Вожделение, стр. 34

Она медленно кивнула. Ее соски тотчас отвердели, а влагалище сжалось, плотно обхватив его член и породив в паху приятное волнение. Да, секс втроем возбуждал Миа, но Гейб сомневался, что он способен доставить ей такое удовольствие. Он не был уверен, что в силах стоять и смотреть, как кто-то лапает его достояние.

Гейб нагнулся и поцеловал ее, не желая делиться своими соображениями.

Он начинал ненавидеть этот гребаный контракт.

Глава восемнадцатая

Сработал интерком, и Гейб разозлился. Еще одна помеха! Мало того что он постоянно отвлекался на сидевшую напротив Миа, так еще этот звонок в самый неподходящий момент. Гейб пытался свести воедино источники финансирования на строительство островного курорта. Он четко и ясно велел Элинор ни с кем его не соединять.

— Что там еще? — рявкнул он в трубку.

— Мистер Хэмилтон, — нервно ответила Элинор, — я помню ваше распоряжение, но пришел ваш отец. Он говорит, что у него к вам важное дело. Я подумала, что должна вам об этом сказать.

Гейб стал мрачнее тучи. Миа встревоженно подняла голову.

— Сейчас выйду, — после секундного колебания бросил в трубку Гейб.

Он не знал, что заставило отца явиться к нему на работу, и не хотел, чтобы Миа слышала их разговор.

— Гейб, я могу выйти, — робко предложила она, видя, что он встает.

Гейб покачал головой. Нет, пусть лучше останется в кабинете, подальше от сплетен и пересудов. Он уже нашел любительницу открывать замки и шастать по чужим кабинетам. Ему не пришлось слишком долго убеждать ее коллег. Они быстро назвали имя взломщицы. Он немедленно ее уволил без каких-либо объяснений. После всего случившегося Гейбу хотелось оградить Миа от этого гадюшника.

Выйдя в приемную, Гейб увидел отца, стоявшего возле стола Элинор. Вид у Хэмилтона-старшего был задумчивый и какой-то понурый. Гейб никогда не видел его таким, особенно на людях.

— Привет, папа, — поздоровался Гейб. — Чем могу быть полезен?

Отец помрачнел еще больше, в его глазах читалось сожаление.

— Было время, когда я приходил сюда и ты не спрашивал зачем. Ты был мне рад.

Чувство вины несколько приглушило раздражение Гейба.

— Обычно ты сначала звонил. Я тебя сегодня не ждал. Испугался — не случилось ли чего.

Отец помедлил, затем сунул руки в карманы своих дорогих брюк и произнес:

— Случилось. Мы можем где-нибудь посидеть? Ты уже обедал? Я надеялся, ты выкроишь для меня время.

— Для тебя у меня всегда найдется время, — уже мягче ответил Гейб, вспомнив слова, недавно сказанные матери.

Он привык видеть их вдвоем, а не порознь.

В тревожных отцовских глазах появилось некоторое облегчение.

— Сейчас вызову машину, — сказал Гейб. Он повернулся к Элинор: — Машину к подъезду. И проследите, чтобы Миа не пропустила ланч. Передайте ей, что я не знаю, когда вернусь. Если меня не будет до четырех, пусть идет домой.

— Да, сэр, — ответила Элинор.

— Ну что, идем? — обратился Гейб к отцу. — Когда спустимся, машина будет уже ждать.

Они вошли в лифт и молча поехали вниз. Повисла неловкая пауза, но Гейб не пытался исправить дело. Он сомневался, что ему удастся залатать брешь, возникшую между ним и отцом. На приеме он вел себя как последняя сволочь. Наверное, отца шокировало, что его блондинка так быстро переметнулась к сыну. Гейб этого не хотел. Он злился на отца за уход из семьи и до сих пор не понимал, как такое могло случиться, однако любил его и вовсе не думал причинить ему боль. Гейб лишь стремился показать, с кем тот связался.

Машина подъехала почти сразу, как только они вышли из здания. Гейб велел водителю ехать в «Ле Бернарден» — один из любимых отцовских ресторанов.

Всю дорогу отец молчал. То же было и в ресторане, пока официант не принес заказанные блюда. Только тогда отец заговорил, и Гейбу почудилось, что помолчи он еще немного — и слова хлынут сами. Лицо Хэмилтона-старшего превратилось в маску печали и раскаяния.

— Я совершил чудовищную ошибку, — признался отец.

Гейб замер. Положил на стол салфетку, которую так и не развернул, — лишь бы сделать что-то.

— Я тебя слушаю.

Отец поскреб щеку. Только теперь Гейб увидел, как он измучен, как будто состарился за одну ночь. Под глазами залегли тени, морщины сделались глубже.

Хэмилтон-старший поерзал на стуле, затем сделал глубокий вдох. Все его лицо исказилось гримасой. К ужасу Гейба, в отцовских глазах блестели слезы.

— Дурак я был, что ушел от твоей матери. Это грубейшая ошибка моей жизни. Не знаю, о чем я тогда думал. Я ощущал себя таким несчастным, мне казалось, что я в ловушке, а потому решился на этот безумный шаг. Думал, сделаю то, сделаю это. И если попытаюсь начать все заново, дела наладятся и стану счастливее.

Гейб шумно выдохнул.

— Черт возьми! — вырвалось у него. Он был готов к чему угодно, но не к этому.

— Твоя мать ни в чем не виновата. Она просто святая, если столько лет терпела меня. Наверное, все началось в тот день, когда я проснулся и подумал: «Я стар». Следом явилась мысль, что мне не так уж много осталось. Я запаниковал, а потом… свихнулся. Иначе это не назовешь, потому что я начал винить ее. Представляешь? Твою мать! Женщину, которая все эти годы преданно шла со мной рука об руку, подарила мне замечательного сына. Но я винил ее, потому что видел в зеркале старика. Тот воображал, что достаточно перевести стрелки назад, и годы повернут вспять. Мне хотелось снова почувствовать себя молодым. Но вместо этого я оказался мерзавцем, который обосрал жену, семью… тебя, сынок. Да, я обосрал вас обоих, и мне не выразить словами, как я теперь раскаиваюсь.

Гейб не знал, что сказать. Он был взвинчен отцовским выплеском. Значит, все дело лишь в чертовом кризисе возраста? Схватка с неизбежной старостью? Боже мой!

— Мне тяжело и тошно об этом говорить, но я не знаю, что еще делать. Вряд ли Матрис захочет даже поздороваться со мной. Я обидел ее. Я не жду, что она меня простит. Если бы мы поменялись ролями и она так обошлась бы со мной, я бы ее не простил.

— Черт побери, папа. Ты мастер все изгадить.

Отец молчал, сосредоточенно и скорбно разглядывая свою рюмку.

— Я просто хочу вернуться… как будто ничего и не было. Твоя мать — добрая женщина. Я люблю ее и всегда любил.

— Тогда какого черта ты издевался над нами, красуясь со своими подружками на страницах газетах? — огрызнулся Гейб. — Ты хоть представляешь, как ты ее оскорбил?

Лицо Хэмилтона-старшего вконец посерело.

— Представляю. Эти женщины ничего для меня не значили.

— Пап, не надо, — презрительно отмахнулся Гейб. — Прекрати. Не повторяй штампы из бульварных книжонок. Думаешь, мама поверит? Или надеешься, что она будет лучше спать, зная о твоей вечной любви, когда ты трахаешь кого-то вдвое, а то и втрое моложе?

Отец покраснел и нервно огляделся по сторонам, так как Гейб невольно повысил голос.

— Я не спал с ними, — тихо произнес Хэмилтон-старший. — Вряд ли Матрис поверит. Но тебе я клянусь, что ни разу не нарушил брачный обет.

Гейб раздражался все сильнее, готовый взорваться.

— Да нет, нарушил. Спал или нет, ты все равно предал маму и свои брачные клятвы. Ты изменил если не физически, то духовно, а это бывает намного труднее простить.

Отец устало поднес руку к лицу, на котором было написано смирение перед судьбой.

— Значит, по-твоему, мне ее не вернуть?

— Я этого не сказал, — вздохнул Гейб. — Но ты должен понять, чту ты ей сделал, и лишь потом думать, как помириться. У мамы ведь тоже есть гордость, и ты ее растоптал. Если ты действительно хочешь вернуться, запасись терпением. Не думай, что мама растает от твоего звонка и тут же позовет тебя обратно. Возможно, понадобится не одна попытка, но ты не должен сдаваться. Если мама для тебя что-то значит, придется побороться.

— Понимаю, — кивнул отец. — Да, она мне нужна. Всегда была нужна. Как все это глупо. И какой же я дурак. Старый дурак, обманывавший себя. Так все испортить!