Архипелаг исчезающих островов, стр. 24

Я был в приподнятом настроении, что называется, «в ударе». Только что пришла в голову мысль: в поисках островов в Восточно-Сибирском море воспользоваться помощью эхолота. Хорошо бы сразу рассказать об этом Андрею, проверить, правильна ли мысль. Но Андрея не было. Рядом была только Лиза.

— Понимаешь, — начал я издалека, — в сплошном тумане штурман находит место корабля по глубинам. На карте обозначены глубины. Если применить этот принцип к гипотетическим землям…

Лиза обернулась ко мне. Голос ее странно дрогнул:

— Какая ночь, Леша!

Я рассеянно посмотрел на небо. Ночь была, как говорили в старину, «волшебная», вся пронизанная дрожащим призрачным светом.

Лиза сказала тихо:

— Такой ночи больше не будет! Никогда уже не будет!

Меня удивило ее волнение. Эти слова прозвучали проникновенно и грустно и даже словно бы с укоризной!

Глаза Лизы были обращены ко мне — широко раскрытые, блестящие, все с тем же странным вопросительным выражением.

Мне захотелось взять ее за руку и спросить, что с нею, не устала ли она от «чертова колеса» или от этой дурацкой «комнаты смеха». Но между нами не приняты были нежности.

— Я хотел тебе рассказать о глубинах, — начал я неуверенно.

Но Лиза продолжала молчать.

— Ты здорова? — спросил я, беря ее за руку. — Что с тобой, Рыжик?

Неистово защелкал соловей в листве над нашими головами.

Вдруг сзади затрещали кусты, послышалось прерывистое дыхание, и на тропинку подле нас прыгнул, почти свалился с косогора Андрей.

— Ф-фу, жара! — сказал он, отдуваясь и вытирая шею платком. — В мыле весь, так бежал!.. Извините, ребята, что запоздал…

Я с удивлением увидел на нем галстук.

— Поздравляю! Андрей галстук нацепил! Ну уж если сам партийный секретарь нацепил…

Галстук как бы знаменовал переход к новой эпохе.

Долгое время он наряду с канарейкой, гитарой и фокстротом считался принадлежностью капиталистического мира и пренебрежительно именовался «гаврилкой». С течением времени «гаврилка» был амнистирован. Однако на смельчаков, впервые надевших его, глядели с опаской и недоверием.

Итак, Андрей надел галстук! К чему бы это?..

Мы долго еще гуляли по парку, распевая песни.

Лиза заводила:

Мы с Андреем подхватывали:

И опять заводила Лиза:

А мы мрачно подтверждали:

Кончилось тем, что Андрей потерял свой галстук. (Под шумок, пользуясь темнотой, он снял его с шеи и засунул в задний карман брюк.) Мы с Лизой помирали со смеху, а он вертелся на месте, пытаясь посмотреть, не свешивается ли галстук из кармана.

6. Льды невиданной голубизны

На полярной станции обходятся обычно услугами одного гидролога. Поэтому после окончания университета мне с Андреем пришлось, к сожалению, расстаться.

На выбор нам были предложены две вакансии. Одна, роскошная, лучше трудно придумать, — на новенькую, созданную лишь в прошлом году метеорологическую станцию, расположенную на юго-восточном берегу острова Большой Ляховский. То была первая метеостанция «нашего» Восточно-Сибирского моря! Что надо еще?! Зато вторая вакансия никак не могла понравиться: на одну из старейших русских метеостанций — Маточкин Шар. О! Новая Земля! Карское море! За тысячи миль от наших островов!

Мы в нерешительности смотрели друг на друга.

— Жребий, Леша?

— Ясно, жребий!

И, как в детстве при разрешении спорных вопросов, Андрей, кряхтя и посапывая, принялся старательно сворачивать в трубочку две бумажки.

Ему и тут повезло, а мне нет.

— Что делать! — сказал я, подавляя вздох. — Буду снова догонять тебя. Как в девятнадцатом, помнишь?

Андрей сочувственно кивнул.

Но я догнал его на этот раз быстрее, чем думал.

Да, чтобы не забыть! Кое у кого из моих читателей (читательниц) могут возникнуть ко мне претензии: недостаточно подробно, мол, написал о любви, пробормотал что-то невнятное себе под нос и сломя голову побежал дальше по своим неотложным делам.

Так вот, давайте условимся заранее. Я не принимаю этих претензий!

«Архипелаг», учтите, не повесть о любви, отнюдь нет. Мне бы никогда и не поднять подобную повесть, что вы! Я же гидролог-полярник, всю жизнь привык иметь дело лишь с сугубо научными, взвешенными чуть ли не на аптекарских весах, фактами. И соответственно «Архипелаг» — историко-географическое повествование! Только так и надо его рассматривать.

С этой точки зрения Лиза ни в какой степени не является героиней «Архипелага». Не обманывайтесь на этот счет, прошу вас.

Но кто тогда героиня? Должна же быть в повести героиня! Согласен. Однако особенности моего, повторяю, историко-географического повествования таковы, что в центре его нечто неодушевленное, хотя и вполне реальное, даже романтическое. Земля Ветлугина, точнее, гипотеза о Земле Ветлугина! Как в случаях и со многими другими героинями повестей, мы с вами присутствовали, можно сказать, при появлении гипотезы на свет, а в дальнейшем станем наблюдать постепенное ее развитие — при чрезвычайно, добавлю, драматических обстоятельствах.

Каждый новый, добытый нами факт будет как бы добавлять нечто новое в облике героини. И загадочный характер ее окончательно прояснится только на самых последних страницах.

Итак, не пугайтесь, читатель, беспрестанно возникающих на вашем пути многочисленных научных фактов. Это не орнамент, это ткань повествования. Разнообразные сочетания фактов (я бы сказал, узоры) определяют раскрытие идеи повести, а также толчками двигают сюжет вперед.

Сделав это необходимое предупреждение, я со значительно более легким сердцем спешу дальше.

…Осмотревшись, я сразу понял, что Арктика не любит слишком восторженных и порывистых, и постарался придержать себя.

Здесь нельзя суетиться, но нельзя и мешкать. Как ветер, дующий день за днем, постепенно обтесывает, шлифует камни, так Арктика формирует душу человека. Однако не надо думать, что при этом он и впрямь стоит неподвижно, как камень.

Полярник утверждает свое «я», свое собственное человеческое достоинство в неустанной борьбе с природой Крайнего Севера. И если это горожанин, как я, то он как бы рождается заново.

Молодые зимовщики, прибывшие вместе со мной на Маточкин Шар, очень тяжело переносили мрак полярной ночи. Он казался им зловещим, гнетущим. Кое-кто называл его беспросветным.

Беспросветный? Вот уж нет!

Какой же это беспросветный, если в небе исправно светят луна и звезды, гораздо более яркие и красивые, чем в умеренных широтах? А кроме того, Арктику осеняют северные сияния!

Не знаю, может быть, решающую роль сыграло мое воображение, с детских лет взбудораженное Арктикой. В детстве, случалось, сияния даже снились мне. Они раскачивались, подобно кисее, над моей кроватью, со звоном и шорохом распадались на мириады длинных серебристых нитей, потом отвердевали, как сталактиты, и вот уже это были непередаваемо красивые, искрящиеся ворота в сказку!

Наутро после такого сна у меня всегда бывало прекрасное настроение.

Но то, что я увидел на Маточкином Шаре в начале зимы, было, конечно, куда красивей снов! Северные сияния попросту околдовали меня. В них и впрямь было что-то колдовское, одновременно манящее и грозное. И они струились, мерцали, переливались всеми цветами радуги, а ведь сны, к сожалению, почти никогда не бывают цветными.