Лысый остров, стр. 10
— Я не толкаюсь.
— Ты мне плечо отдавил!
— Да тише вы! Роська, иди сюда…
В конференц-зале тоже стояли шум, гам и полная неразбериха.
— Уважаемые коллеги! — перекрыл, наконец, своим басом рёв голосов Степанов. — Я призываю вас к спокойствию!
— Сколько шума наделал мальчик Максим, — хихикнула Роська.
— Тише, — шикнул Максим.
Мы притихли, затихли и в зале. Степанов заговорил:
— Бесспорно, открытие Максима Андреевича Осташкина пока, м-мм… бездоказательно, на уровне гипотезы, но мы не можем не согласиться, что если эта гипотеза подтвердится, она совершит переворот в науке. Открытие нового вида! Да ещё такого… своеобразного! Это не детские игры.
— А по-моему, как раз игры! — выкрикнул из зала Силин. До чего он противный! — У мальчика богатое воображение, и учитывая обстоятельства его., в общем, вы понимаете, стресс и всё такое… Может и не такое привидеться.
— Не путайте бабочку с навозной кучей! При чём тут обстоятельства, если он видел шуршунов?!
— Вероника Алексеевна! Я попросил бы без столь ярких сравнений.
— И всё равно! — тряхнула косой Вероника. — У сотен детей на планете случаются… обстоятельства, но что-то никто до Максима не открыл шуршунов!
— Вот мне и интересно, — поднялся высоченный Азнур Мерабович Чолария. — Вот мы с вами спорим, шкуры рвём, учёные мужи, с дипломами, со степенями, а ничего не увидели такого за этими звуками. А тут приезжает мальчик, живёт меньше месяца, и вот вам — невидимые млекопитающие.
— Плохо смотрим вокруг себя, мало слушаем, — проронил его отец.
— Нельзя же отрицать очевидное! — вскочил Лёша Смелый. — Каждый день мы сталкиваемся с этим звуком, и если Максимка прав… то мы просто чурбаны слепые!
— Алексей Дмитриевич! Это переходит все границы! — повысил голос Степанов. — Ещё одно высказывание в подобном духе, и я попрошу вас покинуть зал. Вместе с Вероникой Алексеевной.
— Я уже пятнадцать минут молчу!
Я украдкой смотрел на Максима. Он сидел, чуть-чуть отвернувшись от нас и сильно наклонив голову. Я подумал: наверное, не выдержал, плачет. Ещё бы! Я бы ещё там разревелся.
Но оказалось, Максим и не думал реветь.
Он водил по воздуху рукой, ‘будто Гладил кого-то, сидящего перед ним. А потом сказал нам:
— Пустите-ка, — и высунул руки в окно.
— Увидят! — дёрнулась Роська.
— Да нет, не заметят, — ничего ещё не понимая, успокоил я её.
Я посмотрел на папу и с высоты просил его глазами: «Ну, заступись за него! Ну, поверь!», — хотя я, может быть, и сам до конца не верил. Но мне очень хотелось, чтобы они были, эти невидимые шуршуны. И папа будто услышал меня! Он поднял руку, прося слова.
— Пожалуйста, Алексей Михайлович.
— Уважаемые коллеги, — сказал папа. — Я узнал об открытии Максима чуть раньше, чем вы все… Ну, понимаете, дети есть дети, я много думал об этом и… знаете, что мне кажется? У нас два варианта: либо дать Максиму возможность доказать существование шуршунов, либо забыть раз и навсегда о самой теме сегодняшнего заседания.
— Да нет никаких шуршунов! — это опять Силин. Не буду с ним здороваться больше!
— Это ещё что такое? — изумился Степанов.
Прямо перед ним, на кафедре, сидел зверёк. Небольшой такой, серый, похожий на белку или тушканчика. Раздался знакомый шорох-шуршание. Зверёк почесал быстрыми лапками ушки и… исчез! На глазах у всех!
— Максим! — выдохнула Роська. — Как ты это сделал?
Максим отозвался весело:
— Да я тут… приручил одного шуршунчика, выдрессировал, пока вы гуляли, бродяжничали… Он у меня знаете какой умный? Ого-го!
Глава III. «Ласточка»
1
Чтобы Максим мог спокойно изучать своих шуршунов, Степанов выделил ему Ангар за седьмым бассейном. Ангар был старый, щелястый, не очень большой, половина его была завалена разным хламом. То есть это мы подумали, что хлам, а когда разгребли мусор, доски и тряпьё, увидели тюки. Максим разорвал ветхую обшивку, и оказалось, что в тюках ткань, очень плотная и тяжёлая.
— Ой, мамочки! — вздохнула Роська. — Какая красота! Откуда столько?
Ткани было очень много. Тёмно-синие и белые, правда, с жёлтым оттенком, видимо, от долгого лежания, полотнища, целые рулоны, как в магазине «Ткани», куда мы заходили с мамой, приезжая в школу на Большую землю. И откуда в этом сарае столько? Неужели наш экономный Степанов позволил такое расточительство?
— Это паруса, — со знанием дела сказал Максим. — У вас есть яхты?
— Н-нет… И не было никогда. Да нет, Максим, какие это паруса, просто куча материала, даже формы никакой нет…
— Ха! А думаешь, на больших кораблях не такие полотнища? Ещё больше!
Потом мы под чутким Роськиным руководством выметали всю грязь, мыли пол и стены. Притащили из библиотеки стол, который мама отдала нам.
— Ты будешь писать за ним свои научные работы, Максим! «Жизнь шуршуна обыкновенного, его размножение в природе и неволе», «Маленькие шуршунчики, их способности к невидимости»…
Роська разошлась вовсю. Радость и гордость за брата бурлили в ней, и она не могла усидеть на месте.
— Сюда надо полки прибить. Я Лёшу попрошу, он нам выстругает. На полки мы будем составлять твои труды, да? Ведь здорово?
А тут можно будет поставить ящики, цветы посадить, они ведь их любят, да, Максим?
Мы с Максимом только улыбались и переглядывались. Между нами сновали туда-сюда шуршуны, задевая мохнатыми невидимыми ушами. Или хвостами. Я то и дело ойкал. Всё-таки непривычно, когда что-то невидимое шныряет рядом с тобой.
— Ты их как намагнитил, — сказал я Максиму. — Они же дикие!
— Да нет, просто вы их не знаете! Они добрые и очень быстро приручаются, только пугливые. Всего боятся. И обижаться умеют, как люди. В общем-то, — Максим смутился, — наверное, в этом весь секрет.
— В обидчивости?
— Ну да. Когда их обижают, они становятся невидимыми. Ну, вроде бы в знак протеста. Или защитная реакция у них такая… А если пожалеть, приласкать, извиниться…
Движение у наших ног заметно поутихло, будто все шуршуны замерли, услышав Максимовы слова.
И тут я его увидел! Настоящего живого шуршунчика!!! Серого, ушастого, намного больше по размерам, чем тот в конференц-зале. Я завопил от радости.
— Тише! — прикрикнул Максим, но было поздно: шуршунчик опять исчез.
— Не надо кричать, — объяснил Максим.
— А то они думают, что мы кричим, потому что они страшные или уродливые.
По всему Ангару одобрительно зашуршали.
— Ну, они прямо, как люди, — развела руками Роська.
— Не исключено, — совсем по-учёному заметил Максим.
А я в который раз подумал о второй цивилизации, существующей рядом с нами. Там, в Холмах. Может быть, прав Чолария и надо просто лучше всматриваться, чтобы увидеть? Максим прервал мои мысли:
— Листик, а эта парусина кому-нибудь нужна?
Сложный вопрос. Наверное, да. Но с другой стороны, скорее всего, про неё уже забыли! И нам она наверняка нужнее! Можно было бы сшить палатку или флаги. Можно построить плот с парусом. Да мало ли на что может пригодиться парусина!
— Не думаю, — давя сомнения и угрызения совести, ответил я. — Наверное, нет. Скорее всего, нет.
И я увидел, как в Максимкиных глазах вырастает идея.
— Ты что-то придумал? — глядя ему в глаза, спросила Роська.
— Нет-нет, — так поспешно сказал Максим, что сомнений не осталось.
Но расспрашивать мы не стали. Я, как и Роська, уже понял, что Максиму свою идею надо «выносить», как говорят у нас на Лысом, а потом он сам всё расскажет. И нам с Роськой — в первую очередь.
2
Весь следующий месяц Максим занимался своими шуршунами, целыми днями пропадая в Ангаре. Иногда он даже засыпал там, и Лёше Смелому с Петушковым приходилось перетаскивать его домой за руки за ноги. Обедать и ужинать он тоже забывал. Роська его ругала и стращала всякими ужасами. Но он всё равно забывал. Вероника снисходительно сказала нам как-то по этому поводу: