Разгадай меня, стр. 97

Потом я слышу тяжелые шаги. Кто-то поднимается по лестнице, и мое тело также перемещается наверх вместе с шагами. Противно пищит открываемая дверь. Еще чьи-то шаги, слышны какие-то слова, но разобрать их я уже не в состоянии. Кто-то кому-то что-то говорит, потом меня роняют на жесткий и холодный пол.

Я слышу, как начинаю невольно хныкать.

— Только осторожнее, нельзя дотрагиваться до ее кожи. — Это единственное предложение, которое мне все-таки удается разобрать. И еще отдельные слова: «купать», «выспаться», «утром» и, наконец, «нет, не думаю» и «очень хорошо». После этого какая-то дверь с шумом захлопывается. Этот звук раздается где-то рядом с моей головой.

Кто-то пытается снять с меня костюм.

Я прихожу в себя, я моментально реагирую на этот звук и тут же чувствую, как все мое тело словно разрывается на части. Боль достигает моей головы, и только теперь я начинаю понимать, в чем тут дело. Я даже не помню, когда я в последний раз что-то ела. Я не спала уже больше суток. Я вся промокла, голова у меня разболелась, мне выкручивали руки и ноги и истязали меня как хотели, и теперь эта боль проявила себя. Но я не позволю снимать с себя одежду ни одному незнакомцу. Лучше сразу умереть.

Но голос, доносящийся до меня, совсем не мужской. Он звучит довольно мягко и спокойно, с какой-то материнской заботой. Женщина обращается ко мне на каком-то непонятном языке, а может быть, я настолько вымоталась, что сама не понимаю уже простых слов. Она как будто пытается успокоить меня. Она массирует мне спину, затем я слышу, как включили воду, и мне становится тепло. Оно словно окутывает меня, и я чувствую горячий пар. Наверное, я нахожусь в ванной комнате, и я вспоминаю о том, что горячий душ в последний раз я принимала еще тогда, когда находилась на базе у Уорнера.

Я хочу открыть глаза, но у меня это не получается.

На веки как будто навалились две наковальни. Вокруг все черное и непонятное, и я с трудом вспоминаю, где я, кто я и что со мной случилось. Сквозь щелочки глаз я все же кое-что вижу: это сияющий фарфор, значит, я действительно нахожусь с ванной комнате. Я пытаюсь забраться в саму ванну, несмотря на слабый протест женщины.

Я переваливаюсь через бортик ванны прямо в одежде, в перчатках и сапожках и испытываю нечеловеческое наслаждение, о котором не смела раньше и мечтать.

Тело начинает оттаивать, зубы уже не стучат, мышцы понемногу расслабляются. Волосы плывут по воде и щекочут мне нос.

Я погружаюсь в ванну с головой.

И ЗАСЫПАЮ.

Глава 68

Я просыпаюсь в постели, похожей на рай, в одежде, принадлежащей какому-то мальчишке.

Мне тепло и уютно, но все еще я ощущаю дискомфорт в теле. Голова по-прежнему болит, и я не совсем понимаю происходящее. Я сажусь на кровати и оглядываюсь по сторонам.

Это чья-то спальня.

Я укутана в сине-оранжевые простыни, разрисованные маленькими рукавицами для игры в бейсбол. В комнате стоит небольшой письменный стол с таким же маленьким стульчиком, шкафчики для одежды и для книг, наверху у каждого выставлены пластмассовые игрушки-сувениры. Я вижу самую обыкновенную дверь с привычной медной ручкой. Дверь, по всей видимости, ведет наружу. Я вижу высокие зеркала, раздвигающиеся в стороны, за которыми, судя по всему, находится стенной шкаф. Направо от меня стоит прикроватная тумбочка с будильником и стаканом воды, за который я тут же судорожно хватаюсь.

И выпиваю его до дна с какой-то неприличной скоростью.

Я выбираюсь из кровати и обнаруживаю, что одета в темно-синие шорты, которые мне так велики в талии, что вот-вот упадут вниз. Еще на мне серая футболка с каким-то логотипом, причем тоже непомерно большая. Носков на мне нет, равно как и перчаток.

И никакого нижнего белья.

Вообще никакого.

Мне интересно, а что будет, если я попытаюсь выйти за пределы этой комнаты? Попытаться все же стоит. Я понятия не имею, почему я оказалась именно тут. И почему я до сих пор еще жива.

Перед зеркальным стенным шкафом я замираю.

Волосы мне вымыли, и теперь они обрамляют мое лицо густыми мягкими волнистыми локонами. Кожа чистая и, если не считать нескольких царапин, безупречная. Глаза широко распахнуты. Странная яркая смесь сине-голубого, мигая, смотрит из зеркала на меня, одновременно удивленная и бесстрашная.

Но что касается шеи…

Шея представляет собой один громадный кровоподтек, который портит общее впечатление от моей особы. Я даже не представляла себе, как сильно душил меня вчера тот солдат, пытаясь скорее всего разделаться со мной окончательно. Да, кажется, это было именно вчера. Но только теперь я понимаю, что мне очень больно глотать. Я резко выдыхаю и прохожу зеркала. Надо найти способ выбраться отсюда.

От одного моего прикосновения дверь открывается.

Я вглядываюсь в коридор в поисках признаков жизни. Я понятия не имею, сколько сейчас времени и вообще во что меня угораздило впутаться. Я не знаю, есть ли в этом доме кто-нибудь еще, кроме Андерсона, и что это за женщина, помогавшая мне в ванной комнате, и мне придется самостоятельно оценивать ситуацию. Нужно постараться определить, насколько опасно мое нынешнее положение, и выяснить, смогу ли я разработать план своего спасения.

Я на цыпочках подхожу к лестнице, стараясь ступать бесшумно.

Но из этого у меня ничего не получается.

Ступеньки скрипят и стонут при каждом моем шаге, и я не успеваю ретироваться, потому что в тот же миг слышу, как он сам снизу зовет меня по имени.

Андерсон находится внизу, на первом этаже.

— Не стоит стесняться, — говорит он. Я слышу шорох бумаги. — У меня здесь нашлась еда для тебя. Я же знаю, что ты проголодалась.

Неожиданно сердце у меня начинает отчаянно колотиться где-то в горле. Я не успеваю продумать все варианты своего поведения, и я вынуждена признать, что мне невозможно было бы спрятаться в его же собственной берлоге.

Поэтому я спускаюсь по лестнице к нему.

Он все такой же красавец, каким был прежде. Идеальная прическа, гладкие блестящие волосы, свежевыглаженная накрахмаленная рубашка, отутюженный костюм. Он сидит в гостиной на одном из уютных крохотных диванчиков-кресел, на коленях у него накинут легкий плед. Возле ручки кресла я замечаю выдающуюся, хотя и несколько грубоватую, трость с искусной резьбой. В руке он держит газету и какие-то бумаги.

До меня доносится аромат кофе.

— Прошу, — обращается он ко мне, совершенно не удивленный моим внешним видом, — присаживайся.

Я послушно сажусь.

— Как ты себя чувствуешь? — интересуется он.

Я смотрю на него, но ничего не отвечаю.

Он понимающе кивает:

— Да-да, я вижу, ты весьма удивлена встретить меня именно здесь. Милый домик, верно? — Он оглядывается по сторонам. — Я решил сохранить его сразу же, как только перевез свою семью туда, что сейчас принято называть Сектором 45. Сектор должен был принадлежать мне, в конце концов. Оказалось, что это идеальное место, где можно сохранить свою жену. — Он машет рукой куда-то в сторону. — Дело в том, что она не очень комфортно чувствует себя на контролируемой территории. — Он говорит мне все это с таким видом, будто я должна отчетливо понимать, что он вообще имеет в виду.

Сохранить свою жену? О чем это он?

Хотя мне самой странно думать о том, что его слова вообще могут меня хоть как-то удивить или обескуражить.

Похоже, что Андерсон заметил легкое смущение у меня на лице. Ему тоже кажется это занятным.

— Неужели я должен расценивать это так, что мой влюбленный сыночек так и не удосужился рассказать тебе о своей любимой мамочке? Значит, он так и не сумел распространиться на тему, как сильно он любит то самое существо, которое его породило когда-то.

— Что? — только и удается вымолвить мне.

— Я действительно поражен, — признается Андерсон, но вид при этом у него такой, словно он вовсе и не поражен ничем. — Странно, почему он не рассказал тебе про свою больную, давно хворающую мать, которая живет в этом доме. А он не говорил тебе, что именно поэтому и стремился остаться именно здесь, в этом секторе? Нет? Вообще ничего не говорил? — Он осуждающе качает головой. — Я буквально сражен, — снова лжет мне Андерсон.