В оковах льда, стр. 31

— Это не обсуждается. Ты подписала со мной контракт, который дает мне эксклюзивные права. И тебе не понравится результат попыток его нарушить.

Я смотрю на него и гадаю, что же за фигню на самом деле подписала. И надеюсь никогда этого не узнать.

— Мы зачем сюда пришли? Разговоры разговаривать или работать? У тебя есть для меня другое задание или нет? — И я снова оглядываюсь через плечо, проходя мимо него. Бэрронс стоит перед Мак, как щит, и я позволяю себе быструю улыбку. Риодан прав, мне нужно учиться скрывать свои чувства. Она в безопасности. Она всегда будет в безопасности, пока рядом есть Бэрронс. Мне не нужно волноваться за Мак. Разве что о том, что она может однажды сделать со мной. Но лучше волноваться об этом, а не о ней самой, так что, как по мне, все в порядке.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ни фига — как оказалось, у Риодана не было для меня занятий. Не было новых замерзших мест, нуждающихся в осмотре, так что он просто заставил меня сидеть вместе с ним в кабинете.

Я хотела вернуться и исследовать обломки склада, который взорвался раньше, тщательно просеять их на предмет улик (ну и перенести мои тайники заодно), но он велел мне изучать сквозь стеклянный пол всех людей и Фей — не покажется ли мне кто-нибудь ответственным за происходящее.

Я сказала, чувак, ты же мне сам говорил, что, типа, это все происходит спонтанно, словно часть реальности Фей просачивается к нам. А теперь хочешь, чтобы я присматривалась к личностям и искала, кто на это способен? Так что мы вообще проверяем?

Он сказал — обе версии и вернулся к бумагам. Кажется, моего нетерпения он не чувствует, потому что в последнее время замерзают только люди и притом не на его территории. Если он не докажет делом, что действительно это расследует, мне придется работать над этим в личное время, а туда уже мало что втискивается.

Мак уходит довольно быстро. Похоже, ее сильно нервирует то, что происходит с ЖЗЛ. Жрущие Зомби Личи — именно так они выглядят. У них грязь и паутина на плащах — намек на то, где они прячутся. Я расслабляюсь, когда она выходит. А потом опять напрягаюсь, потому что мне приходится смотреть, как Джо работает, показывая Невидимым слишком голые ноги, что им определенно нравится. Мне бы хотелось однажды похвастаться такими же ногами, как у Джо, — стройными, с гладкой кожей, красивыми.

Без синяков!

Она все время странно поглядывает на кабинет Риодана, с тоской, словно знает, что я там. Я и не знала, что она так по мне скучает! От этого мне становится стыдно за то, что я проводила с ней так мало времени. Иногда она внимательно смотрит на лестницу, словно ждет, что я спущусь.

Я наблюдаю, и у меня зудит боевая рука, потому что слишком много тварей в этом клубе охотится на людей, и этих тварей нужно убить. К рассвету я завязываюсь в тугой узел подавленных самоубийственных мыслей ши-видящей и ни на шаг не приближаюсь к разгадке жутких событий.

За те часы, что я там просидела, пока Риодан наконец меня не отпустил, произошли только две хорошие вещи. Я узнала о четырех новых типах Невидимых и набросала следующий выпуск «Дэни дейли». Я планирую вычистить его визуально, чтобы до печати придать ему самый профессиональный вид.

И вот теперь я сижу на своем любимом насесте — водонапорной башне и перечитываю рукописный вариант в последний раз, заверяя его перед печатью.

Я не привожу опровержений, и теплых слов для них у меня тоже нет, так что сойдет и так. Когда я отпечатаю и развешу листовки, уйду в убежище и просплю там трупом часов десять. Я уже два или три дня на ногах. Всегда забываю об отдыхе, пока не начинаю валиться с ног.

Я сидела на своей водонапорной башне и смотрела на город, на то, как поднимается солнце. Воздух чистый, он никогда таким не был до Падения Стен. Туманно, но привычного смога нет. Мне нравится жить в городе с портом. Когда-то давно, когда мне было девять, я пробралась на рыбацкую лодку. Они не могли избавиться от меня до самого вечера, потому что им нужен был весь дневной улов. Так что мне в итоге позволили сидеть на носу лодки, с ветром в волосах и солеными брызгами на лице. В доках меня всегда восхищали огромные корабли, которые приплывали и уплывали в далекие страны; их корпуса, как днища водорослями, обрастали сказками о восхитительных приключениях! А теперь они просто стоят на воде, мертвые, как большая часть всего остального. В одном из кораблей я устроила себе шикарное убежище. И я решаю, что давно уже там не была, так что сегодняшние сны буду смотреть в каюте.

Небо платиновое, море как слюда, а река Лиффи, скользящая сквозь мой город, кажется металлической. Туман вьется над ней серебряными кружевами. А-фигенно красиво!

Я могу любоваться на город часами, но у меня есть работа.

У людей короткая память. Они слепнут от страха и легко сбиваются с пути. Особенно во время войны, когда мир начинает казаться темным и страшным, отчего блестящие штучки выглядят еще более блестящими. Мне придется напоминать им о том, что все им известное — правда.

Мы с Дублином варимся в одном Мегакотле. Это мой город, моя газета, и я не отдам без боя ничего, что принадлежит мне.

А бой я еще никогда не проигрывала.

Разве что гаду Риодану. А он ну никак не может стоять за Неравнодушными. Он полная противоположность Неравнодушным. Он, скорее, «Мы до фига равнодушные» в обертке с надписью «А вы — наш обед».

Но у меня опять портится настроение. От такой мелочи. От одной только мысли о нем. Сегодня вечером я опять должна идти на «работу», как хренов серый труженик, который плетется в толпе таких же, и это чертовски нечестно, потому что мир рассыпался и никто больше не ходит на работу.

Кроме меня.

Я злюсь, потому что понимаю — мне нельзя засыпать мертвым сном, когда закончу с листовками. Мне придется ставить будильник. Мне. Мне придется вставать к определенному времени!

Я никогда не обращала внимания на время. Танцор говорит, что это роскошь, которая большинству людей недоступна. Он ненавидит часы, и будильники, и все, что относится к измерению времени. Говорит, что люди и без того потеряли слишком много дней, что большинство живет прошлым или будущим, но не настоящим, и люди всегда говорят: «Мне плохо, потому что со мной вчера случилось „А“», или: «Я буду счастлив, после того как завтра со мной случится „Б“». Он говорит, что время — наш главный враг. Я не особо его понимала до этого самого момента, потому что мне никогда не приходилось сверяться с часами. Я просыпалась, когда хотела. Отправлялась спать, когда хотела.