Здесь мертвецы под сводом спят, стр. 19

– Не думаю, что ты высыпалась на прошлой неделе, не так ли? – спросила она.

Я с глупым видом покачала головой.

– Думаю, что нет. Тебе надо лечь в кровать. Заходи.

Мы подошли к моей спальне.

– Я велю Банни, чтобы он сказал твоему отцу, что тебя не следует беспокоить. Я бы попросила Доггера принести тебе горячего молока, оно поможет тебе уснуть, но он так занят с кучей гостей… Я сама тебе принесу.

– Не стоит, мисс Спирлинг. Я так устала, я…

Я вытянула руку, пытаясь сконцентрироваться.

– Несколько часов сна творят чудеса, – сказала я ей, открывая дверь лишь настолько, чтобы проскользнуть в дверь и оглянуться на нее. – Благодарю вас, мисс Спирлинг, – добавила я со слабой улыбкой. – Вы спасли мне жизнь.

Я закрыла дверь.

И сосчитала до тридцати пяти.

Я упала на колени и приложилась глазом к замочной скважине.

Она ушла.

Я достала из ящика стола лист бумаги и написала карандашом: «Нездорова. Пожалуйста, не беспокойте меня. Спасибо, Флавия».

Я попыталась изобразить своим почерком, что у меня нет сил оторвать карандаш от бумаги.

Убедившись, что горизонт чист, я вышла в коридор и приклеила записку на дверь жвачкой, похищенной из бельевого ящика Фели.

Я заперла дверь и убрала ключ в карман.

Через несколько секунд я уже заперлась в лаборатории, собираясь начать приготовления к самому важному химическому эксперименту моей жизни.

Почти двадцать лет после смерти Тарквина де Люса его дневники оставались нетронутыми: ряды сдержанных солдат, затянутых в черное. Больше всего на свете я любила перелистывать их страницы, выбирая томик наугад, смакуя каждое чудесное химическое озарение, словно сладкое пирожное.

Нет необходимости упоминать, что слово «яд» всегда привлекает мой взгляд, как это произошло и с краткой сноской, в которой дядюшка Тар упомянул труд Такаки Канехиро, японского флотского хирурга. Работы Канехиро привели к открытию – Эйкмана, Хопкинса и других, – что длительная диета на белом рисе вырабатывает в теле нервный яд, антидот к которому, как ни странно, содержится в той самой шелухе, которую удаляют при обработке риса.

Это теория, которую я выдвинула, будучи обреченной на пожизненную диету из рисовых пудингов миссис Мюллет, о которых лучше не упоминать.

Этот антидот, сначала названный «аневрин» из-за того, какое влияние оказывало его отсутствие на нервы, оказался тиамином, который потом нарекли витамином В₁.

Казимир Функ выдвинул предположение о существовании витаминов – удивительных органических соединений, необходимых всем живым организмам, но не синтезируемых самими организмами.

Один из многочисленных корреспондентов дядюшки Тара, кембриджский студент по имени Альберт Сент-Дьерди, писал ему и просил совета касательно своего последнего открытия того, что он тогда именовал аневрином.

Снова аневрин! Витамин В₁!

Дядюшка Тар предположил, что аневрин Сент-Дьерди может играть значительную роль в образовании энергии, с помощью которой все зависимые от кислорода организмы превращают ацетат, получаемый ими в процессе еды из жиров, белков и углеводов, в диоксид углерода.

Короче говоря, в образовании жизни!

Он также намекнул, что инъецируемая форма витамина, под названием гидрохлорид кокарбоксилазы, жизненно важна для возвращения к жизни умерших лабораторных крыс, подвергшихся заморозке.

Я никогда не забуду, как меня с головы до пят словно пронзило электричеством, когда я читала эти слова.

Возвращение к жизни! В точности как обещано апостольским символом веры.

И тем не менее гидрохлорид кокарбоксилазы – только часть истории.

Дело еще в аденозинтрифосфате, или АТФ, открытом в 1929 году в Гарвардском медицинском колледже: слишком поздно для дядюшки Тара, который неожиданно умер от сердечного приступа годом ранее, но не слишком поздно для меня.

Сначала я прочитала об этом веществе в «Химических выдержках и взаимодействиях» – журнале, на который дядюшка Тар, к счастью, оформил пожизненную подписку и который почти двадцать пять лет спустя все еще доставлялся почтальоном в Букшоу каждый месяц с завидной регулярностью.

Введение АТФ в кровеносное русло, как считалось, должно оказывать такое же оживляющее воздействие на позвоночник мертвых, как гидрохлорид кокарбоксилазы на сердце и поджелудочную железу.

Именно так я собираюсь вернуть Харриет в мир живых: сделать мощную инъекцию АТФ в сочетании с аналогичной дозой гидрохлорида кокарбоксилазы.

Когда эти два химических вещества начнут действовать в ее оттаивающем теле, я применю удар учителя Кано, который надо нанести костяшками пальцев во второй поясничный позвонок.

Блестящая идея, и поскольку она научна, она просто не может оказаться неудачной.

13

Проблема заключалась в следующем: где добыть ингредиенты?

Витамин В₁, само собой, можно получить из дрожжей, но это длительный процесс, который сопровождается дурным запахом и который вряд ли можно провести незаметно под носом семьи, гостей и посетителей, не вызвав неудобные вопросы.

Аденозинтрифосфат – дело другое. Хотя его открыли больше двадцати лет назад, его успешно смог синтезировать только совсем недавно некий Александр Тодд в Кембридже, и это компонент чрезвычайно редкий.

Я никак не могла придумать, где же все это добыть. Разумно предположить, что если у кого-то в обозримых пределах от Бишоп-Лейси есть образец, то это доктор, ветеринар или аптекарь.

Полагаю, я могла бы позвонить доктору Дарби или Крюикшенкам, деревенским фармацевтам, но в Букшоу телефон, как инструмент, посредством которого больше десяти лет назад отец узнал об исчезновении Харриет, находится под строгим запретом.

Теперь, когда новость о ее гибели достигла его слуха с помощью той же самой мрачной слуховой трубки, он внушал ему еще больше ужаса, а вместе с ним и всем нам.

Ничего не остается, кроме как поехать в Бишоп-Лейси на велосипеде и лично все выяснить. На самом деле, решила я, так даже лучше. Люди могут прервать телефонный разговор под самым слабым предлогом. При личной беседе им будет куда сложнее избавиться от Флавии де Люс.

– «Глэдис», – прошептала я у входа в оранжерею, – это я, Флавия. Ты не спишь?

«Глэдис» – это мой спортивный велосипед марки БСА. Изначально он принадлежал Харриет, назвавшей его «Ласточкой» – думаю, из-за того, как она взлетала и падала, несясь по замечательно крутым холмам, – но я переименовала его в «Глэдис» из-за жизнерадостного характера.

«Глэдис», естественно, не спала. Конечно. Как у детективного агентства Пинкертона, ее девиз – «Мы никогда не спим».

– Краткая встреча, – сказала я ей. – Мы должны выскользнуть через черный ход. У парадного слишком много людей.

Больше всего на свете «Глэдис» вдохновляет возможность выскальзывать через черный ход. Мы совершали этот маневр вместе столько раз, и я думаю, что она должна испытывать определенную шаловливую радость от того, что ей снова представилась такая возможность.

Она тихонько скрипнула от удовольствия, и я не нашла в себе мужества упрекнуть ее.

Я ехала на «Глэдис» к югу, потом к западу, прилагая большие усилия, чтобы не оказаться в поле видимости из отцовского кабинета и гостиной. Некоторое время приходилось перемещаться краткими перебежками от дерева к дереву, а затем оглядываться, убеждаясь, что меня никто не преследует.

Через некоторое время опасность миновала, и я повела «Глэдис», ласково придерживая ее за кожаное седло, по бугристым полям к проселочной тропке, ведущей на север к главной дороге.

Теперь, радостно давя ногами на педали, я вместе с ней с шуршанием неслась по дороге, распугивая птичек в изгородях и заставляя старого бобра смешно ковылять в поисках укрытия.

На перекрестке мы остановились. Время принимать решение. К западу отсюда располагается Хинли, где есть больница. Какова вероятность, что в тамошней больничной аптеке есть запас необходимого мне аденозинтрифосфата? Окажется ли на дежурстве Флосси Фостер, сестра подружки Фели? Смогу ли я уговорить ее организовать рейд на аптеку?