Миры Роберта Хайнлайна. Книга 1, стр. 108

Когда Стар стала императрицей, она едва-едва начала вторую стадию своего образования, на нее были наложены личности всего лишь семи предшественников. Импринтинг не требует очень большого времени, но «жертвы» нуждаются в довольно большом отдыхе между двумя операциями, ибо они включают в себя перенос самых незначительных мелочей, когда-либо случившихся с бывшими правителями — плохих и хороших: жестокое обращение с собакой или кошкой в детстве, стыд за этот поступок, испытанный в более поздние годы, потеря девственности, трагические переживания, связанные с первым заболеванием, и так далее и тому подобное!

— Я должна пережить их ошибки, — говорила мне Стар. — Ибо ошибки это единственный надежный путь познания.

Таким образом, вся эта утомительная процедура нацелена на одно — сделать личность носителем знаний о всех жалких ошибках, совершенных за семь тысяч лет.

К счастью, Яйцо используется не так уж часто. Большую часть времени Стар остается сама собой и «привитые» ей воспоминания мучают ее не больше, чем вас — память о выговоре, полученном в школе второй ступени. Почти все проблемы Стар решает, так сказать, стреляя с бедра, фактически не прибегая к своему Черному Кабинету и всей этой гигантской системе знаний.

Ибо главным принципом, который выявился в результате эмпирического развития управления империей, является то, что ответом на большинство проблем служит девиз: «Не делай ничего».

Царь Чурбан всегда лучше царя Журавля: «Живи и давай жить другим», «Время — лучший врач», «Не буди спящую собаку!», «Оставь их в покое, и они сами прибегут, виляя хвостом» и т. д.

Даже позитивные эдикты в империи обычно носят негативный характер: «Не взрывай планеты ближнего твоего» (свою — валяй, сколько хочешь), «Руки прочь от хранителей врат», «Не судите и не судимы будете».

А главное — никогда не ставить серьезную проблему на народный референдум. Нет, законов против местной демократии у них нет, в виду имеется имперская проблематика. Старина Руфо, ох, извините, доктор Руфо, один из крупнейших экспертов в области сравнительной культурологии, сказал мне, что каждая человеческая раса проходит через всевозможные формы политического устройства и что демократия существует во многих примитивных обществах, но что он не знает ни одной цивилизованной планеты, где бы принцип «Vox populi — vox Dei» [105] не переводился бы как «Господи, да как же мы вляпались в такую кашу».

Впрочем, Руфо обожал демократию — каждый раз, когда у него портилось настроение, он вспоминал Вашингтон, а ужимки французского парламентаризма стояли у него на втором месте после ужимок французских красоток.

Я спросил его, как происходит управление в цивилизованных обществах. Брови у него сдвинулись:

— Практически никак! — А затем указал на нынешнюю императрицу Двадцати Вселенных — большей частью она ничего не делала.

Впрочем, иногда делала. Она могла, например, сказать: «Дела пойдут лучше, если вы возьмете этого беспокойного типа… как ваше имя?.. ваше, ваше, ну — того, что с бородкой… и расстреляете его. Так и поступите!» — я присутствовал при этом. Они так и сделали. Он был главой делегации, представившей на суд Стар какую-то проблему — что-то касающееся столкновений интересов галактических торговых империй в Седьмой Вселенной. Заместитель главы делегации тут же сковал ему руки, остальные делегаты выволокли его во двор и прикончили. Стар продолжала пить кофе. (Кофе тут лучше, чем у нас дома, и я так разволновался, что тоже налил себе чашечку.)

Настоящей власти у императора нет. И тем не менее, если бы Стар решила, что планета имярек должна быть уничтожена, люди немедленно бы принялись за дело и на небе появилась бы еще одна новая. Стар такого бы никогда не допустила, но в прошлом такие случаи известны. Случаи редкие — Их Мудрости долго, очень долго будут обшаривать свои души (и Яйцо), прежде чем предложат нечто столь бесповоротное даже в том случае, если гипертрофированный здравый смысл императора будет твердить ему, что иного решения не существует.

Император — единственный источник имперского законодательства, единственный судья, единственная исполнительная власть, но действует он редко, и у него нет механизма для проведения своих решений в жизнь силой. Все, что он или она имеют, так это колоссальный престиж системы, которая функционирует уже семь тысяч лет. Эта квазисистема цементирует всех благодаря тому, что не настаивает ни на универсальной общности, ни на полном униформизме, не ищет единых идеалов, не опирается на утопии — она лишь дает ответы, достаточно хорошие, чтобы существовать дальше, и предоставляет большую степень свободы множеству подходов и оценок.

Все местные проблемы решаются на местах. Детоубийство — это ваше дело, дело вашей планеты. Проблемы взаимоотношений родителей и учителей, цензуры в кино, помощи в случае стихийных бедствий — все это проблемы, в которых империя компетенции не имеет.

Кризис из-за Яйца разразился еще до моего рождения. Его Мудрость CCIII был убит, а Яйцо украдено — оба происшествия имели место одновременно. Какие-то дурные мальчики рвались к власти, а Яйцо благодаря своим огромным возможностям было отличным ключом к такой власти, о которой даже Чингисхан и мечтать не мог.

И кому она нужна — такая власть? Не понимаю. Но кое-кто понимает и действует.

В результате Стар вступила на престол только наполовину подготовленной и перед ней возникла кризисная ситуация, равной которой империя не знала, причем сама Стар была отрезана от Склада Мудрости.

Впрочем, бессильной она тоже не была. Импринтинг опыта семи гиперразумных личностей был уже закончен, а кроме того, к ее услугам были кибернетические системы всех Вселенных, за исключением самой совершенной из них — Яйца. Первым делом надо было узнать, что стало с Яйцом. Организовывать атаку на планету, где жили мерзавцы, было небезопасно — они могли уничтожить Яйцо.

Были способы, которыми можно было заставить заговорить любого человека, если вы решились бы их применить. Стар ничего против них не имела. Нет, я не имею в виду ничего грубого — вроде клещей или дыбы. Эти способы можно сравнить со сниманием слоев с головки лука, а им пришлось ободрать не одну луковицу.

Карт-Хокеш — место столь губительное, что его даже назвали по имени двух единственных исследователей, которым удалось там побывать и вернуться живыми. (Мы-то были, можно сказать, в его парковой зоне, остальная часть куда хуже.) Мерзавцы, о которых шла речь, даже не сделали попытки там обосноваться. Они лишь спрятали Яйцо, установили охрану, организовали ловушки на путях к нему и вокруг него.

— А какой толк был им от Яйца, если оно находилось там? — спросил я Руфо.

— Никакого, — согласился он. — Но они очень скоро выяснили, что от него толку нет нигде, если рядом не будет Ее. Значит, требовалось либо захватить весь штат кибернетиков, обслуживающих Яйцо, либо Ее Мудрость. Открыть Яйцо они не могли. Без посторонней помощи это могла сделать только Она. Поэтому-то они установили ловушку для Нее и положили в ловушку наживку. Поймать Ее Мудрость или убить Ее — лучше поймать, но в случае нужды можно и прикончить, — а затем попытаться захватить власть на Центре. На попытку захвата власти, пока Она жива, они рискнуть не могли.

Стар начала исследовать обстоятельства, обеспечивающие наибольшую вероятность возвращения Яйца. Атаковать Карт-Хокеш? Машины ответили: черта с два! Я бы тоже сказал — нет. Как можно высадить десант в то место, где люди не могут ни пить, ни есть ничего местного, и им даже нельзя дышать тамошним воздухом более нескольких часов? Кроме того, массированная атака могла привести к разрушению Яйца. Да еще условия, когда плацдармами могли служить только двое врат нерегулярного пользования.

Компьютеры давали только один глупый ответ, в каких бы формах ни задавался им вопрос.

Они называли меня!

«Героя», то есть человека с выносливой спиной, слабым умом и высокой степенью бережливости в отношении собственной шкуры. Плюс ряд других качеств. Рейд такой личности, при условии участия в нем самой Стар, мог привести к успеху. Руфо был добавлен по наитию самой Стар (интуиция Ее Мудрости приравнивается тут к озарениям гения), и машины дали «добро».