Миры Роберта Хайнлайна. Книга 2, стр. 58

Надо мной посмеивались, но, как правило, именно те взрослые, которые больше всего надо мной подшучивали, особенно охотно отдавали мне свои обертки.

Все, за исключением лишь одного осла по имени Туз Квиггл. Хотя его нельзя причислять к взрослым, он всего лишь переросший свой возраст малолетний преступник. В каждом городишке есть, наверное, такой Туз. Школу он не кончил, что само по себе можно считать достижением, поскольку мистер Хэнли подтягивал в следующий класс всех, «чтобы не разбивать возрастные группы». Сколько я себя помню, Туз всегда шатался по Главной улице, иногда работал, но по большей части бездельничал. Он считал себя непревзойденным остряком. Как-то Туз уселся за стойку у нас в аптеке, заняв на один солодовый коктейль с шоколадом стоимостью в тридцать пять центов места и времени на два доллара. Я как раз только что убедил старую миссис Дженкинс купить дюжину мыла и освободил ее от оберток. Когда она ушла, Туз взял пачку мыла из моей выставки на прилавке и спросил:

— Торгуешь им, космонавт?

— Верно, Туз. Купи, не пожалеешь.

— Вы надеетесь попасть на Луну, торгуя мылом, Капитан? Или я должен сказать «коммодор»? Ик-ик-ик-иккити-ик! — Это он так смеется, подражая героям комиксов.

— Пытаюсь, — вежливо ответил я. — Ну что, берешь?

— А ты уверен, что мыло хорошее?

— Убежден.

— Ну что ж. Куплю кусок, но только чтобы тебя выручить. Не густо. Но как знать, может, именно эта обертка и выиграет.

— Спасибо большое, Туз.

Я взял деньги, он положил мыло в карман и пошел к выходу.

— Секундочку, Туз. Дай мне обертку, пожалуйста. Он остановился.

— О да, я сейчас тебе продемонстрирую, как с ней следует обращаться наилучшим образом.

Наклонившись к стоящей на прилавке зажигалке, он поджег обертку и прикурил от нее сигарету. Подождав, пока обертка догорела до самых пальцев, он бросил ее на пол и растоптал.

Мистер Чартон наблюдал за ним из окна провизорской.

— Ну как, порядок, космонавт? — ухмыльнулся Туз. Мои пальцы сжали ложку для мороженого, но я ответил:

— Полный порядок, Туз. Мыло ведь твое. Мистер Чартон вышел из провизорской и сказал:

— Я сам займусь буфетом, Кип. Тебе нужно доставить заказ.

Та обертка была чуть ли не единственной, которую я упустил. Конкурс кончался первого мая, и отец с мистером Чартоном решили продать все мыло до последнего ящика. Я кончил подписывать обертки только около одиннадцати, и мистер Чартон подвез меня в Спрингфилд, чтобы я успел их отправить до полуночи.

Я отправил пять тысяч семьсот восемьдесят две обертки с текстами. Сомневаюсь, чтобы Сентервиллю еще когда-нибудь доводилось извести столько мыла.

Итоги конкурса должны были объявить четвертого июля. За эти девять недель я успел сгрызть ногти до основания. Ну, конечно, за это время и еще кое-что произошло. Я кончил школу, родители подарили мне часы, учащиеся продефилировали перед мистером Хэнли и получили аттестаты. Было приятно, что программа, изученная по настоянию папы, отличалась от того, чему я научился в нашей милой старой школе, на шесть порядков от ноля, А перед выпуском состоялись все положенные мероприятия: день прогулов, прощальный вечер нашего класса, выпускной бал и встреча с младшеклассниками — в общем, полный комплект трюков, чтобы звери вели себя тихо. Мистер Чартон отпускал меня пораньше, если я просил, но просил я не часто, потому что голова была занята другим, а ухаживать я ни за кем не ухаживал. То есть ухаживал раньше, в начале года, но она, Элани Макмерти, хотела разговаривать о мальчиках и модах, а я — о космосе, так что она быстро дала мне отставку.

После выпуска из школы я стал работать у мистера Чартона полный день. Я так и не решил до сих пор, как обеспечить себе дальнейшую учебу. Да и не думал об этом; я продолжал продавать мороженое и, затаив дыхание, ждал четвертого июля.

Телепередача начиналась в восемь вечера. Телевизор у нас был черно-белый, старой конструкции, его не включали уже несколько месяцев. Я вытащил его из кладовки, проверил изображение, убив два часа на то, чтобы его наладить, а остальное время провел, грызя ногти. Ужинать я не мог.

В половине восьмого я уже сидел перед экраном, глядя невидящим взглядом на комиков, и перебирал свою картотеку. Вошел отец, смерил меня взглядом и сказал:

— Возьми себя в руки, Кип. И позволь напомнить тебе еще раз — все шансы против тебя.

— Я знаю, пап, — буркнул я.

— Более того, это в конечном счете вообще не будет иметь значения. Человек почти всегда получает то, чего ему очень хочется. Я уверен, когда-нибудь ты попадешь на Луну, так или иначе.

— Да, сэр. Просто хочется, чтобы поскорее началось.

— Эмма, ты идешь?

— Сейчас иду, дорогой, — ответила мама.

Она вошла в комнату, потрепала меня по руке и села. Отец откинулся в кресле.

— Прямо как во время выборов.

— Слава богу, что ты в этом больше не завязан, — сказала мама.

— Однако, дорогая моя, тебе эти кампании всегда были по душе.

Мама рассмеялась.

Комики исчезли с экрана, сигареты сплясали канкан и нырнули обратно в пачки, и утешающий голос заверил нас, что сигареты «Коронет» вообще лишены канцерогенных свойств — самое-самое-самое безвредное курево, да еще со вкусом настоящего табака. Программа переключилась на местную станцию, нас порадовали живописным видом центрального магазина дровяных и скобяных товаров, и я начал выдирать себе волосы из запястья.

Вот экран заполнился мыльными пузырями, квартет спел нам о том, что наступает час «скайвея», будто мы сами этого не знали. Вдруг экран погас и звук вырубился. А я проглотил собственный язык.

На экране зажглась надпись: «Неполадки на линии, не регулируйте приемники».

— Да как они смеют! — завопил я.

— Прекрати, Клиффорд, — сказал отец. Я смолк.

— Не надо так, милый, он же все-таки еще ребенок, — заметила мама.

— Он не ребенок, он взрослый мужчина, — ответил отец. — Послушай, Кип, как ты собираешься сохранять спокойствие перед расстрелом, если даже такая ерунда заставляет тебя нервничать?

Я забормотал, но отец сказал:

— Говори как следует.

Я объяснил ему, что не собираюсь попадать под расстрел.

— Может, и придется когда-нибудь выкручиваться. А это — хорошая практика. Попробуй поймать изображение по спрингфилдской программе.

Я пытался, но на экране будто снег валил, а голоса были похожи на двух кошек, мяукающих в мешке. Я снова переключился на нашу местную станцию.

— …генерал-майор ВВС Брайс Гилмор, наш гость, который прокомментирует некоторые, ранее не публиковавшиеся фотографии Лунной базы и новорожденного Лунного города, самого быстрорастущего города на Луне. Сразу же после объявления победителей конкурса мы, при содействии Космического корпуса, предпримем попытку прямой телевизионной связи с Лунной базой.

Я глубоко вздохнул и попытался замедлить сердцебиение. Балаган на экране все продолжался: представляли знаменитостей, объясняли правила конкурса, невероятно милая парочка подробно втолковывала друг другу, почему они пользуются только мылом «скайвей». У меня, ей-богу, беседы с покупателями получались лучше.

Наконец дошли до сути. На передний план торжественно выступили пять девушек, каждая держала огромный плакат над головой.

— А теперь… — замирающим голосом сказал ведущий, — теперь — текст-победитель, завоевавший… бесплатный полет на Луну!

У меня перехватило горло. Девушки запели:

— Я люблю мыло «скайвей», потому что… — и каждая переворачивала свой плакат, когда наступала ее очередь, — оно… чисто… как… само… небо!

Я перебирал карточки. Мне показалось, что я узнал текст, но я не был уверен — я же послал их больше пяти тысяч. Наконец я нашел нужную карточку и сверил ее с экраном.

— Пап! Мама! Я выиграл! Выиграл!

— Спокойно, Кип, — отрубил отец. — Прекрати.

— Послушай, дорогой, — начала мама.

— …представить вам счастливую победительницу, — продолжал диктор, — миссис Ксения Донахью, Грейт Фоллз, штат Монтана… миссис Донахью!