Такси для ангела, стр. 27
— Вы знаете французский?
— Нет. — Бокал в Дашкиных пальцах дрогнул. — Возьмите…
— Ну, что вы… Эта проблема легко разрешима, не правда ли, Ботболт?
Ботболт нагнул подбородок и удалился.
— А теперь тост! Тост!.. Я бы хотела выпить за вас, — торжественно произнесла Аглая, обращаясь ко всем сразу. — Думаю, через пару минут мне представится эта возможность.
Она добилась чего хотела (если, конечно, она добивалась именно этого) — все, как идиоты, стояли с шампанским.
И ждали ее одну. Королеву.
Наконец появился Ботболт с таким же одиноким, как и Королева, бокалом на подносе.
"Veuve Cliquot Ponsardin” перекочевало к Аглае. Она подняла бокал и обвела взглядом присутствующих.
— Я бы хотела выпить за вас. За вас, дорогая Минна. За вас, дорогая Tea. За вас, дорогая Софья… Я счастлива видеть вас, я счастлива познакомиться с вами. Делить нам нечего. Ведь мы, в конце концов, делаем одно общее дело. — Она повернулась к камере. — Мы служим нашему читателю. Так что — рога в землю, шпаги в ножны, а флоты в гавань. Перемирие на всех фронтах. Если, конечно, никто не возражает.
Никто не возражал. Попробовал бы хоть кто-то возразить под прицелом объектива!
Все сдвинули бокалы и чокнулись.
Аглая первой — и здесь она не хотела терять первенство — сделала глоток. Маленький глоток. И снова улыбнулась.
— Странный вкус… Вы не нахо…
То, что произошло спустя секунду, навсегда запечатлелось в моей памяти. А сама эта секунда вдруг раздвинулась, как театральный занавес, обнажив самые потаенные уголки кулис. СС, ТТ и ММ с вымученными улыбками на лице. Ботболт с подносом в руках. Камера Чижа, направленная прямо на Аглаю. Прерывистое дыхание Райнера-Вернера у меня за спиной. Брови режиссера Фары, разлетевшиеся подобно пеночкам из гнезда. Дашка с проливающимся на платье шампанским — мое собственное зеркальное отражение.
Бокал выпал из рук Аглаи и разбился на мелкие осколки. Она сделала несколько шагов вперед, удивленно улыбнулась, перехватила пальцами горло и приоткрыла рот — как будто ей не хватало воздуха… А потом по ее телу пробежала судорога.
Секунда все еще не кончалась.
И за несколько мгновений до того, как театральный занавес упал, Аглая сделала еще один шаг. Прямо на камеру. Она заглянула в объектив, как будто бросила в него прощальный взгляд. И снова растянула губы — то ли в улыбке, то ли в гримасе. И, оторвав наконец руку от шеи, погрозила пальцем. Кому-то или чему-то. Или указала. На кого-то или на что-то.
Но, скорее всего, это был ничего не значащий жест.
Через секунду лицо Аглаи Канунниковой, первой леди детектива, налилось синевой, и она как подкошенная рухнула на пол. И затихла.
— Врача! Позовите врача! — истошным голосом закричала Дарья.
Господи, какой врач?! Откуда здесь врач?..
Дашкин вопль запрыгал по стенам, заставил огонь в двух каминах вспыхнуть ярче и ураганом пронесся по лицам безмолвно стоящих людей. СС, ТТ и ММ поспешно стерли улыбки с лица — еще до того, как эти улыбки успели стать осмысленными.
В наступившей тишине вдруг явственно послышался стук. Поначалу я не могла определить источник этого стука — и лишь потом поняла: стучали зубы Райнера-Вернера.
Кольцо вокруг лежащей на полу Аглаи не сжималось, но и не размыкалось: никто не мог сделать и шага. Никто не мог отвести глаза от ее стрижки, сразу же пришедшей в беспорядок; от брошенных на произвол судьбы складок платья, от чудовищно искривленного рта. И от бледно-воскового цветка в разрезе декольте.
"Бойся цветов, сука! Бойся цветов, сука! Бойся цветов, сука!” — бешено колотилось у меня в висках.
«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!»
Ксоло, до этого беспорядочно вертевшаяся возле хозяйки, залаяла. Этот — самый обыкновенный — собачий лай и вернул всех к жизни.
Первым решился Ботболт.
Он осторожно опустился перед Аглаей на колени и коснулся пальцами ее шеи. Ксоло лаяла не переставая.
— Заткните ее, бога ради! Заткните собаку!.. Нервы у Дашки ни к черту, кто бы мог подумать… Лай перешел в тихое поскуливание. Это поскуливание не оставляло никаких шансов — ни Аглае, ни всем нам.
— Ну?! — Райнер-Вернер не выдержал первым. — Ну?!
Ботболт поднялся, машинально отряхнул брюки и бесцветным голосом произнес:
— Никакого врача не нужно. Она мертва.
Глава 3
Через полтора часа после убийства
…Никто не знает, сколько часов мы проведем в этом странном доме.
Я даже не уверена, что стылый ночной пейзаж за окном — реальность. Реальность, а не заставка к передаче, которая никогда не будет снята. Ради нее Аглая приехала сюда… Нет, черт возьми, нужно смотреть правде в глаза. Не ради передачи. Таких передач у нее был не один десяток. Она просто не могла отказать себе в удовольствии посидеть на бутафорском троне Королевы Детектива.
И ей это удалось. Почти удалось.
Устроиться на самом краешке и поднять бокал, в котором уже била хвостом ее смерть.
Смерть, которую констатировал случайный холоп случайного человека. Ровно полтора часа назад. Ровно полтора часа назад Ботболт поднялся, отряхнул брюки и бесцветным голосом произнес:
— Никакого врача не нужно. Она мертва.
…Несколько мгновений все переваривали страшную новость.
— Мертва? — переспросила Минна.
— Мертва? — переспросила Tea.
— Мертва? — переспросила Софья.
— Sie ist tot?! <Она мертвая? (нем)> — сдавленным шепотом произнес Райнер-Вернер.
— Мертва, надо же! — Дашка истерически хихикнула. — Мертва.
— Что значит — “мертва”? — Режиссер Фара сделал шаг в сторону тела Аглаи и тут же в суеверном ужасе отступил. — Что значит — мертва?! Да убери же ты, наконец, эту чертову камеру, Петя!..
Все это время камера ни на секунду не выключалась, вот оно что!
Чиж с трудом отклеил от лица глазок видоискателя. Судя по его застывшим зрачкам и сомнамбулической улыбке на лице, он так до конца и не понял, что же произошло. Камера — во всем была виновата камера. Для камеры не существовало грани между реальностью и воплощением реальности. Любой попавший в объектив человек становился персонажем. А персонажи могут только выйти из кадра, но никак не умереть. По-настоящему.
— Какой ужас! — совсем по-женски всхлипнул самец Райнер-Вернер. — Это сердце, да?
Вопрос застал все общество врасплох.
— Может быть, — сказала Минна.
— Конечно же, сердце, — сказала Tea.
— Скорее всего, — сказала Софья. — Кто бы мог подумать… А выглядела такой здоровой…
— Она действительно мертва? — Дарья уже взяла себя в руки.
— Посмотрите сами — Ботболт пожал плечами.
— Посмотрю.
Теперь это снова была та самая Дашка, которую я знала тысячу лет: целеустремленная, волевая и несгибаемая. Она решительно двинулась к распростертому на полу телу; так же решительно она двигалась к глянцевым страницам модных журналов. И заполняла причитающиеся ей колонки жесткоструктурированными аналитическими сплетнями.
Но стоило только Дашке приблизиться к Аглае, как Ксоло, скулившая до этого совершенно абстрактно, набросилась на нее с самым конкретным желанием оттяпать половину подбородка.
— Убери эту дуру, — зло бросила мне Дарья. — Или вы не знакомы? С собакой и ее хозяйкой? Ты, я смотрю, не очень огорчена…
Аглая мертва, а я совсем не выгляжу огорченной. Неужели это правда?
Правда. Правда.
Господи ты боже мой, разве можно огорчаться по поводу торнадо? Тайфуна? Землетрясения в восемь баллов по шкале Рихтера? Разве можно огорчаться по поводу наступления ледникового периода, пересыхания Мирового океана, массовой гибели звезд в галактиках № 45, 67 и 89?..
Огорчаться можно только по поводу порезанного пальца. И лишь до тех пор, пока порез не скроется в крошечном молочно-белом сугробе пластыря. Примерно такой же пластырь устроился сейчас на указательном пальце Tea. Но кто такая Tea? Самая заурядная мулатка, прижившая с десяток квелых книг от бородатых анекдотов. И кто такие Минна с Софьей — даже пластыря на пальце у них нет!