Дружина специального назначения, стр. 60

Однако сам Солнцевский сегодня не был настроен на длительный бой, и уже спустя несколько секунд он уклонился от очередного удара мечом и, вложив в удар всю свою богатырскую силу, помноженную на презрение к предателю, опустил булаву на голову Лихосватского.

— Опс, — только и смог выговорить богатырь, глядя на то, что стало с бывшим сотником.

Булава и впрямь оказалась значительно более функциональной, чем бейсбольная бита.

Богатырское дело было сделано, теперь на арену выходила Соловейка. Илюха уже привычно принял соответствующие меры предосторожности, и Любава, набрав в легкие побольше воздуха, привела в исполнение задуманный план.

На этот раз бывшая Злодейка действительно превзошла сама себя: горы загудели и, словно немного поразмыслив, начали бурно выражать свое возмущение таким наглым поведением людей.

К великому сожалению, план удался только наполовину. То ли свистеть надо было раньше, то ли горы оказались тормознутыми, но, пока начался реальный камнепад, весьма внушительная часть супостатов, словно пена из бутылки шампанского, успела вырваться наружу. И, что самое неприятное для наших героев, основная часть почему-то решила, что во всех их бедах виноваты именно они. Возможности объяснить всю смехотворность данного обвинения не было никакой, так как скорость, с которой к ним неслись обиженные степняки, не оставляла времени на попытку начать дискуссию.

Илюха с досадой крякнул и поудобнее взял в руки свой внушительный булавный аргумент. Соловейка, еще не восстановившая дыхание, спряталась за его спиной и вытащила огромный охотничий нож. Что ж, если и придется сложить буйные головушки, так уж хоть повеселиться напоследок.

Помощь пришла весьма кстати, причем откуда старший богатырь совсем ее не ждал. Словно ураган, точнее, словно три урагана между ними и хазарами появились три былинных богатыря. И тут Солнцевский смог вполне ясно рассмотреть, чего стоят эти трое в бою.

Отбросив все обиды и недомолвки, именно они бросились первыми на выручку Солнцевскому с Любавой. Уже спустя совсем немного времени Илюха понял, почему про эту троицу народ сложил былины и сказания. Что и говорить, богатыри это заслужили.

Однако, несмотря на чудеса героизма, поток степняков оказался слишком велик.

— Я что-то не понял, откуда они в таком количестве, — произнес в недоумении Солнцевский, отмахиваясь булавой от навязчивых хазар. — Мы их завалили или нет?

И вот в этот критический момент откуда ни возьмись появился...

* * *

Тут для полноты восприятия картины нужно вернуться немного назад. Из нашего повествования на некоторое время выпал вездесущий Изя. И дело было в том, что наученный личным опытом черт справедливо рассудил, что ему на передовой делать нечего.

Он идею ловушки выдал? Роли распределил? Общее руководство операцией на себя взял? Так чего же еще вы хотите от бедного черта?! Правильно, ничего. Вот и Изя не без основания решил, «во и без него молодежь справится с басурманами.

— Не буду им мешать, — с некоторым философским налетом изрек черт и удобно развалился на шикарном кожаном диване их тачанки, в самом что ни на есть глубоком тылу наших сил.

Он, конечно, слышал сквозь дрему ни с чем не сравнимый свист Соловейки, грохот камнепада, и с чувством выполненного долга и абсолютно уверенный в своих друзьях начал было проваливаться в здоровый богатырский сон, как на него упал Мотя. Ну не даются молодому Горынычу посадки, что тут делать! Правда, на этот раз то ли от усталости, то ли от напряжения трехголовый превзошел сам себя.

Мотина тушка плюхнулась на черта плотно и неотвратимо. Изя от такого поворота событий взревел нечеловеческим голосом (а каким ему еще голосом орать?) и в самых что ни на есть нецензурных выражениях потребовал немедленного удаления тела Змея максимально далеко от исходного места падения.

Немного обиженный таким прохладным приемом, Гореныш попытался взлететь, чтобы освободить трепыхавшегося под ним Изю. Но не тут-то было, когти Змея впились в кожаную отделку тачанки и завязли в ней. Тут уже пришло время завопить все тем же нечеловеческим голосом и Моте. Змей взревел словно больной бандерлог и что есть силы замахал крыльями, одновременно пытаясь освободиться от салона-люкс «нью-паджеро». Придавленный Изя, под влиянием таких действий горе-летуна, забился с удвоенной силой, сопровождая свои действия внушительным звуковым фоном.

Теперь настал черед сказать свое веское слово и лошадям. Бедные лошадки, до этого изо всех сил пытающиеся сохранить нейтралитет, были просто возмущены таким поведением седоков и понесли. Так уж получилось, что с перепугу они взяли курс прямо на готовые встретиться в смертельном бою дружины. Русские ратники в последний момент успели броситься врассыпную и освободить вполне солидную брешь для несущейся на них повозки. Хазарам повезло меньше.

Вы только представьте, что испытали несчастные степняки, когда русские полки расступились, а на них несется ЭТО. Черная повозка, вороные кони в проклепанной сбруе были еще туда-сюда, но остальное...

Вопли придавленного Изи по своему уровню уже стали приближаться к ультразвуку. К тому же, то ли от неожиданности, то ли еще от чего, Изя скинул морок и на несколько мгновений предстал перед хазарами уже во всей своей волосатой красе. Хорошо еще, что в русском войске никто такой метаморфозы не заметил.

Мотя продолжал безуспешно махать крыльями и возмущенно стрекотать, выпуская, словно паровоз, клубы пара. Ко всему прочему неутомимо работающий когтями Змей распорол кожу и наружу вырвался белый вихрь отборного пуха. Тут, видимо от напряжения, все три головы дали огненный залп, и весь этот пух молниеносно вспыхнул, добавив лишний мазок к и без того впечатляющей картине.

И вот вся эта вопящая, ржущая, пыхтящая, горящая хреновина неслась на ошалелых кочевников. Надо ли говорить, что хазары дрогнули, а когда весь этот немыслимый клубок, словно нож в масло, вошел в боевые порядки, началась паника.

Степняки бросились врассыпную, а русским витязям осталось только оставаться на безопасном расстоянии от взбесившейся повозки и аккуратно, с применением минимальной физической силы, нейтрализовать уже ничего не соображающих басурман.

А тачанка, словно ворвавшийся в чужие окопы танк, продолжала утюжить то, что еще совсем недавно было вполне внушительной силой. В конце концов на третьем или четвертом кругу Моте удалось взлететь. В этот момент над полем боя практически одновременно раздались вздохи облегчения.

Это, конечно, вздохнул полной грудью Изя, уже было попрощавшийся с белым светом. Однако с не меньшим облегчением вздохнули все три головы освободившегося Гореныша. Ничуть не меньше остальных испытали чувство облегчения и лошади, тем самым изрядно уделав и без того обиженных хазар, которые еще попадались на пути.

Так уж получилась, что обессиленные вороные остановились прямо перед оцепеневшими Солнцевским и Соловейкой. Коллеги за все это время не сдвинулись с места, и только по счастливой случайности не пострадали от того беспредела, который развязал на поле боя неугомонный Изя.

— Ну ты даешь, — только и смог выдать Солнцевский, глядя на то, что натворил его друг.

— Это я даю?! — взревел черт. — Да я сидел себе спокойненько в тылу, никого не трогал, и тут на меня свалился этот хренов воздушный ас.

Словно иллюстрация к рассказу, на всю компанию спикировал Мотя. На этот раз обошлось без эксцессов, и соответственно без жертв. Змей, не без оснований опасающийся мести злопамятного Изи, предусмотрительно спрятался за широкой спиной хозяина.

— Вот он, явился, не запылился! — продолжал бушевать Изя. — Его в поликлинику надо сдать, для опытов, истребителя трехголового! Пусть хотя бы горелкой послужит на благо науки!

Тут черт на мгновение задумался, видимо всерьез рассматривая свое предложение, а спустя секунду вся компания уже задыхалась от смеха. Конечно, сказалось и нервное напряжение, и Изины остроты. И вообще, ничто так не помогает снова почувствовать себя человеком, как здоровый, искренний смех.