Звезды светят на потолке, стр. 14
Мама, Марита и Йенна пили кофе, сидя на диване — очень мягком диване обычной высоты. Дома у Йенны «адаптированный» диван: он стоит на кубиках, чтобы маме было легче вставать.
А в нормальных домах никаких специальных кубиков из центра социальной помощи нет.
Поэтому мама не может встать.
— Боже ты мой! — мама почти смеется.
Она пытается — не получается, не выходит. Мама раскачивается назад — вперед, чтобы оттолкнуться. Диван скрипит, но маме не встать. Она сидит, где и сидела.
Марита зовет Уве. У Йенны быстро бьется сердце, ей стыдно, и, когда Уве появляется в комнате, она отходит в сторону.
— Диван слишком низкий, — одышливо объясняет мама, шевеля здоровой ногой. — У нас дома… кубики такие специальные, и под кроватью, и под диваном, а тут… тут я встать не могу, черт.
— Ой-ой! — Уве старается изобразить бодрый тон. — Сейчас все уладим!
Он смотрит на Мариту. У Мариты в глазах слезы.
— Давай-ка поднимем ее, Марита! — обращается Уве к жене. — С двух сторон!
— Да как же мы? Надо осторожно.
— Конечно, осторожно.
— Все получится, все получится, — успокаивает их мама. — Я и сама постараюсь, если вы только…
Йенна видит, как из-под парика стекают капли пота.
— Как взяться? — Марита прикасается к маме, трогает плечи, гладит по щеке, опускает руки, в конце концов не знает, куда себя девать. Уве встает по другую сторону:
— Все будет хорошо, Лив. Марита, ты тоже бери, поднимаем: раз, два, три…
Четыре, пять, шесть, семь.
Ничего не происходит.
Не получается.
— Нет, — обреченно вздыхает мама. — Не выходит. Господи, боже мой…
Йенну тошнит. Йенне хочется сбежать подальше.
Но нельзя.
Вот черт!
— Может, я лучше сзади подтолкну? — предлагает Уве.
Мама слабо кивает — что угодно, как угодно.
Девять минут, тридцать пять целых и тринадцать сотых секунды требуется, чтобы поднять маму с дивана. Йенне кажется, что прошли годы. Мама стоит посреди комнаты, как ребенок, которого достали из ванны, — стоит и дрожит, дожидаясь теплого полотенца.
— Вот так вот! — торжествует Уве.
— Не так все и страшно, — подбадривает Марита.
Мама отвечает еле заметной улыбкой. Она вспотела, тяжело дышит и прячет лицо. Марита гладит ее по спине.
— Соцтакси уже приехало, — говорит мама, глядя в окно. Йенна слышит, как тяжело ей говорить, борясь с одышкой. — Йенна?
Йенна кивает, пряча взгляд от мамы.
— Спасибо вам, — говорит мама, долго не отпуская руку Уве. — Сильный получился финал, ничего не скажешь!
Шутки, смех, снова шутки — а что еще делать?
— Оставалась бы ты на диване, встречались бы почаще! — шутит Марита.
— Прекрасная мысль! Может, и пирожные с кофе будут каждый день? Все, сажусь на место!
Уве смеется, Марита смеется, мама смеется: пока, спасибо, услышимся, конечно, до скорого!
Йенна не смеется.
Вы что, не понимаете?
Не смешно!
Глава 23
Та история со Стефаном, конечно, ничего не значила.
Так Йенна ее и запомнила: история, которая, конечно, ничего не значила. Поэтому и вздрагивает, столкнувшись с ним в магазине.
— Привет! — говорит Стефан. У него под мышкой пакет чипсов. У Йенны в руке корзинка, полная продуктов.
— Привет, — отвечает Йенна, и ей хочется спрятаться среди бутылок с кетчупом, чтобы красные щеки сливались с помидорами на этикетках.
— Как дела? — спрашивает Стефан.
— Спасибо, хорошо, — отвечает Йенна. — А у тебя?
— Тоже хорошо.
Стефан поправляет пакет.
— Что вечером будешь делать? — спрашивает он.
И не успевает Йенна ответить: «Ничего особенного, просто с мамой посижу, наверное» (хотя такого, она, конечно, не сказала бы ни за что), он продолжает:
— В ту пятницу, помнишь?
— Да, — Йенна очень хорошо помнит, но пытается не подать виду.
— В общем, прости. За пиво. У тебя потом проблемы были? Я дурак вообще.
Стефан нервно тараторит, и Йенне становится спокойнее. Она кладет бутылку кетчупа в корзину.
— Да нет, ничего, — она искренне улыбается.
— Да, дурак я, — не унимается Стефан. — Отец бы меня убил, если б узнал.
— Да ладно, правда, ничего, — снова говорит Йенна.
Пакет с чипсами хрустит под мышкой у Стефана. Он берет его и начинает подбрасывать в воздух, выглядит это совсем по-дурацки.
— Ладно, я пошел, — говорит наконец Стефан. — Увидимся у нас дома, да? Давно ты не заходила.
Йенна не отвечает. Честно говоря, она не помнит, давно это было или нет.
В школе они с Сюсанной все время вместе, но Йенна больше не ходит домой к Сюсанне. Раньше ей нравилось там бывать, у Сюсанны такие добрые родители.
Добрый-добрый папа. Добрая-добрая мама.
Всегда предлагают Йенне остаться на ужин, и, когда она соглашается, мама Сюсанны ставит на стол самую красивую посуду, а папа готовит настоящий праздничный ужин. Он повар. Потом они едят, всей семьей, а после ужина долго сидят и разговаривают, смеются, и нет у них никаких проблем. И Йенна сидит среди них, в кругу семьи, здесь она желанный гость, и она этому рада.
Так было раньше.
А потом родители Сюсанны стали смотреть на Йенну так же, как все остальные — те, кто знает. Йенна замечает, что они и рады бы что-нибудь спросить, да не смеют — они же понимают. Маме стало хуже. Поэтому они молчат, думают и сочувствуют.
Йенна этого не выносит. С другой стороны, того, как ведет себя Сюсанна, она тоже не выносит: Сюсанна не бросает сочувствующие взгляды, а задает вопросы — смело и честно.
Они желают тебе добра, Йенна, все желают тебе добра!
Йенна знает. Но все-таки.
— Увидимся, — говорит Стефан.
— Увидимся, — отвечает Йенна.
Глава 24
Он распространился.
Йенна долго верила, что маме станет лучше, что рак пройдет. Что волосы снова отрастут. Что костыли исчезнут. Что больная станет здоровой. Что все снова станет хорошо.
Долго Йенна верила в это, долго, но больше не верит.
Рак сделал то, чего не должен был делать.
Он распространился по телу.
Чертов рак.
У мамы метастазы.
Глава 25
В квартире, где живут Йенна с мамой, поселились ходунки.
— Какие хорошенькие! — бабушка опирается на них, чтобы испытать.
— Отличные, правда? — отзывается мама с дивана.
И бабушка щебечет, и мама соглашается, а Йенна только что пришла домой из школы и ничего не понимает.
Ходунки.
У соседки с собакой есть ходунки. Соседка с собакой — старая. Мама — не старая. И все равно.
— Если купишь что-нибудь по дороге — ну, к примеру, в ближайшем киоске, — можешь положить вот сюда, — бабушка хлопает ладонью по корзинке, приделанной спереди.
— Да, удобно, — соглашается мама, хотя она уже сто лет не выходила в магазин.
Такими делами занимается Йенна.
— Лучше, чем костыли, — говорит бабушка.
— Да, гораздо лучше.
— Йенна, хочешь попробовать?
Бабушка смотрит на Йенну, сверкая рыжими локонами. Она только что покрасила волосы — ей не нравится, когда видно седину. Ей не нравится казаться старой.
У Йенны есть мама, у мамы есть ходунки.
Еще у Йенны есть бабушка, которая не хочет казаться старой.
— Не хочу, — говорит Йенна.
Бабушка не сводит взгляда с Йенны.
Хочет, чтобы та показала, что все в порядке, что все как надо.
Хотя все не в порядке, все не так, как надо.
Поэтому Йенна встает, кладет ладони на ручки ходунков, делает несколько шагов. Колесики чуть скрипят, соприкасаясь с полом.
— Хорошие, — выдавливает она из себя.
А что еще можно сказать про ходунки?
Вот Йенна и говорит:
— Хорошие.
В ту же секунду хлопает входная дверь и раздается спасительный дедушкин клич:
— Эгей!
— Эгей! — отвечают голоса из гостиной.
— Вот и Дед Мороз! — дурачится дедушка. Йенна слышит, как он вешает свое элегантное пальто на вешалку в прихожей.