Осколки безумия (СИ), стр. 61

И захохотал громко, раскатисто, потянулся за сотовым:

— Серафим, ты узнал где она? Отчет мне на стол…как всегда, подробный. Подпиши это сам…я б***ь не в силах руку поднять. Пусть твои парни увезут меня отсюда.

21 ГЛАВА

Думаю, это то, к чему мы пришли.

И если ты не хочешь,

То можешь мне не верить.

Но меня не будет рядом,

Когда тебе будет плохо,

Поэтому знай,

Ты одна теперь, поверь мне.

(с) Fort Minor — Believe Me

Когда тихо умирает надежда, рассыпается на осколки и растворяется любая возможность вернуть что-то обратно, только тогда становится по-настоящему больно. Физические страдания не сравнятся с медленной агонией сердца. Я надеялась даже тогда когда он бросил меня, я надеялась даже тогда, когда Фэй сказала, что я не верну его и не должна пытаться, я надеялась и даже тогда, когда он равнодушно отключал мои звонки. Мне казалось, что пройдет время и он меня простит. Остынет, забудет. Да, возможно так было бы с любым другим, но не с Ником. С кем угодно, чьи действия и мысли несли в себе определённую логику. У Мокану нет логики. Он принял решение и этого изменит никто. Я поняла это когда мне вручили бумаги о разводе, но тогда я все еще не помнила кто такой Николас Мокану. В моем представлении это все же был человек. Подсознание не воспринимало другой реальности, более жестокой, страшной — я люблю не человека, я люблю монстра. Не воспринимала, пока Сэми не вернул мне мое прошлое, которое я так мечтала вернуть. «Бойтесь ваших желаний — они могут исполниться». Я наивно предполагала, что я страдаю — о, это были не страдания, это лишь прелюдия, отголоски, далекое эхо приближающегося апокалипсиса, агонии моей души. Насколько меняется восприятие. Все та же бумажка о разводе. Клочок нашего прошлого с подписью о вынесенном приговоре будущему. Я перечитывала эту бумагу день за днем, минута за минутой, я часами смотрела на нее и искала между колючими шаблонными словами некий смысл и не находила. Ничего. Только неожиданное дикое одиночество. Я говорила с ним, я видела его и это больше не тот Ник, которого я знала — это равнодушный, бесчувственный монстр. Ничего человеческого. Ни грамма. Исчезло все — даже те жалкие крохи, которые были в нем в момент зарождении нашей любви, от нее остался лишь пепел с тлеющими углями.

Возможно, так себя чувствует бабочка, когда у нее сгорают крылья или раненная птица, летящая камнем вниз с огромной высоты, подстреленная тем, кому всецело доверяла. Я летела в пропасть. Час за часом все ниже и ниже. Иллюзии, мечты, эфимерное счастье, жалкие надежды, унизительные желания. Все это не имело больше никакого значения — он отказался от меня. Я не значу в его жизни ровным счетом ничего. А значила ли?

А как же его слова «Я никогда тебя не отпущу», «Я не позволю тебе уйти» и жестокие ответы на вопросы — он не просто позволил, он вытолкал тебя из своей жизни, вышвырнул за борт. Тебя больше нет. Я как раненный зверь кружила вокруг этой бумаги, в которой был заключен весь смысл последних лет моей жизни, которую я так надеялась вспомнить и вернуть. Я не решалась взять ручку и поставить подпись рядом с его инициалами. Когда он расписался там, что он чувствовал? Ему было хоть немного жаль того что мы потеряли? Хоть чуть-чуть, ему было больно? Он страдал? Или подписал это между делом, вперемешку с многочисленными контрактами, которые его секретарь клал к нему на стол?

Он мучился, как я? Как быстро он принял это решение? Неужели только потому что я стала другой? Но тогда это не любовь…все его чувства суррогаты любви. Он не простил. Только почему то мне казалось, что дело не в прощении. Как говорит сам Николас — ненависть это чувства и пусть тебя лучше ненавидят, чем презирают или остаются равнодушными. Он прав. Его ненависть я бы пережила легче. Ненависть, ревность, безумие, но не ледяное равнодушие. С каким изощренным, садистским удовольствием он смотрел как я страдаю. Лучше бы бил как тогда, после плена Берита. Лучше бы насиловал, рвал тело в клочья, но не душу. Боже, я истекаю кровью. Каждая клеточка моего тела содрогается в предсмертной пытке. Любовь умирает долго и мучительно, годами. Я не выдержу…я слишком слабая.

Я словно наяву видела его бледное лицо, сухой блеск в жестоких глазах и взмах руки, когда он перечеркнул наше прошлое. Все кончено. Фэй права. Фэй…она была рядом со мной в те дни, когда я все еще ничего не помнила, приехала ко мне и не оставляла ни на минуту. Нет, она тогда ничего не говорила, не утешала. Она только сказала, что сожалеет и все. Сожалеет о нас с ним, о том, что мы потеряли и что уже не вернем. Но, наверное, даже Фэй не понимала, что вернув мне память они отправят меня в Ад. Тогда я считала, что мне плохо…Я даже не предполагала, что истинная боль еще и не маячит на горизонте. Это словно понять значение пресной воды в засуху или ценность хлеба в голодомор. Нечто подобное чувствовала я. Потребность в нем. Всегда. Унизительную, дикую, первобытную.

Тогда…я решила, что должна подписать эти бумаги. Спустя много времени именно вот это мое решение поможет понять, почему он так поступил. Потому что Я, настоящая Я, никогда бы его не отпустила. И я не отпущу. Не дам ему упасть. Лучше упаду сама и разобьюсь….

НЕДЕЛЮ НАЗАД

….Я подошла к столу, потянулась за ручкой, щелкнула кнопкой на колпачке и замерла…

«Не подписывай».

Я вздрогнула, осмотрелась по сторонам. Снова хотела поставить подпись и снова этот голос: «Мама, не подписывай, подожди. Я совсем рядом, просто подожди меня».

Я судорожно сглотнула и задержала дыхание. Я слышу голос ребенка. Мальчика. Голос моего сына. И мне он знаком, на подсознательном уровне. Я знаю, что со мной «говорит» мой сын и это уже было когда-то. Давно. Не в этой жизни.

«Я близко, доверяй мне»

Это было как наваждение, я не просто слышала голос, я чувствовала те эмоции, которые мне передавал мой сын, даже больше — я словно видела его образ. И я точно знала, что он рядом.

Бросилась к окну и распахнула его настежь, прохладный воздух ворвался в комнату. Мой сын приехал ко мне. Сын, которого я никогда не видела. Про которого даже не вспоминала и не скучала по нему. Фэй сдержала слово и наконец-то я увижу моего сына. Она привезла его и…светловолосую девочку удивительно похожую на мою дочь. Зачем? Для того чтобы вернуть мне прошлое. Вернуть меня саму.

Наверное, такой восторг испытывает каждая мать. Это наравне с благоговейной гордостью и странным непониманием как могло произойти такое чудо. Девочки — это продолжение тебя самой это естественно и понятно, а сын это словно нечто сильное, необыкновенное и непостижимое, рожденное из женского начала и не имеющее к нему ни малейшего отношения.

Мальчик поднял голову и наши взгляды встретились. Мне показалось, у меня перехватило дыхание — это сын Ника. Никаких сомнений в прямом родстве. Одного взгляда достаточно. Они слишком похожи. Как две капли воды. Черные волосы, синие глаза, смуглая кожа, черты лица, даже походка. Уменьшенная копия Николаса Мокану. Только в мальчике нет холодности и жестокости, это обычный ребенок (на первый взгляд) и его глаза мягкие и не колют ледяным презрением, хотя именно презрение Сэми я заслужила тогда больше всего.

Мне хотелось броситься вниз, но я не посмела. Наверное, это будет выглядеть фальшиво, если сейчас распахну объятия и зарыдаю от счастья. До этого момента я даже не вспомнила о нем. Возможно, это еще одна причина, по которой Ник решил порвать наши отношения. Я не стала ему настоящей женой, и я забыла о том, что я мать.