Архипелаг исчезающих островов, стр. 40

Эту новость Андрей принял на следующий день сравнительно спокойно, насупился, помолчал, угрожающе поигрывая желваками. Уныние уступило место гневу — хороший признак!

8. Весть из деревни последней

А через два дня позвонила Лиза. Она вернулась и приглашала в гости сегодня же! Обязательно сегодня!

— Очень-очень важная новость! Приходите!

— А что такое? Ты взволнована, голос дрожит.

— Брат подруги приехал из командировки. В общем, приходите расскажем. Не телефонный разговор, — и повесила трубку.

«Не телефонный разговор!..» «Приходите, расскажем!»

Ну, кажется, напрасно я старался — обучал Андрея галантному обхождению! «Брат подруги»! Гм!..

— Вот разгадка прохладного приема в Весьегонске, — сказал я. — Мужайся, Андрей, дружище! Видно, нашей Лизе поднадоела холостяцкая жизнь. Об этом нам и предстоит сегодня узнать. — И я добавил с наигранной бодростью (признаться, мне было обидно за Андрея): — Теперь все, что требуется от тебя: почаще улыбайся! Не подавай виду, не горбись — и улыбайся. Поздравления и букеты я беру на себя.

Мы пришли раньше этого «брата».

Лиза не пожелала вступать с нами ни в какие объяснения и убежала на кухню якобы надзирать за поставленным на примус чайником. Глаза у нее были почему-то заплаканы.

Но вот наконец явился и он» «брат подруги»!

Молодой. Моложе нас с Андреем лет на пять. Лицо добродушное, круглое, розовое.

— Савчук.

— Очень приятно. Ладыгин.

— Весьма рад. Звонков.

Молодой человек, оказывается, заканчивал университет и готовился стать музейным работником.

— Музейным? — удивился я. — В наше время — музейным? Старые черепки собирать? Ну и профессия — спец; по черепкам!

Андрей согласно инструкции выдавил на лице улыбку.

За чаем выяснилось, однако, что Савчук понимает кое-что и в нашей профессии.

— При изучении истории географических открытий, — сказал он, — много дает, например, лингвистика. Проанализируйте слово «Сибирь». Искаженное «сивер», то есть «север». Или вот еще — «Грумант». Почему русские назвали так Шпицберген? «Грумант» сходно по звучанию с «Грюнланд». Но Грюнланд — это Гренландия. Дошли, как видите, до корня. А корень вон где — в четырнадцатом веке! Выходит, русские принимали Шпицберген за Гренландию.

Все это было довольно интересно. Но нас, вероятно, вызвали не для того, чтобы просвещать насчет Грюнланда и Груманта, не так ли?

— Мы ждем, Лиза, — сказал я, немного нервно позванивая ложечкой в стакане. — Где она, эта твоя новость очень-очень важная?

— Сейчас Володя расскажет. Только вы не волнуйтесь, хорошо? Не будете волноваться, ребята?

Мы с Андреем переглянулись и недоумевающе пожали плечами.

— Ну, если не будете… Вы знаете, где Володя была командировке?

— Откуда нам знать?

— В Якутии.

— Собирал там материалы для Музея Революции, — пояснил Савчук. — По теме «Роль большевиков, ссыльных поселенцев, в изучении и освоении Сибири».

— Ссыльных? — Я насторожился.

— Это же, по тогдашним меркам, был цвет России. Передовые люди, привыкшие к напряженной умственной деятельности. Некоторые занимались в ссылке этнографией, геологией, метеорологией. Один даже изучал многолетние мерзлые горные породы, иначе, по старому наименованию, вечную мерзлоту.

Ах да пропади ты пропадом со своей неторопливо обстоятельной манерой изложения! Будто лекцию читает перед аудиторией! Впрочем, может, это Лиза дала ему такое указание: ввести нас в курс постепенно, исподволь подготовить? Но к чему?

— Лешка, ты волнуешься! — предостерегающе сказала она, а у самой голос дрожал и прерывался.

— Этот ссыльный, — продолжал Савчук, — жил в маленькой деревушке на берегу океана. Теперь на месте ее — порт и город Океанск.

Мы с Андреем вскочили из-за стола, расплескав чай.

— Вы напали на след Петра Ариановича?!

— Да, Ветлугина П.А. — Савчук педантично сверился с записной книжкой. — Мне подробно рассказал о нем Овчаренко, бывший его товарищ по ссылке. Сейчас он начальник порта в Океанске.

— Ну же! Не томите! Дальше!

Всю зиму, а затем весну и лето 1916 года ссыльные, по свидетельству Овчаренко, жили ожиданием революции. Вести о том, что происходит в России, доходили до Последней с большим запозданием, путаные, искаженные. Петр Арианович, может быть, не разобрался бы в них, но Овчаренко, старый подпольщик, профессиональный революционер, издалека чуял приближение бури. Поэтому он так торопил Петра Ариановича с побегом.

Тогда-то ссыльным и встретился пройдоха Гивенс.

С конца прошлого века американцы шныряли у берегов Сибири, стремясь прибрать ее к рукам. Один за другим проникали сюда через Берингов пролив предприимчивые китобои, золотоискатели, торгаши.

Гивенс был торгашом. Жителям Последней он объяснил, что шхуну его пригнала к берегу буря. Впоследствии оказалось: пригнала жадность.

Гивенсу было известно, что русское правительство запрещает продажу спиртных напитков на Крайнем Севере. Это было на руку американцу. Он мог стать монополистом, мог дьявольски разбогатеть на контрабандной продаже спиртного. Перед глазами маячил раздражающий пример Астора, который нажил миллиарды, спаивая индейские племена прерий.

Американец бросил якорь у Соленого Носа: так назывался мыс в семи верстах от Последней, где пресные воды реки сталкивались с соленой водой океана. Вереницы местных жителей потянулись туда. Обмен был выгодным для американца. За бутылку плохого, разбавленного водой виски он брал десяток песцов. Стоимость подержанного карабина измерялась еще проще: нужно было уложить шкурки одна на другую так, чтобы стоймя поставленный карабин достигал верхней из них.

Овчаренко сумел как-то сладиться с американцем.

Гивенс собирался подняться по реке, чтобы поторговать еще и в тайге. Решено было, что он заберет ссыльных на обратном пути. В Петропавловске беглецы будут отсиживаться в трюме среди пустых бочек и ящиков с пушниной, а с корабля сойдут где-нибудь в Нагасаки или в Сан-Франциско.

Поначалу американец заломил непомерную цену. Но Овчаренко был парень не промах. Поторговавшись, сошлись на полусотне шкурок. Именно столько добыли ссыльные за зиму. Плату они доставили на корабль сразу же, чтобы быть при побеге налегке.

Гивенс ушел вверх по реке.

Миновал июль, миновал и август. Сентябрь подходил уже к концу, а долгожданная шхуна не появлялась.

Неужели побег сорвется? Неужели что-нибудь помешает побегу?

Маленькие друзья ссыльных, деревенские ребятишки, которые знали, что Петра Ариановича и его товарища интересует приход американца, день-деньской дежурили на крыше. Однажды вечером запыхавшийся гонец в сбитой набок отцовской шапке примчался со всех ног в избу, где жили ссыльные.

— Пришел! — закричал он с порога. — Кинул якорь у Соленого Носа!

За добрую весть Петр Арианович подарил ему большой кусок сахару. Овчаренко кинулся увязывать вещи.

Однако не прошло и четверти часа, как в избу ввалились новые гости, три казака. Оказалось, что ссыльных приказано воротить в Энск, уездный город, стоявший выше по реке.

— Не отлучаться никуда: ни на охоту, ни рыбу ловить! — строго объявил бородач-старшой. — Зимник установится — по первопутку вас и повезем.

Приезжие отправились ночевать к куму, в другую избу, а Овчаренко и Петр Арианович остались одни.

Что произошло?

Уже после революции Овчаренко дознался правды. Гивенс рассудил по-торгашески. Шкурки песцов получены, с беглецов больше взять нечего. Зато, сообщив куда следует о готовящемся побеге, он, Гивенс, может получить значительную выгоду в торговле. В будущем, 1917 году местные власти предоставят ему преимущества и льготы по сравнению с другими иностранными купцами. Это была, так сказать, взятка натурой.

Предательство Гивенса, однако, раскрылось значительно позже.