Палитра счастья (СИ), стр. 90

Будто его снова разложили на маленькие фрагменты…

Он схватил сумку и вышел из дома. Почти выбежал. Впав в какой-то транс, он очнулся только когда поднялся по лестнице и оказался у её двери. Сам себя спросил, что он здесь делает. Отлично знал, что она не откроет, но всё же надавил на кнопку звонка. Она была дома, он видел мягкий свет, льющийся из окон. Она как всегда не спала по ночам.

Оказался прав… Хотя почему-то был уверен, что она стоит за дверью. Был уверен на сто процентов, словно слышал её тихое дыхание. Понимал, почему не открыла, но стало так больно… неописуемо больно… Плохо до тошноты… Ян развернулся, собираясь уйти, но не ушёл. Прислонился к двери спиной. Постоять здесь минуту, подышать с ней одним воздухом…

Не мешай… Подожди…

То, что он пришёл, мешало ему. Снова всколыхнуло ту бурю, что уже почти притихла внутри. А сейчас ещё рано. Процесс только начался и ещё не известно, чем закончится.

Но знал, зачем пришёл. Ещё раз… Всего раз охватить её взглядом. Пробежаться по телу, волосам, плечам… глазами… по коже губами… услышать… Но сейчас у них на двоих осталась только тишина; и дверь, как нерушимый барьер.

— Скажи что всё в порядке, — внезапно сказал он.

Он вздрогнула от его голоса, как от электрического разряда. Неожиданно он произнёс. Словно прикоснулся к ней. Она вцепилась в поясок халата, боясь вздохнуть… выдать себя. Хотя дыхания он слышать не мог.

— Я знаю, что ты там. Скажи, что с тобой всё в порядке! — громко и отчётливо проговорил.

Эва сглотнула. Вздохнула. Он не спрашивал, скорее требовал. Она и не раздумывала, правильно ли поступает.

— Со мной всё в порядке, — выдавила она, но на последнем слоге голос сорвался. Замолчала и закрыла лицо. Через момент разрыдалась. Уже можно. Знала, что его нет за дверью. Он ушёл.

Глава 33

Он знал, как ему будет плохо, если он сделает это, но он сделал. Знал, как будет страдать, хотя, казалось, должно стать немного легче.

Легче…

Легче от чего? Что услышал её голос? В некотором роде да… Но в остальном… Легче, что он услышал как она плакала? Куда уж там…

А она плакала. Она был уверен, что она плакала. Мог различить любое изменение в интонации её голоса. Она совсем не умела скрывать эмоции. Или просто он различал любое их проявление. И всё-таки её вымученное «всё в порядке» имело какую-то силу, на миг успокоив. Сродни психологической установке. Сработало на время. Всё в порядке и это хорошо. Он так сказал себе. Так должно быть.

Раньше и не предполагал, что такие громкие слова как «страдать» и «мучиться», а особенно в сочетании с понятием «женщина» вообще когда-то будут применимы к нему. Но раньше ни одна женщина не значила для него столько. Раньше он никогда так не любил.

Никого и никогда…

Так самозабвенно и до глубины души. Так, что одно её имя стало синонимом слова «моя». Не нужно было никаких «кошечек», «рыбок», «заек» и всего того зоопарка, что используют влюблённые придумывая разные «дикие» прозвища. Он никогда не называл её так. Даже «милая», или «дорогая» звучало скупо и блёкло. Эва… Он называл её только так. Она вся была в этом имени. Такая нежная и светящаяся. Такая… живая… Он говорил ей «Эва», одно только имя, что значило гораздо больше, отдаваясь внутри… «моя»… «моя Эва». Он улыбался, глядя на неё. Он улыбался, вспоминая её. Он хотел подарить ей «всегда» и исполнить мечты. Он хотел так много для неё сделать, а ничего не сделал. У неё было столько идей, такие разные и порой неожиданные. А у него было столько возможностей, чтобы воплотить всё это в жизнь. Но он ничего не сделал.

Но очень хотел попытаться, когда-нибудь, как только выберется из этой ситуации. Но сейчас не стоит тешить себя напрасными надеждами, как и не стоит сейчас тревожить её. Будет только хуже… Ещё труднее…

Он отказался от охраны, но не потому, что был полоумным придурком, заявляющим, что не боится смерти. Он отказался, понимая, что даже эта куча цепных псов не сможет защитить его, если ему решать пустить пулю в лоб. Конечно, он боялся. Но не самой смерти. Просто хотел пожить ещё на этой земле. Хотел что-нибудь сделать для Неё. И каждый раз, выходя на открытое пространство, чувствовал, как в затылке покалывает, а грудь сжимает липкими щупальцами, словно уже стал мишенью. Вероятно, так было, не хватало красной точки на лбу или на сердце. В этом процессе он не стал главным действующим лицом, но одним из рычагов, запустившим машину. Но это может длиться бесконечно, судя по количеству эпизодов. Только вот бесконечность его не устраивала.

Когда через два часа он взглянул на картину второй раз, его поглотили совсем другие чувства. Теперь он видел другое…

«…что нашло бы отклик в твоей и моей душе…»

«Нашло, Эва… Ещё как нашло…», — тихо проговорил он. Она была живая, её фреска… полная… эмоциональная.

Он вернулся в дом, забросил сумку обратно, решил, что глупо прятаться от себя и действительности, хотя это было нелегко. Второй день он стоял посреди гостиной с чашкой кофе. Это становилось ритуалом. Своего рода церемонией. Теперь ему не хотелось швырнуть чашку о стену, так как это был всего лишь утренний кофе перед работой, в то время, как Били натирал фары его машины. И второй день он находил что-то новое в этом мрачном изображении. А по сути, оно и не было мрачным. Тёмным, да, но не мрачным.

Она оставила ему выбор. Предоставила возможность самому определить, что изобразила на стене. И он сделал это. Она сказала ему всё без слов. А он хотел бы повторить ей это вслух. Но вряд ли смог бы подобрать достойного выражения, хотя она очень хотела услышать это.

«Что я могу сказать тебе, Эва? О любви столько написано и сказано. О любви не надо говорить… Нужно просто любить… Любить и всё…»

Она смогла сделать это без слов. Расписав стену в своих тонах… в своей палитре.

Теперь это и его цвета тоже…

Его палитра…

Палитра счастья…

* * *

Она вздрогнула. Подскочила на месте от звука дверного звонка.

О, чёрт! Мама дорогая!

Она так задумалась, вспоминая прошедшие события и эту практически несостоявшуюся встречу, что потеряла счёт времени. Она встала с дивана и пошатнулась. Голова закружилась. В глазах потемнело. Она присела снова и переждала пока головокружение пройдёт. Несколько глубоких вздохов привели её в чувства. Как она и думала, за дверью стоял Даниэлл.

— Прости, я что-то завозилась, и ещё не готова, — извинилась она.

— Нет, это я освободился раньше. Не торопись, собирайся. Я подожду, — успокоил её Даниэлл и прошёл в гостиную. Она кивнула, но у порога спальни остановилась и крикнула:

— Может быть, ты хочешь чего-нибудь? Чаю? Или Кофе?

— Нет, я пообедал, спасибо. Если только у тебя найдётся стакан сока.

— Только томатный, — засмеялась Эва.

— Нет, уж, — насмешливо ответил он. — Томатный пейте сами.

— Ага, — с улыбкой согласилась Эва и удалилась в ванную комнату. Она достаточно долго смотрела в зеркало, но ничего нового там не увидела. Доктор была права, она похудела и очень сильно. Лицо осунулось, а и кожа, кажется, стала совсем прозрачная. Она провела пальцами по ключице.

Скоро останутся кожа да кости!

Мягкая водолазка и джинсы — самая лучший наряд в такую погоду. Сегодня было холодно. Всё это она узнала из прогнозов синоптиков, а как там на самом деле, не известно. Увидев, что она готова выйти из дома, Даниэлл поднялся с кресла.

— Холодно на улице? — спросила она, натягивая на плечи пальто.

— Нет, но ветер очень пронзительный. Оденься теплее.

На этих словах она замерла. А потом сказала упрямо:

— Я не замёрзну. Мне так будет тепло.

— Хорошо, — просто сказал Даниэлл, и они покинули квартиру.

Всё то время, что они ехали в лифте, она думала. Думала и сравнивала. Не хотела этого делать, но мысли невольно лезли в голову. И с этим ничего нельзя было поделать. А думала она об одной простой вещи. Размышляла о том, что Ян бы не сдвинулся с места, если бы считал, что на улице достаточно холодно; даже бы и шагу не сделал, пока она не надела на себя тёплый свитер. А если бы она возмущалась, то напялил бы его на неё собственноручно, долго не сомневаясь.