Ученик еретика, стр. 22

— Вот что удивительно, — замети Илэйв, размышляя над всеми недавними событиями. — В течение многих лет, когда я служил у Уильяма, путешествовал с ним и слушал его рассуждения, я не задумывался всерьез о подобных вещах. Все эти вопросы меня не тревожили. Иное дело теперь! Выходит, если бы никто не пытался очернить память Уильяма и отказать в похоронах, я бы ни о чем не задумался…

— Да, со мной часто случается похожее. Но где брошено семя — там вырастет трава, и чем засушливей почва — тем глубже уходят корни.

Джеван вернулся в свой дом близ церкви Святого Алкмунда, когда уже совсем стемнело. С собой он принес несколько лоскутов белого пергамента — шелковистого на ощупь, тонкого и прочного. Джеван остался доволен своими трудами. Приор из Хьюмонда не будет разочарован: деньги, предложенные им за товар, не пропали даром. Джеван сложил пергамент в аккуратную стопу, пристально оглядел ее и наконец отправился ужинать, заперев лавку на замок. За столом его дожидались Маргарет и Фортуната.

— Олдвин еще не вернулся? — спросил Джеван, с удивлением подняв брови и озираясь по сторонам: к ужину собралось только трое человек.

Хлопотавшая у стола Маргарет озабоченно взглянула на Джевана.

— Нет, Олдвин так и не появлялся. Я уже начинаю беспокоиться. Что могло его задержать?

Джеван пожал плечами.

— Наверное, Олдвин пал жертвой богословов, — предположил он. — Они используют его как приманку — и не отпустят, пока не выжмут досуха. Как они поступят с Илэйвом, неизвестно. Я запру дверь, когда пойду спать. Если Олдвин вернется совсем поздно, он может переночевать в конюшне на охапке сена.

— Конана тоже еще нет, — заметила Маргарет, покачав головой. Праздничный день обернулся непрерывной цепью тревожных событий. — И Жерара я ожидала сегодня вечером. Надеюсь, с ним все благополучно.

— Разумеется, благополучно, — заверил ее Джеван. — Его, как всегда, задерживают дела. Жерар весьма благоразумен и осторожен, и у него много хороших знакомых на окраине графства. К празднику он опоздал, оттого что пришлось совершить несколько новых сделок. Договориться с валлийским крестьянином — дело не быстрое. Не сегодня-завтра Жерар вернется, вот увидишь.

— И что же он найдет дома? — с глубоким вздохом спросила Маргарет. — Илэйв попал в беду, едва успев появиться; дядюшка Уильям мертв и уже похоронен; а Олдвину не расхлебать той каши, которую он сам же и заварил, К счастью, с тобой все в порядке, и с ним, надеюсь, тоже. Хоть какие-то дела в доме идут своим чередом.

Маргарет убрала со стола и, по-прежнему покачивая головой и что-то приговаривая о своих смутных опасениях, ушла на кухню мыть посуду. Фортуната и Джеван остались сидеть в зале.

— Дядюшка, — нерешительно сказала Фортуната после недолгого молчания. — Мне нужно с тобой посоветоваться. Видишь ли, помимо своей воли я оказалась втянутой в это ужасное обвинение против Илэйва. Илэйв не верит, что ему грозит опасность, но я-то знаю, что это не так. И я хочу, я должна помочь ему!

Непривычная серьезность Фортунаты поразила Джевана, и он пристально и Изучающе взглянул на нее: взгляд его черных глаз, как всегда, проникал в самое сердце племянницы и теплился нежностью.

— Я вижу, ты встревожена больше, чем можно было ожидать, ведь ты едва успела свидеться с ним после стольких лет разлуки!

Джеван не задал ей вопрос, и все же Фортуната решила ответить.

— Я поняла, что люблю его. Как еще можно назвать мое чувство? И здесь нет ничего странного. Ведь я знала его много лет, прежде чем мы расстались. Он очень мне нравился, хотя и не подозревал об этом.

— Но вы успели с ним сегодня побеседовать… По выходе из аббатства, насколько я помню? — проницательно отметил Джеван.

— Да, — согласилась Фортуната.

— И теперь, я догадываюсь, он уже знает, как он тогда тебе нравился! Но уверил ли он тебя в том, что и ты ему тоже нравишься?

— О да, конечно. Илэйв сказал, что если забыть о других причинах, которые удерживают его здесь, то он остался бы из-за меня, несмотря на грозящую ему опасность. Дядюшка, ты знаешь, что я получила приданое от Уильяма. Когда вернется отец и откроет шкатулку, мне бы хотелось использовать все, что бы там ни нашлось, для спасения Илэйва. Заплатить за него выкуп, если это дозволяется… Уплатить судьям, чтобы они отпустили его… На худой конец, подкупить стражников и устроить побег. Покинув Англию, он сможет чувствовать себя в безопасности.

— Ты готова подкупить судей, ослушаться священников! Разве ты не находишь в этом ничего дурного? — грустно усмехнувшись, спросил Джеван.

— Нет, ведь Илэйв ни в чем не виноват. Если они обвиняют его, значит, именно они поступают дурно. Но я поговорю с отцом. Может быть, он попросит за Илэйва? Ведь отца все знают и уважают — и судьи, и священники, весь город. Если Жерар Литвуд поручится за кого-либо, неужто к его мнению не прислушаются?

— Наверное, прислушаются, — горячо поддержал девушку Джеван. — По крайней мере, не мешает попытаться, ведь я уже сказал тебе: если ты хочешь, Илэйв войдет в нашу семью. Отправляйся к себе и спи спокойно. Кто знает, какое чудо спрятано в этой шкатулке?

Конан успел вернуться прежде, чем Джеван запер входную дверь. Он был слегка навеселе после дружеской пирушки: в Мардоле, в пивной, приятели достойно отметили завершение праздника.

Олдвин так и не вернулся.

Глава седьмая

Брат Кадфаэль поднялся задолго до заутрени, взял свою котомку и отправился к реке собирать травы, в эту пору года сочные и свежие. Небо сквозь утреннюю дымку таинственно голубело, и облака отливали розоватым перламутром. Но день обещал быть жарким. Во дворе Кадфаэль увидел, как грум выводит из конюшни пони для Зерло. Дьякон епископа уже проснулся и вышел из гостиницы, на крыльце он задержался, вдохнув полной грудью свежий утренний воздух. Дьякон был рад путешествию, которое сулило ему отдых от тяжелого компаньона, хотя сама цель поездки в Ковентри не была ему приятна. Как человек мягкий по натуре, он был удручен предстоящим докладом епископу о событиях, могущих обернуться для юноши серьезными неприятностями. Однако следовало надеяться, что Зерло изложит это дело, всячески стараясь изобразить Илэйва в самом выгодном свете. Роже де Клинтон слыл человеком добрым, набожным и щедрым, хотя и строгим. Он основывал приюты и богадельни, опекал малоимущих священников. А Илэйв жил бы сейчас спокойно, сумей он тогда обуздать внезапное стремление докопаться до истины.

«Надо бы поговорить с Ансельмом, пусть подберет для юноши книги», — напомнил себе Кадфаэль, сворачивая с пыльной дороги на зеленую тропку, спускавшуюся к берегу меж густого кустарника, покрытого свежей листвой, — замечательное прибежище для беглецов и лесного зверья. Опрятные огороды долины Гайи тянулись вдоль берега, от воды их отделяла изумрудная полоса некошеной травы. Близ огородов простирались фруктовые сады и поля, засеянные пшеницей. Тут же находилась заброшенная мельница. У самого берега рос ивняк, низко нависавший над стремительным и спорым течением. Кое-где в кромке берега образовались промоины, и вода стояла там на песчаном мелководье, обманчиво ровная и безобидная. Кадфаэлю нужны были окопник аптечный и мальва болотная, с корнями и листьями. Он хорошо знал, где эти травы растут в изобилии. Отвар из корней и листьев окопника исцелит ушибы, а мальва заживит раны на голове юноши. Свежие травы помогают лучше, чем мази и припарки, приготовленные из высушенных растений. Сухие травы хороши для зимы.

Наполнив котомку, Кадфаэль уже собрался потихоньку брести назад, поскольку времени до заутрени оставалось еще достаточно, как вдруг заметил в воде странный белый цветок, который ленивая струя воды то вдруг выталкивала из-под берега и нависающих над ним кустов, то втягивала обратно вместе с запятнанными белыми лепестками. Рябь, пробегавшая по воде, усеивала лепестки искрами: солнце уже успело пробиться сквозь утреннюю дымку. Когда цветок вновь вынырнул наружу, Кадфаэль заметил, что лепестки прикреплены к толстому белому стеблю, неожиданно уходившему во что-то темное.