Тень моей любви, стр. 28

– Так я тебе и поверила! Этот парень – мразь. Он будет так же гоняться за шлюхами, как и его отец. Хорошо бы он провалился сквозь землю.

– А еще лучше – чтобы ты. Рони замечательный. Он нам всем нравится.

Эстер ухмыльнулась:

– Значит, ты собираешься стать писательницей и шлюхой.

Вайолет и Ребекка в ужасе прижали руки ко рту. Не к ушам, конечно. Они страстно ловили каждое слово и, впустив в одно ухо, вовсе не собирались выпускать через другое.

Я мило улыбнулась Эстер:

– Конечно, я буду самой шикарной шлюхой в Дандерри. Во всяком случае, это лучше, чем сосать трубу и знать, что твоя толстая туша больше ни на что не годится.

– Представляю, что будешь сосать ты, – выдала напоследок Эстер и вылетела из комнаты.

Злая, выбитая из колеи, я передернула плечами. Бывают же такие дуры на свете. Вайолет с глазами, полными ужаса, спросила:

– Как ты думаешь, что она имела в виду?

– А, плевать!

Ребекка, покраснев, сложила лодочкой руки и что-то прошептала Вайолет на ухо. Та сморщила нос и уставилась на меня.

– Какой ужас!

Они меня внимательно рассматривали, как будто под моей личиной скрывался кто-то отвратительный до невозможности. Подвеска казалась мне горячей.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь стать шлюхой, – заверила я их. – Я пошутила.

– Тогда и не употребляй больше это слово, – Вайолет поджала губы.

Зато Ребекка с готовностью наклонилась ко мне.

– Ну, чему еще тебя научил Рони Салливан?

– Да ничему он меня не учил, – с досадой отмахнулась я.

– Вот было бы здорово, если бы он действительно украл для тебя эту подвеску, – добавила Ребекка в ожидании новых откровений.

Но я уже поняла, где собака зарыта.

– Он не крал ее. Он вообще не крадет.

Ребекка и Вайолет обменялись понимающими взглядами.

– А было бы здорово! – снова повторила Ребекка. – Держу пари – когда он получит права, он будет воровать машины.

Я так разозлилась, что чуть снова не сказала “дерьмо”. Но мне стало совершенно ясно, что все судят о Рони по непристойностям, произносимым мной. Им так хотелось, чтобы он был плохим.

Похоже, мои естественные наклонности грозили ему большими неприятностями.

Вечером мы отправились в церковь.

Рони в церкви. В серо-голубом костюме Джоша и широком, заколотом булавкой галстуке папы он выглядел так, что многие просто извертелись на своих местах, желая удостовериться в том, насколько он хорош.

Он сидел на нашей церковной скамье, вытянувшись, как выпь на болоте.

– Пой, – толкала я его локтем.

– Не умею, – прошептал он. – Ты поешь громко. За двоих.

В канун Нового года, сидя у себя в комнате, я услышала в холле громкие голоса Джоша и Брэди. Я чуяла возможный скандал, как мышь – сыр. Я подошла к двери, чуть приоткрыла ее и навострила уши.

– Думаю, что нам стоит уговорить его.

– Ты видел выражение его лица, когда папа советовался с тетей Бесс и дядей Билли? Уверен, что он был готов удрать еще до того, как папа объяснил, почему они подают бумаги в суд.

– Чокнутый мальчишка.

– Он не мальчишка. И уже давно.

– Очень интересно!

– Мама уверяет, что он бросится и на тигра, чтобы защитить Клер. Думаю, что она права.

– Да ты только послушай, что говорят о нем бабушки. Они тоже на нем помешались, совсем как ты.

Они обсуждают Рони! Я выглянула из комнаты.

– Что случилось?

Джош с беспокойством взглянул на Брэди.

– Дети любят подслушивать, – сказал он назидательно.

– Вы говорите о Рони. Что случилось?

Они обменялись осторожными взрослыми взглядами. Я сбежала вниз по лестнице, сердце у меня билось где-то в горле.

Папа и мама сидели за кухонным столом с серьезными лицами.

– Что с Рони? – я забеспокоилась. Мало ли что они там удумали.

Они посмотрели друг на друга. Папа обнял меня за талию.

– Мы договорились, что Рони никогда не вернется на Пустошь. Никогда, горошинка.

– Ты хочешь сказать, что он будет жить с нами?

Папа посмотрел на меня так, будто в моем вопросе было что-то не так.

– Именно это я и имею в виду, милая.

– Вы обещаете?

– Обещаем, – сказала мама, перекрестилась и подняла вверх два пальца. – Мы подписали в суде все необходимые документы.

Я выскочила во двор. Мне понадобилось какое-то время, чтобы найти Рони. Он был на ближнем пастбище, просто сидел на пригорке.

– Я слышала, – сообщила я, плюхнувшись рядом, – ты у нас теперь навсегда.

– Бог мой! – изумился он. Глаза его сияли. – Ты была права. Я осторожно дотронулась до его руки.

– Я люблю тебя.

Он отвернулся, но тут же повернулся снова ко мне.

– Я тебя тоже люблю. Только не говори никому. Перед заходом солнца мы с Рони поднялись на Даншинног. Зажгли несколько хлопушек и смотрели, как они взрываются на фоне холодного пурпурно-розового неба.

Рони выглядел спокойнее обычного. Я взглянула ему в лицо и от того, что увидела, просто засияла, почувствовав себя совершенно счастливой. Он не мог петь в церкви, но он беззвучно пел сейчас, здесь, всей душой. Он вырос на Пустоши, на самом дне, но он всегда хотел взлететь как можно выше.

Глава 13

Знаменитая игра в “Монополию” с блеском подтвердила то, что я поняла уже давно. В том, что касалось земли и денег, Рони обладал не менее острым чутьем, чем любой Мэлони или Делани.

В тот день все телевизионные ведущие Атланты в один голос уверяли, что погода сохранится теплая. Но дедушка Мэлони разбирался в этом лучше.

– Холода и льда будет больше, чем волос в носу у эскимоса, – предупредил он, когда мама и папа загрузили прабабушку Алису и бабушку Элизабет в машину для очередной поездки в Атланту.

Бабушки были непреклонны: они посмотрят гастрольный спектакль “Привет, Долли”, даже если для этого им придется пересечь Арктику на собачьих упряжках.

– Ты думаешь, будет гололед? Мы успеем вернуться до ночных заморозков, – сказал папа. – Предпочитаю рискнуть, чем отговаривать их.

Они уехали. Хоп и Эван были в Южной Каролине в поездке, спонсируемой церковью. Они приглашали с собой и Рони, но он отказался, сославшись на то, что ему надо заниматься.

Скорее всего, его решение было связано с тем, что я пообещала ему унылую перспективу: придется учить Библию, есть черствые хот-доги и без конца молиться. О том, что в поезде девочки, я просто забыла упомянуть.

В общем, Рони и я остались дома с дедушкой и бабушкой Мэлони. Как и предсказал дедушка, к четырем часам все вокруг обледенело, деревья покрылись инеем, и транспортная служба перекрыла все дороги.

Мы все очень уютно устроились в доме, включая Генерала Паттона, нескольких кошек и белку Марвина.

Папа позвонил и сказал дедушке, что они с мамой и престарелыми любительницами музыки вынуждены остановиться на ночь в отеле. Дедушка повернулся к бабушке и сказал:

– Ну что ж, это послужит им уроком. Мама и Элизабет наверняка сейчас спорят до потери сознания о ценах на номера.

Я была на верху блаженства. Я и Рони смотрели телевизор, объедались кукурузными хлопьями. Потом мы пошли с дедушкой на улицу, чтобы помочь ему накормить скот, и совершенно окоченели. Генерал Паттон, играя, гонялся за белкой. Кошки, те вообще считали Марвина маленьким длинноволосым котенком, почему-то обожающим прятать орехи во все щели.

Вскоре после наступления темноты электричество отключили. Мы ели бутерброды. Дедушка, закутавшись в плед, с кошкой на коленях, дремал в кресле. Бабушка зажгла керосиновые лампы, поставила их на стол в библиотеке, похрустела пальцами и спросила:

– Кто хочет играть со мной в “Монополию”?

– Только не я, – тут же откликнулась я.

– Она как акула, – шепнула я Рони. – Выиграет все твои деньги и будет хихикать, когда ты попросишь взаймы.

Рони вообще-то играл великолепно. Хоп и Эван и глазом не успевали моргнуть, как он обчищал их до последнего пенни. Я всегда продавала все свои фишки, страшно рисковала, но Рони цепко держался за свои карточки с недвижимостью и был хитер, как черт.