меня вспомнить?

Чтобы ты понимал, что значит быть Небом. Чтобы ты помнил.

Я поднимаю голову. Зачем?

Пойдем со мной.

Мы идем дальше, пока не оказываемся у начала узкой, ничем не примечательной лесной тропинки. Среди деревьев прячутся два стражника: они почтительно склоняют головы перед Небом и расступаются, позволяя нам пройти. Тропинка внезапно сворачивает в густые заросли кустарника, который накрывает нас с головой. Мы начинаем подниматься в гору и достигаем, похоже, самой высокой точки долины.

Видишь ли, Земля вынуждена хранить от себя самой некоторые секреты. Это необходимое условие нашего существования, показывает Небо на ходу. — Только так мы можем надеяться.

Для этого и избирают Небо? — показываю я в ответ, поднимаясь следом за ним по узким каменным ступенькам. — Чтобы он нес на себе бремя истины?

Да, именно. В этом смысле мы тоже похожи. Он оглядывается на меня. Мы оба храним секреты.

Перед нами возникает занавес из ивовых ветвей. Небо длинной рукой отводит их в сторону, и моему взору открывается небольшая поляна.

На ней кружком стоят Проводники. Проводники — это члены Земли с необычайно сильными и громкими голосами. Еще в раннем детстве их отбирают для того, чтобы быстро разносить послания по всему обширному телу Земли, ускоряя глас. Однако голоса этих Проводников, все без исключения, направлены внутрь и представляют собой звенья одной прочной цепи.

Это Конец Всех Троп, — показывает мне Небо. — Они проводят здесь всю жизнь, с самого рождения их учат использовать голоса для единственной цели: хранить от общего гласа любую тайну. Именно здесь Небо оставляет мысли, которые нельзя знать всей Земле.

Он поворачивается ко мне.

И не только мысли.

Он возносит свой голос к Проводникам, и те расступаются.

А внутри…

Внутри круга стоит каменное ложе.

На ложе покоится человек.

Человек Бездны.

Он крепко спит и видит сны.

Твой Источник, — тихо показываю я, — когда мы входим в круг, и он смыкается за нашими спинами.

Солдат, — показывает Небо. Мы нашли его у дороги и думали, что он погиб от тяжелых ранений. Но потом мы услышали его голос — на самом краю тишины. И не дали ему утихнуть.

Не дали? Я удивленно смотрю на человека, чей голос прикрыт громкими голосами Проводников, чтобы хранимые в нем тайны не просочились к Земле.

Мы можем исцелить любой голос, который еще слышно, даже если он далеко от тела. Его голос был очень далеко. Мы залечили раны Источника и стали взывать к его голосу, чтобы он вернулся.

И человек ожил, — показываю я.

Да. Все это время его голос рассказывал нам о Бездне: мы узнали очень многое и получили большое преимущество над врагом. Особенно драгоценны эти знания стали после твоего возвращения к Земле.

Я поднимаю глаза.

То есть ты думал о войне с Бездной еще до моего возвращения?

Долг Неба — быть готовым к любой опасности.

Я снова опускаю глаза на Источник.

Вот почему ты говорил, что мы одержим победу.

Голос Источника поведал нам, что вожак Бездны никогда не вступит в настоящий союз. Править он будет только единолично, на какие бы вынужденные меры он сейчас ни пошел ради помощи дальнего холма. Если на него надавить, он без колебаний предаст другую сторону. В этом заключается слабость Бездны, которую Земля в скором времени использует. Мы начнем атаки сегодня днем и испытаем их союз на прочность.

Я сверлю его гневным взглядом.

Но ты все равно готов заключить с ними мир. Я же вижу, не отрицай!

Если это спасет Землю, да, Небо заключит мир. И Возвращенец тоже.

Он меня не спрашивает. Он повелевает.

Поэтому я и привел тебя сюда, — показывает Небо, возвращая мой голос к человеку на каменном ложе. — Если мы заключим мир, я отдам тебе Источник. Поступай с ним, как знаешь.

Я поднимаю на Небо озадаченный взгляд.

Отдашь его мне?

Он уже здоров, — показывает Небо. — Мы не даем ему проснуться, чтобы слушать его незащищенный голос, но в любой момент его можно разбудить.

Разве это месть? Почему я должен удовольствоваться…

Небо делает жест Проводникам, чтобы они освободили место для голоса человека… И тогда я слышу.

Его голос…

Я подхожу вплотную к каменному ложу и вглядываюсь в изнуренное лицо человека, покрытое шерстью — такая шерсть растет на половине Бездны. Я вижу лечебные мази на его груди, вижу лохмотья, в которые он одет.

И все это время я слушаю его голос.

Мэр Прентисс, говорит он.

И оружие.

И овцы.

И Прентисстаун.

И как-то ранним утром.

А потом…

Потом он говорит…

Тодд.

Я резко разворачиваюсь к Небу.

Так это же…

Верно, показывает Небо.

Я видел его в голосе Ножа…

Да.

Этого человека зовут Бен. Мой голос широко распахивается от изумления. Он дорог Ножу почти так же, как его любовь.

И если нам придется заключить мир, показывает Небо, тогда я отдам тебе Источник — чтобы ты мог отомстить за страдания, которые причинила тебе Бездна.

Я снова поворачиваюсь к человеку на ложе.

К Бену.

Он мой, думаю я. Если мы заключим мир, он мой.

Его жизнь — моя.

МИРНЫЙ ПРОЦЕСС

[Тодд]

Мы слышим их приближение — они еще далеко, но бегут очень быстро.

— Жди, — шепчет мэр.

— Они бегут прямо на нас, — говорю я.

На его лицо падают первые мутные лучи сонца.

— Для этого и нужна приманка, Тодд.

Жеребенок? — говорит Ангаррад, испуганно переступая с ноги на ногу.

— Все хорошо, милая, — успокаиваю ее я, хотя сам верю в это с трудом.

Сдавайся! кричит Радость Джульетты.

— Заткнись, — хором отвечаем мы с мэром.

Мэр улыбается.

Я машинально улыбаюсь в ответ.

Последняя неделя прошла относительно спокойно — по сравнению с тем, что было раньше. Обмен водой и продовольствием идет по плану, ни мэр, ни госпожа Койл никаких фокусов не выкидывают. А вапще на душе сразу становится легче и веселей, когда есть что пить, — так уж оно заведено. В обоих лагерях люди начали понемногу успокаиваться: город опять похож на город, да и на холме, как говорит Виола, обстановка стала почти нормальная. Она даже якобы идет на поправку — не знаю, верить этому или нет, потомушто она каждый день откладывает нашу встречу, а я не могу отделаться от страхов и тревог…

(Я — круг, круг — это я…)

Но времени я даром не теряю, разъезжаю всюду вместе с мэром, который вдруг стал ужасно добреньким. Он ходит по лагерю и беседует с солдатами — расспрашивает их о родных и близких, о надеждах, о том, что они думают делать после войны, и о прибытии новых переселенцев, все в таком духе. С простыми горожанами мэр тоже ведет задушевные беседы.