Здесь мертвецы под сводом спят, стр. 25

Просто кошмар.

– Флавия!

– Да? – это все, что я смогла выдавить.

– Немедленно открой дверь.

Иногда сильный шок как будто замедляет время, и именно так было и сейчас. Как будто со стороны я наблюдала, как прячу завещание в кошелек, бросаю его в ведерко, отгибаю назад кусок цинка и возвращаю на место деревянную крышку гроба, которую перед этим поставила у стены, драпирую гроб черной тканью, прячу ведерко под низ, прикрывая его тяжелым бархатным покровом, поворачиваю ключ и открываю дверь – все одним замедленным движением.

– Чем ты занимаешься? – спросила Лена. – Почему ты заперла дверь?

Как будто не слыша, я упала на колени на резную скамеечку для молитвы, которую поставили для тех, кто захочет помолиться за упокой души Харриет. Надеюсь, у меня получилось сделать вид, что я только этим тут и занималась.

– Что ты делаешь? – повторила Лена.

– Молюсь за свою мать, – сказала я после продолжительной паузы.

Я перекрестилась и поднялась на ноги.

– В чем дело, Лена? – спросила я. – Что случилось?

Один из способов сразу же выиграть пару очков в разговоре – это, как я уже как-то говорила, использовать имя взрослого.

– Ты меня напугала, – добавила я.

Еще один способ одержать верх – это обвинить собеседника, пусть даже завуалированно, перед тем как он успеет хоть слово сказать.

– Мне показалось, что я почувствовала запах дыма, – сказала она. – Отсюда.

– Свечи, – сразу же ответила я. – Они ужасно горячие, и их так много. С учетом всех этих драпировок, – я обвела комнату рукой, – и закрытых окон…

– Наверное. – Она несколько скептически согласилась, окидывая комнату внимательным взглядом.

С того места у двери, где мы стояли, казалось, что все в порядке, ничего не изменилось.

Именно в этот момент мой сверхчувствительный слух уловил в комнате новый звук.

Кап.

Агонизирующе медленный, но такой же очевидный для моих ушей, как пушечные выстрелы.

Наверняка Лена его тоже услышит.

– Значит, все в порядке? – спросила она.

Я печально кивнула.

– Очень хорошо, – сказала она, но не пошевелилась, чтобы уйти.

Вместо этого она медленно обвела взглядом комнату, как будто убеждая себя, что никакие посторонние уши нас не подслушивают, хотя за объемными черными бархатными портьерами могла спрятаться целая армия.

– Ты помнишь, я тебе говорила, что хочу признаться тебе кое в чем, Флавия. Что мне нужна твоя помощь. Нас прервали, когда тот ужасный человек прилетел на биплане.

– Тристрам Таллис, – сказала я.

– Да.

Кап!

Я сразу же поняла, откуда идет звук. Тает сухой лед, и капли воды падают на дубовый пол будуара Харриет.

– Я говорила тебе, не так ли, что с Ундиной надо обращаться очень по-особенному.

– Да, – сказала я.

– Очень специфически.

Свечи, ближе всего стоявшие к ее лицу, оплывали под специфическое шипение его голоса. На полу плясало отражение – легчайшая вспышка света под катафалком.

Вода! Гроб Харриет протекает!

Мне надо выставить отсюда Лену как можно скорее.

– Ты нравишься Ундине, – продолжала она. – Она думает, ты сообразительная. Так она и сказала: сообразительная. Ты была к ней очень добра.

Я снисходительно улыбнулась.

– Нам надо поговорить. Не здесь, но где-то, где мы сможем пообщаться откровенно и не бояться, что нас прервут. Ты знаешь Джека О’Лантерна?

Я знала. Это черепообразный выступ скалы на востоке от Букшоу, выходивший на Изгороди – зловещего вида рощу в излучине реки Ифон, окаймлявшую восточную границу наших владений. Мы с «Глэдис» частенько ездили туда, последний раз – чтобы посоветоваться со старым школьным директором отца, доктором Айзеком Киссингом – обитателем Рукс Энд, частного дома для престарелых.

– Да, – подтвердила я. – Я слышала о нем.

– Это в конце Пукерс-лейн, – сказала она. – Ты знаешь, где это?

Я кивнула.

– Отлично. Пойдем туда завтра в половине третьего дня. Устроим славный пикничок.

– После похорон? – спросила я.

– После похорон. Я попрошу миссис Мюллет собрать нам корзинку, и мы прекрасно проведем время.

– Хорошо, – согласилась я, мечтая избавиться от этой женщины. Наверное, в этот момент я бы согласилась на что угодно.

Я открыла дверь, чтобы ускорить ее уход.

– Доггер! – воскликнула я. – Извини! Я и не знала, что ты тут.

Мы чуть не столкнулись в дверном проеме.

– Все в порядке, мисс Флавия, – сказал он. – Вы меня не ушибли. Миссис Мюллет просила меня передать вам, что принесет немного холодного мяса. Она почему-то думает, что вы сегодня не ели.

Как мило. Именно то, что мне надо: хороший кусок свинины, чтобы поддержать меня в моих продолжительных ночных трудах!

– Пожалуйста, скажи ей спасибо, Доггер, но днем я перекусила в деревне. Больше не могу есть.

Наверное, первый раз в жизни я лгала Доггеру, и думаю, он понял.

– Очень хорошо, – сказал он, поворачиваясь.

– Если ты не хочешь, я съем, – произнесла Лена.

Я чуть не забыла, что она тут.

Доггер кивнул, но ничего не сказал. Он наблюдал, как она идет мимо него к лестнице в сторону кухни.

Бедняжка миссис Мюллет, – подумала я. Обычно в это время дня она уже дома, у своего очага вместе с Альфом. Она, должно быть, задержалась, чтобы приготовить мясо для похорон и всякое такое. – Потом надо будет отвести ее в сторонку, – подумала я, – и поблагодарить.

Если подумать, есть так много поводов для благодарности, несмотря на все наши невзгоды.

Например, Доггер. В первый раз я оказалась с ним наедине, после того как тетушка Фелисити поведала мне его историю.

Как я смогу когда-нибудь отблагодарить его? Как я смогу отплатить ему за то, что он вынес?

Что можно сказать человеку, который, спасая моего отца, был вынужден испытать адские мучения?

Мне хотелось обнять его, но, разумеется, я не могла. Это просто невозможно.

Мы постояли рядом несколько секунд. Первой заговорила я.

– Благослови тебя бог, Доггер.

– Благослови вас бог, мисс Флавия, – ответил он.

– Извини, Доггер, – добавила я. – На самом деле я ничего не ела. Но я не голодна. Честно.

– Понимаю, – сказал он с довольно печальной улыбкой. – Я оставлю вас в ваших трудах.

Только после его ухода я задумалась, что он имел в виду.

Вечер подходит к концу, а мне еще многое надо сделать. Я повернула ключ в замке, сняла покров с гроба Харриет и приготовилась поднять деревянную крышку, когда в дверь снова постучали.

Боюсь, из моих уст вырвалось слово, не совсем приличествующее в подобных обстоятельствах.

Что ж, подумала я, по крайней мере, я не слишком далеко зашла в своем эксперименте. Лучше пусть прервут в начале, чем потом.

Я снова накрыла гроб тканью, повернула ключ и открыла дверь.

Там стоял отец.

Он выглядел ужасно – бледен, как сама Смерть, стоящая в дверном проеме.

Я думала, он выпил успокоительное и сейчас в постели. Что могло оказаться настолько важным, чтобы он поднялся? Или он так и не ложился?

За его спиной в коридоре стояли двое мужчин, которых я видела на вокзале. На их головах не было цилиндров, и зонтики они тоже не держали, но я сразу же их узнала.

– Это моя дочь Флавия, – заговорил отец, но не успел он закончить, как один из новопришедших проскользнул мимо нас в будуар. Тот, что выше, остался снаружи в коридоре. Я заметила, что у него с собой черный чемодан, похожий на тот, что носит доктор Дарби, но значительно больше размером.

Я с ужасом поняла, что уже видела его лицо, и не только на вокзале. В иллюстрированной газете была фотография, как он, одетый в тренч, прибывает к старому каменному моргу во времена чемоданных убийств в Суиндоне.

А теперь он в Букшоу: сэр Перегрин Дарвин, легендарный судебно-медицинский эксперт министерства внутренних дел – знаменитая грива седых волос и все такое прочее. Не верю своим глазам. Что, черт возьми, могло привести его сюда из Лондона?