Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах, стр. 68

Шерлок Холмс шумно выдохнул и вытер со лба пот.

– Надо быть увереннее в себе, – сказал он. – Мне стоило бы знать, что если факт идет в разрез с целой цепочкой логических выводов, то наверняка он имеет другое толкование. Одна из таблеток в этой коробочке содержала в себе смертельный яд, а вторая была совершенно безвредна. Мне следовало бы об этом догадаться еще до того, как они были найдены.

Последнее замечание меня просто поразило. Если бы я уже не привык доверять каждому слову своего друга, я бы посчитал, что у него не все в порядке с головой. Однако перед нами лежал мертвый пес, и это доказывало, что догадки Холмса совершенно верны. Я вдруг почувствовал, что туман, которым было окутано это дело у меня в голове, начинает потихоньку рассеиваться, и где-то в глубине сознания забрезжил робкий огонек истины.

– Вам это кажется странным, – продолжал Холмс, – потому что в самом начале расследования вы не поняли важность того единственно верного ключа к разгадке всей тайны, который был у вас перед носом. Мне же это удалось, и все, что происходило после, служило лишь подтверждением моей догадки, более того, было ее логическим продолжением. Поэтому то, что запутывало дело и ставило вас в тупик, для меня служило лишним доказательством правильности моих выводов и построений. В нашем деле нельзя ставить знак равенства между необычностью и загадочностью. Самое заурядное преступление порой оказывается очень сложным, и именно потому, что в нем нет никаких особенностей, ничего такого, за что можно было бы зацепиться и начать строить выводы. Это дело было бы несоизмеримо сложнее раскрыть, если бы тело жертвы было найдено не в доме, а где-нибудь на улице и без всех этих броских, outre [32] необычностей, которые придали ему характер таинственности. На самом деле эти странности не усложнили дело, а наоборот намного упростили.

Мистер Грегсон, который, слушая эту пространную тираду, нетерпеливо ерзал на месте, наконец не выдержал.

– Послушайте, мистер Холмс, – воскликнул он, – мы все знаем, что вы человек незаурядного ума, а ваши методы достаточно эффективны! Но сейчас нам нужны не ваши рассказы и поучения. Речь идет о задержании преступника. Я-то не тратил времени на болтовню, а делал дело, хоть и, как оказалось, ошибался, потому что молодой Шарпантье не мог быть причастным ко второму убийству. Лестрейд подозревал секретаря, Стэнджерсона, но вышло, что и он шел по ложному следу. Вы же изъясняетесь какими-то непонятными намеками, хотя явно знаете больше, чем мы. Настало время спросить прямо: что вам известно об этом деле? Вы можете назвать имя убийцы?

– Я согласен с Грегсоном, сэр, – вставил Лестрейд. – Мы попытались решить эту задачу, но у нас не вышло. За время, пока я нахожусь в этой комнате, вы уже несколько раз повторили, что теперь вам все понятно. Пора бы уже вам и с нами поделиться.

– Чем позже будет задержан убийца, – заметил и я, – тем больше у него шансов совершить новое злодеяние.

Подвергнувшись такому дружному давлению, Холмс явно заколебался. Он продолжал расхаживать по комнате, свесив голову на грудь и насупив брови, что свидетельствовало о напряженной работе мысли.

– Убийств больше не будет, – неожиданно остановился он и окинул нас взглядом. – В этом можно не сомневаться. Вы спросили, могу ли я назвать имя убийцы. Да, могу. Однако мало просто знать имя, гораздо труднее будет поймать этого человека. Но я надеюсь, что очень скоро мне удастся это сделать. У меня есть определенный план. В этом деле нужно быть предельно осторожным, поскольку наш противник – человек проницательный, ему нечего терять, и вдобавок у него есть сообщник, такой же умный, как и он сам. Шанс изловить убийцу существует до тех пор, пока он не догадывается, что кто-то сумел докопаться до истины. Если у него возникнут малейшие подозрения, он тут же изменит имя и растворится среди четырех миллионов жителей нашего огромного города. Не хочу вас обидеть, но я считаю, что преступник и его сообщник не по зубам полицейским служащим, именно поэтому я и не обращался к вам за помощью. Разумеется, если мне не удастся воплотить в жизнь свой план, я готов понести ответственность в полной мере. Пока что могу обещать, что, как только у меня появится возможность обратиться к вам, не боясь, что это навредит моему плану, я это сделаю.

Ни обещание Холмса, ни нелестные намеки в адрес уголовной полиции особой радости у Грегсона и Лестрейда не вызвали. Первый покраснел до корней своих пшеничных волос, а маленькие глазки второго заблестели от любопытства и возмущения. Но никто из них не успел ничего сказать в ответ, потому что в этот миг раздался стук в дверь и нашему взору явил свою скромную и нелицеприятную персону предводитель оравы уличных беспризорников, юный Виггинс.

– Сэр, – сказал он, убирая со лба прядь грязных волос, – внизу вас ждет кеб.

– Молодец, – похвалил его Холмс. – Почему в Скотленд-Ярде не пользуются этой новой моделью? – обратился он к сыщикам, доставая из выдвижного ящика стола стальные наручники. – Пружина в этой конструкции работает изумительно, они защелкиваются моментально.

– И на старую модель пока никто не жаловался, – произнес Лестрейд. – Дайте нам только добраться до преступника.

– Что ж, замечательно, – улыбнулся Холмс. – Я думаю, кебмен поможет мне с чемоданами. Виггинс, попросите его подняться.

Я удивился. Мой компаньон говорил так, словно собирался куда-то ехать, хотя до этого ни словом не обмолвился ни о какой поездке. В углу стояла небольшая дорожная сумка. Холмс вытащил ее на середину комнаты и, опустившись на колени, стал возиться с застежками. Как раз в эту минуту в гостиную вошел кебмен.

– Кебмен, не могли бы вы помочь мне с этим замком? – сказал Холмс, не поднимая головы.

Парень скорчил недовольную мину, но все же подошел и протянул к сумке руки. В ту же секунду раздался резкий щелчок, звякнул металл, и Холмс вскочил на ноги.

– Господа! – сверкая глазами, вскричал он. – Позвольте представить вам мистера Джефферсона Хоупа, это он убил Еноха Дреббера и Джозефа Стэнджерсона.

На все это ушло не больше секунды… Я даже не успел понять, что происходит. Но до сих пор я прекрасно помню выражение триумфа на лице Шерлока Холмса, его громкое восклицание, а также дикие, широко раскрытые от удивления глаза кебмена, который уставился на наручники, словно по волшебству оказавшиеся у него на запястьях. На какое-то время мы все словно превратились в статуи. Но тут плененный кебмен, взревев, вырвался из рук Холмса и бросился к окну. Он успел вышибить плечом стекло и раму, но Грегсон, Лестрейд и Холмс разом накинулись на обезумевшего человека и вцепились в него, как охотничьи собаки в оленя. Кебмена оттащили от окна, и началась ужасная свалка. Он боролся так отчаянно, что несколько раз ему удавалось сбросить с себя нас четверых. Казалось, что силы ему придает какой-то припадок неистовства. Разбитое стекло изрезало ему руки и лицо, но большая потеря крови нисколько не уменьшила его сопротивление. Только когда Лестрейду удалось схватить кебмена за шею и слегка придушить, он понял, что силы не равны. Но даже после этого мы не чувствовали себя в безопасности до тех пор, пока не связали его по рукам и ногам. Только после этого мы смогли перевести дыхание и утереть пот.

– Внизу стоит его кеб, – сказал Шерлок Холмс. – На нем и отвезем этого молодца в Скотленд-Ярд. А пока, джентльмены, – улыбнулся он, – хочу объявить, что с нашей маленькой тайной покончено. Теперь можете спрашивать. Я готов ответить на любые ваши вопросы.

Часть II

Глава I

Великая соляная пустыня

В самом сердце огромного североамериканского континента раскинулась безводная неприветливая пустыня, которая много лет служила преградой на пути продвижения цивилизации. Все пространство от Сьерра-Невады до Небраски и от Йеллоустоун-ривер на севере до Колорадо на юге занимает унылая и безмолвная территория. Но даже в этом безрадостном месте природа нашла способ проявить фантазию, разбросав по мрачной равнине высокие горы и накрыв их верхушки шапками снега. По извилистым каньонам здесь протекают бурные реки, есть и бескрайние поля, которые зимой белы от снега, а летом окрашиваются в серый цвет от соляной пыли. Однако все это выглядит одинаково неприветливо и тоскливо.