Лысый остров, стр. 13

— Приехали, — сказал Максим.

— Бр-р-р! — потрясла головой Роська, будто вытряхивая ветер, и сняла шапку-ушанку.

Мы выбрались из самолёта. Вокруг стояла ровная глубокая тишина. Пели цикады, но так, что тишина от них только крепла.

— Как в Холмах. Похоже, Листик, правда? — сказала Роська и поёжилась: вспомнила, наверное, Запретную Зону.

— Похоже, — согласился я.

Максим обошёл площадку, сказал удивлённо;

— Будто специально для самолёта. На возвышенности и взлётная полоса есть, как раз метров 150…

— Смотрите, — сказала Роська, — в камнях дырки, как двери… Я знаю! Это дома, в них люди жили!

И вдруг меня осенило!

— Это не для самолёта! Это для костра! А по этой дороге каменной они шли из домов… а может, и нет. Но это точно для костра. Вот тут по центру, видите, еще один круг выложен? Это костровище, точно вам говорю. А на этих каменных бордюрах они сидели, смотрели на… жертвоприношения…

— Думаешь, они людоеды? — готов поспорить, что Роське захотелось домой.

— Да нет, навряд ли, — возразил Максим.

— Иначе бы они давно до Посёлка добрались, в поисках… обеда. У древних славян похожие жертвенники были. Тоже круглые и на возвышенности.

Какая-то тень мелькнула между домами. Или мне показалось? Может, это волки? Или рысь?

— Пойдемте, обследуем постройки.

Сразу стало ясно, что мы в древнем городе. Каменная дорога, ведущая от костровища, разрезала его надвое. По одну сторону стояли в нестрогом шахматном порядке камни-валуны с дырами-входами. Это были дома. С первого взгляда мы поняли, что сделаны они из того же камня, что и Маяк в Посёлке: серых, ноздреватых глыб. Значит, народ, который жил раньше на побережье, через Холмы ушёл вглубь острова. Но почему они покинули это обжитое место?

— Может быть, они всегда странствуют, — предположила Роська.

— Кочевники? Странно… Где тут особо странствовать, — не согласился Максим, — мы же на острове.

Я молчал. У странствующего народа была какая-то тайна. Не хотелось мне, чтобы это было людоедство…

Каменные дома были почти целыми, и все они были украшены орнаментом. Большими выдумщиками были строители: мы не нашли ни одного одинакового. Камень, видимо, был мягкой породой и легко поддавался резьбе. Диковинные цветы переплетались с облаками, облака с деревьями, деревья с волнами и силуэтами животных. Будто таинственные художники хотели показать, что всё в мире взаимосвязано. Чаще всего встречались изображения дельфинов. Над входом в каждый дом был знак: в выпуклом треугольнике — дельфин с дельфинёнком и какая-то надпись по нижнему краю, а за треугольником — восходящее солнце.

— Красиво, — улыбнулась Роська.

— Какие странные буквы… — сказал Максим. — Смотрите…

— На иероглифы похоже…

— Нет, нисколько! Наоборот, на нашу древнюю азбуку, на кириллицу, только буквы не в ряд, а столбиком и соединены друг с другом!

— Эх, зря мы фотоаппарат не взяли! — сказала Роська.

— В следующий раз возьмём, не беда, — утешил её Максим, достал блокнот с ручкой и старательно стал срисовывать знак и надписи, а мы с Роськой вошли внутрь. Там было холодно и сумрачно. Пол выложен плитами всё из того же камня (где только они его брали?). Маленькие окна под самым потолком, похожие на бойницы, пропускали совсем мало света.

— Осторожней! — крикнул Максим. — Там могут быть ядовитые змеи!

Роська оглянулась и передёрнула плечами: то ли представила змей, то ли от холода. Дом был чистый и абсолютно пустой, даже никакой живности, обещанной Максимом. Только в стыках камней прорастала трава.

Не найдя ничего интересного, мы вышли на солнышко. Максим всё ещё грудился над буквами. Всё-таки он настоящий учёный, мне бы и в голову не пришло перерисовывать надпись. Мы посмотрели с Роськой ещё несколько домов. Они были так же богато украшены снаружи и сдержанно, строго устроены внутри. По другую сторону дороги была утрамбована большая земляная площадь. Может, здесь устраивали ритуальные танцы. Или был базар. В зарослях шиповника, под большими платанами мы нашли обрушенную беседку. Почти около каждого дома был колодец. Значит, здесь много родников. За рядами домов шли каменные площадки. Почти все они были завалены бревнами, ветками, листьями. Мы полазили по ним и нашли стрелу с таким же наконечником, как у меня, деревянную лопатку, темную от времени, и осколок какой-то глиняной посуды. Наверное, здесь были мастерские.

— Такое странное чувство, — сказала Роська, вдруг нахмурясь, — будто кто-то смотрит на нас.

Я пожал плечами. У меня не было такого чувства, но… уже не раз мелькала между домами быстрая тень. Не успел я сказать об этом Роське, как Максим закричал:

— Держите его! — и сам рванул куда-то в лес.

Мы бросились следом, перепрыгивая невысокие каменные ограждения.

— Слева! — крикнула Роська, сильно толкнув меня, и через секунду я врезался лбом во что-то. Охнув, я упал на землю. Вот это удар — искры из глаз! Рядом со мной упал мальчишка. Он смешно так упал — на четвереньки. Тут же подскочили Осташкины.

— У-у, ворюга! — Максим сердито вырвал у мальчишки свой блокнот. Мальчишка стрельнул глазами на Максима и поднялся, а я досадливо подумал, что мирного контакта с племенем, которое я давно ищу, уже не получится.

2

Но контакт получился. Мальчишка хитро улыбнулся и сказал Максиму:

— Я не ворюка, ты — шатина.

Он смешной был и странный. Маленький, лысый, тощий и весь вымазанный чёрной краской или гримом, даже голова. Будто мальчишка захотел поиграть в негритенка. Частично краска стёрлась, особенно на коленках. А одет был вполне прилично: в вельветовые шорты с фабричной нашивкой. Ну и ну! Говорил он ласково, с лёгкой шепелявостью: «ж» заменял на «ш», «г» на «к», «д» на «т»… И улыбался при этом пухлогубым ртом. Роська рассмеялась на его заявление про жадину и спросила:

— Ты кто?

— Локи, — рассмеялся он в ответ. — А ты кто?

— Роська.

Мальчик притих. Я хотел тоже представиться, но он повелительным жестом остановил меня. Потом спросил:

— Роська — это Роса… Ты с непа?

И он низко ей поклонился. Роська смутилась и хотела было возразить, но Максим покачал головой: не стоит, мол.

Всё в этом Локи было странно: зачем красить кожу (всю!) в чёрный цвет? Да ещё в такую жару! Ну, ладно, может у них обычай такой. Но откуда тогда у этого дикого пацана такие шорты? И почему он здесь один?

Максим решил не церемониться и прямо спросил Локи:

— А зачем ты в чёрный цвет покрасился? Локи вытаращил глаза, потом крепко задумался, потом сказал:

— Итём.

Он направился вглубь развалин, мы двинулись за ним. Локи привёл нас к одной из хижин. Прежде чем войти, он накрыл ладонью треугольник над дверью и что-то прошептал. Я прислушался, но слова были непонятные, какая-то тарабарщина. Наверное, это на древнем языке.

— Сайти, Роса, — сказал Локи и кивнул нам, — и вы.

И сам тут же скрылся в сумраке дома. Мы переступили порог. Дом внутри был так же пуст, как и остальные. Но вот Локи отодвинул какой-то камень и достал карманное зеркальце и коробку с обувным кремом. Он посмотрел на нас хитро и весело и, глядя в зеркало, стал втирать этот гуталин в щёки, локти и колени.

— Локи! — крикнула Роська. — Зачем ты это делаешь?!

— Так нато, Роса. Я толшен пыл умереть, а человек польшой, хороший спас, просил помочь. Я помокаю. Он хороший. Ветёт нас к морю.

— Вы что-нибудь понимаете? — спросил я Осташкиных.

— Я расскашу, — улыбнулся Локи.

И рассказал нам свою историю.

Из кармана шорт Локи достал кусок гладкой коры дерева, на котором был нарисован будто тушью пузатый карапуз с развевающимися на ветру волосами, верхом на дельфине. Хорошая была картинка, подробная и чёткая, как в детских книжках. Локи начал рассказывать. Сначала трудно было слушать из-за его шепелявости, не все понятно, но потом мы привыкли и перестали это замечать: