Дипломатическая тайна, стр. 2

Старый пес хитрит. Зачем ему понадобилось убрать Абду?Рахима именно теперь, накануне договора с Русской республикой? Может быть, потому, что Абду?Рахим?хану нужен был этот договор? Может быть, потому, что Али?Мухамеду нужно иметь в совете трижды шпиона, служившего у трех посольств? Может быть, потому…

А бумага?… А письмо, подписанное королевским послом? (Абду?Рахим узнал подпись, которую Али?Мухамед закрывал рукой.)

Может быть, это письмо и есть разгадка? Сэр Роберт Кетль требует замены Абду?Рахима заведомым шпионом, и это накануне приезда Советской миссии в Гюлистан. А недурно было бы оглушить старого пса, вырвать это письмо и потом показать его в законодательном собрании кому следует. Удержится ли тогда Али?Мухамед хотя бы один час? Председатель совета министров, которому диктует свою волю посол. Об этом только шепчутся, и вдруг это доказано.

Абду?Рахим задумался, сидя в своей рабочей комнате над кабинетом Али?Мухамеда.

Еще сегодня ночью его кресло займет другой, займет презренный Хаджи?Сеид. Разве это не позор для Гюлистана? Письмо! Письмо, подписанное послом, которое Али скрывал. Если бы его достать, если бы оно было в руках Абду?Рахима! Старый пес не унес его с собой. Он оставил его на столе. Это ясно хотя бы потому, что он запер дверь на ключ. Теперь он совещается с Хаджи?Сеидом внизу, в приемном зале.

Абду?Рахим выглянул на балкон.

НЕКОТОРЫЕ ГИМНАСТИЧЕСКИЕ УПРАЖНЕНИЯ

Двор был пуст. У подъезда, как черепаха, плоский “роллс?ройс”. Часовой стоит за оградой, спиной к дому.

Абду?Рахим посмотрел вниз. Этажом ниже, прямо под ним, балкон кабинета, глубокая ниша и угол стола. Из кабинета электрический свет падает на балкон. И он, перегнувшись через перила такого же балкона, как внизу, ясно видит угол стола и белый лист бумаги. Здесь сидел Али?Мухамед, когда он говорил с ним об отставке. Белый лист бумаги – это письмо, которое закрывал рукой Али?Мухамед. Письмо осталось на столе. Это ясно. Иначе, он бы не запер дверь. Зачем прятать? От земли до балкона высоко. Во дворе часовой.

Уже вечер. Над балконом Али?Мухамеда такой же резной балкон на витых колоннах. Для спортсмена и гимнаста, каждое утро работающего на кольцах, на шесте и турнике, едва ли трудно спуститься вниз…

Беседуйте, милые друзья, Али?Мухамед и Хаджи?Сеид! Торгуйте Гюлистаном! Первое – перемахнуть через низкий барьер балкона и повиснуть, держась на мускулах. Есть!

Второе – нащупать ногами колонки, цепляясь за орнаменты стены. Тридцать метров над землей. Сорвешься – конец. Почти не касаясь ногами, на одних мускулах рук соскользнул вниз.

Он на балконе. Еще мгновение – и он в кабинете у стола. Белый четырехугольный лист бумаги! В руке человека. В кармане Абду?Рахима. Победа!

Теперь тем же путем вверх!

Разве не мудрецы выдумали спорт? И в ту секунду, когда он держится на руках за перила балкона своей комнаты, солдат поворачивается лицом к дому. Но двор пуст. Верхний балкон не освещен, и солдат снова смотрит на улицу. Абду?Рахим стоит на балконе. Он вытирает руки платком. Теперь – победа!

ТРЕВОГА

Абду?Рахим спускается по лестнице вниз. Он уходит медленно и спокойно, как бы прощаясь с домом, куда больше не вернется. Или вернется, но уже не как секретарь Али?Мухамеда. Минует приемную. Двое еще шепчутся, увидели его и замолчали, когда он прошел мимо.

Беседуйте, милые друзья!

Слуга заводит мотор, и через минуту “роллс?ройс” выкатывается на улицу мимо часового, отдавшего честь.

Две кареты с фонарями едут навстречу. Повернули к воротам. В них – трое. Что?то затевается у Али?Мухамеда ночью! Три министра. Трудитесь, трудитесь на пользу Гюлистана!

“Роллс?ройс” катится по пустынным ночным улицам Мирата. Две дороги. Одна – к клубу оппозиции, другая – к кварталу миссий. Еще три минуты, и он стоит у подъезда “Гранд?отель д’Ориан”. Там, где освещены все окна, и внизу в кафе играет венский оркестр.

* * *

Три человека входят в приемную министерства. Двое тучных, один маленький, юркий. Финансы, блистательный двор и внутренние дела Гюлистана.

Мирза Али?Мухамед, как драгоценность, дает свою руку Хаджи?Сеиду, тот крепко пожимает ее обеими руками и исчезает в галерее за двухцветными колоннами.

Мирза Али?Мухамед идет навстречу министрам. Все трое недовольны. Одного оторвали от сна, другого – от женщины, третьего – от жирного, рассыпчатого плова с апельсинными корками. Но, должно быть, что?нибудь важное.

Один за другим, позади Али?Мухамеда, идут по узкой лестнице. Никаких расспросов здесь. У него слишком многозначительное лицо.

У дверей кабинета Али?Мухамед вынимает ключ, дважды поворачивает, открывает дверь, пропускает трех министров и запирает дверь на ключ изнутри. Затем с видом факира, подготовляющего эффект, идет к столу и… глаза его выходят из орбит, губы дрожат, и он, точно ломаясь зигзагами, падает на пол.

Бумаги, подписанной королевским послом сэром Робертом Кетлем и председателем совета министров Гюлистана Мирзой Али?Мухамедом Ол Мольком, нет.

* * *

Комнаты литера “В” – “Гранд?отель д’Ориан”. Неровный полумрак. Там, где от цветных стекол фонаря падает тусклый свет, в кресле у постели Абду?Рахим?хан. Направо, за стеклянной дверью, шум падающей воды и женский смех. Абду?Рахим читает четко написанные строки на четырехугольном листе бумаги.

“…Обязуюсь предоставить государству Гюлистан пятьдесят миллионов рупий в виде реализуемого в Соединенном королевстве пятипроцентного займа…”

За зеркальной дверью каскадами падает вода на нежную увядающую кожу, на все еще пленительные линии плеч и бедер и сбегает к сильным, стройным ногам. Рослая ирландка с мужественными ухватками льет розоватую, матово отливающую воду, и эта холодная, горная вода пробегает по коже и заставляет ее розоветь.

“…Реализуемого в Соединенном королевстве пятипроцентного займа. Десять процентов всех выпущенных обязательств займа не поступают в продажу, а приобретаются правительством Соединенного королевства и будут внесены на текущие счета Мирзы?Мухамеда Ол Молька и тех, кого он укажет…”

Женщина смеется за дверью. Теперь она лежит на мраморной скамье, а ирландка грубыми, резкими движениями ударяет ее ладонью по вытянутому телу. Втирает в кожу ароматические жидкости из нескольких граненых флаконов, меняя и чередуя их.

“…Председатель совета министров Полистана Али?Мухамед Ол Мольк обязуется воспрепятствовать заключению торгового и дружественного договора с Республикой Советов, а также предоставить концессии на рудники Танги?Азао Королевскому экспортному банку в Центральной Азии…”

Теперь женщина подводит глаза так искусно, что даже вблизи не видно тончайших синих полосок у самых ресниц. Чуть заметный тонкий слой закрывает неисчислимую есть морщинок под продолговатыми, удивленно?зелеными глазами. Ирландка одевает ее в пижаму из непостижимо тонкого шелка с лиловыми и изумрудными спиралями; для ног – белые сандалии, которые позволяют видеть овальные опаловые ногти и розовые пальцы. Ночной туалет готов.

Абду?Рахим?хан держит в руках лист бумаги. Буквы сливаются, бумага как бы тает у него в руках, и теперь он видит туманный, дымный город на глубокой реке, реке?улице, и громадные океанские пароходы, как небоскребы, по обе стороны улицы.

Отсюда сорок два миллиона людей управляют полумиром и держат в цепких пальцах города и государства во всех странах света. Отсюда подагрические, желчные, пожилые люди во фраках, которые доживают последние два?три десятка лет своей земной жизни, забросили крепкие золотые и стальные сети в бурное море, лежащее на севере Полистана, и в зеленый залив океана на юге. И, как гигантская рыба, страна Полистан бьется в этих сетях, пока распухшие в суставах жилистые руки рыбаков подтягивают сети к себе.

То, что он открыл, важнее отставки секретаря совета Министров Абду?Рахим?хана.

Теперь он держит в руках отставку королевского посла, отставку и жизнь Мирзы Али?Мухамеда и всего совета министров Полистана. А может быть, он держит в руках и судьбу Абду?Рахим?хана. Ни королевский посол, ни совет министров не сдадутся без смертельной борьбы. У королевского посла есть тысячи купленных людей, у министров – старая, развинченная, но еще действующая машина сыска.