Разгадай меня, стр. 25
На какую-то долю секунды Касл выглядит побежденным.
— Я и сам не знаю, — признается он. — Но сами ваши отношения уникальны. Они восхитительны и неподражаемы. Особенно если учесть все то, что нам уже стало известно. Тут…
— А что вам стало известно? — взвиваюсь я.
— …возможно все, что угодно, — продолжает свою речь Касл. — Что все взаимосвязано каким-то образом, но каким, мы пока понять не можем.
Но Адама это не убеждает. Он крепко сжал губы, так, что они превратились в тонкую линию. Похоже, ему не хочется отвечать.
Касл поворачивается ко мне. Он хочет, чтобы его голос прозвучал восхищенно:
— А вы как считаете? Вам это было бы интересно?
— Интересно? — Я смотрю на Касла. — Я даже не понимаю, о чем вы тут говорите. А еще я хочу узнать, почему никто не отвечает на мои вопросы. Что вам удалось узнать об Адаме? — спрашиваю я. — Что с ним не так? Что-нибудь не так? — Я смотрю на них обоих по очереди. Адам тяжело дышит, но старается, чтобы это оставалось незаметным, при этом он не перестает сжимать и разжимать пальцы. — Кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что тут происходит.
Касл хмурится.
Он изучает меня, он смущен, брови его сдвинуты, как будто я разговариваю на каком-то давно забытом языке, который он не слышал уже много лет.
— Мистер Кент, — начинает он, все еще глядя на меня, — должен ли я сделать вывод, что вы еще не поделились нашими открытиями с мисс Феррарс?
— Какими еще открытиями? — Мое сердце отчаянно заколотилось, да так, что сразу заболело.
— Мистер Кент…
— Это не ваше дело, — огрызается Адам, при этом его голос звучит негромко и спокойно, но слишком уж мрачно.
— Она должна знать…
— Мы пока еще сами ничего не знаем!
— Мы знаем достаточно.
— Ерунда! Мы еще не закончили…
— Все, что осталось, это протестировать вас двоих вместе…
Адам встает перед Каслом, слишком резко хватая со стола свой поднос.
— Может быть, — говорит он, тщательно подбирая слова, — но только как-нибудь потом. — И поворачивается, чтобы уйти.
Я дотрагиваюсь до его руки.
Он останавливается. Опускает поднос снова на стол и разворачивается ко мне. Между нами всего пара сантиметров, и я тут же забываю о том, что мы находимся в переполненном людьми зале. Его дыхание такое горячее, а жар его тела окончательно растворяет мою кровь, и она выплескивается ярким румянцем на моих щеках.
Паника исполняет кульбит за кульбитом по всему моему организму.
— Все просто замечательно, — говорит он, но я почти не слышу его, потому что слишком уж громко стучат оба наших сердца. — Все будет хорошо. Я обещаю.
— Но…
— Я обещаю, — повторяет он, хватая меня за руку. — Клянусь, я все устрою.
— Устрою? — Мне кажется, что я сплю. И еще, будто я умираю. — Что именно «устрою»? — Что-то как будто ломается в моем мозгу, что-то происходит помимо моего желания и воли, и я теряюсь, теряюсь, я ничего не понимаю и продолжаю тонуть в этом полном непонимании происходящего. — Адам, я не пони…
— То есть я угадал, да? — Кенджи возвращается к нам. — Вы собрались сделать это прямо здесь? На глазах у всех? Предупреждаю, эти столики не такие уж удобные, как это кажется на первый взгляд…
Адам отстраняется от меня и хлопает Кенджи по плечу, выходя из зала.
— Не надо.
Это все, что я слышу от него, и он исчезает.
Глава 6
Кенджи успевает только тихо присвистнуть.
Касл зовет Адама по имени, просит его вернуться, чтобы спокойно поговорить. Но Адам даже не оборачивается.
— Я же говорил тебе, что он угрюмый, — бормочет Кенджи.
— Никакой он не угрюмый, — слышу я свой голос, но слова кажутся какими-то отдаленными, и они при этом как будто никак не связаны с моими губами. Я как будто онемела, словно из меня вынули все то, что находилось внутри, и единственное, что прижимает меня к земле, — это мозг, который еще полон материи, потому что все то, что очень важно, материально, и все оно находится у меня в голове.
Но куда подевался мой голос я не могу отыскать свой голос я не могу отыскать свой
— Итак, ты сказала мне «угу». — Кенджи радостно хлопает в ладоши. — Так ты готова получать по попке за непослушание?
— Кенджи.
Вот он где. Оказывается, этот глупый голос прятался за страхом и паранойей и отрицанием и болью и болью и
— Да?
— Я хочу, чтобы ты отвел меня туда, куда ушли они.
Кенджи смотрит на меня так, будто я попросила его сейчас ударить самого себя по физиономии, да посильнее.
— Ну… как насчет того, чтобы ласково послать тебя с этим предложением? Так до тебя дойдет? До меня, как правило, доходит сразу.
— Мне нужно знать, что тут происходит. — Я в отчаянии поворачиваюсь к нему, чувствуя себя ужасно глупой. — Ты же сам все знаешь, да? Ты знаешь, что тут не так…
— Конечно, я все знаю. — Он хмурится и складывает руки на груди. Смотрит на меня. — Я живу в одной комнате с этим бедолагой, и я практически руковожу всем этим подземельем. Я знаю все.
— Тогда почему бы тебе не рассказать все мне? Кенджи, пожалуйста…
— Да, м-м-м… с этим придется что-то делать, но знаешь, наверное, как я поступлю? В первую очередь я помогу тебе выйти поскорее из этой столовой, где сейчас все только и заняты тем, что прислушиваются к каждому нашему слову. — Окончание фразы он произносит особенно громко, оглядывая зал и укоризненно покачивая головой. — Друзья, вернитесь к завтраку. Тут нет ничего интересного, и хватит глазеть.
Только теперь до меня доходит, какой спектакль мы с ним тут устроили. Все присутствующие смотрят на меня и оценивают, оценивают, оценивают, размышляя про себя о том, что же тут все-таки происходит. Я пытаюсь изобразить на лице намек на улыбку и робко машу рукой перед тем, как Кенджи решительно подводит меня к выходу.
— Нет никакой необходимости махать толпе, принцесса. Это же не церемония коронации. — Он увлекает меня в один из слабо освещенных длинных коридоров.
— Расскажи мне, что тут происходит. — Мне приходится несколько раз моргнуть, прежде чем мои глаза привыкают к полутьме. — Это нечестно — всем все известно, кроме меня.
Он пожимает плечами и прислоняется боком к стене.
— Я и не должен ничего рассказывать, у меня другая роль. То есть я люблю подкалывать Адама, но при этом я же не последний идиот, и коли он сказал мне молчать, то я и буду молчать и ничего тебе рассказывать не стану.
— Но… то есть мне надо узнать, все ли с ним в порядке. Ты можешь мне хотя бы это сказать или нет?
Кенджи проводит рукой по глазам и выдыхает. Что-то его тревожит. Он долго изучает мое лицо, потом снова делает глубокий вдох. Буквально стреляет в меня глазами, после чего говорит:
— Ну ладно. Ты когда-нибудь видела крушение поезда? — Он даже не ждет моего ответа. — Я как-то раз видел, когда был еще совсем маленький. Это был большой поезд с огромным количеством вагонов, сумасшедший поезд, и вот все эти сцепленные вагоны оказались как будто вмяты один в другой, причем все они сошли с рельсов, а часть их даже взорвалась. Все вокруг полыхало, все те, кто остался в живых, суетились и что-то выкрикивали, ну, вроде того, какой кошмар, какой ужас творится. Ты сам при этом прекрасно понимаешь, что пассажиры в основном уже погибли или лежат и умирают и смотреть тебе туда совершенно не хочется, но и отвернуться ты уже не в силах. Понимаешь? — Он прикусил губу и добавил: — Вот что-то вроде того. Твой парень сейчас — это поезд, сошедший с рельсов.
Я не чувствую под собой ног.
— То есть я не могу ничего определенного тебе сказать, — спохватывается Кенджи. — Но мое личное мнение — он слишком уж близко принимает все к сердцу. Бывали деньки и похуже, верно же? Ну вот разве сейчас мы не потонули по уши в дерьме, а? Но нет, мистеру Кенту, похоже, сие неведомо. Более того, мне иногда кажется, что он просто спятил. По-моему, он вообще спать перестал. И знаешь еще что, — добавляет он, — он начинает понемногу срываться и на Джеймса тоже, а это уже и меня самого бесит, потому что парнишка слишком уж славный. Клевый малый, и он не виноват в личных драмах Адама…