Разгадай меня, стр. 15

Если она где-то там, он отыщет ее. И убьет.

Просто чтобы преподать мне урок.

Моя единственная надежда — найти ее первым. Возможно, я смогу ее спрятать. Или отпустить, сказав, куда идти. Или обставить все так, как будто она погибла. Или мне удастся убедить его, что она другая, лучше остальных, что ее надо оставить в живых.

Я рассуждаю, как жалкий, отчаявшийся идиот.

Я словно вернулся в детство и прячусь по темным углам в надежде, что он меня не найдет. Что, может быть, все обойдется. Что, может, в этот раз мама не будет кричать.

Как же быстро я становлюсь другим в его присутствии.

Я оцепенел.

Я выполняю свои обязанности с каким-то механическим усердием — это требует минимальных усилий. Двигаться — это достаточно легко. Принимать пищу — к этому я уже привык.

Я не могу оторваться от ее дневника.

Иногда у меня щемит сердце, но я все же переворачиваю страницы. У меня такое чувство, что я бьюсь о невидимую стену, как будто на голову мне натянули пластиковый пакет, и я не могу дышать, ничего не вижу и ничего не слышу, кроме грохота своего сердца.

В своей жизни я хотел очень немногого.

Я ни у кого ничего не просил.

И теперь я прошу лишь одного — дать мне еще один шанс. Возможность снова увидеть ее. Но если я не смогу найти способа остановить его, для нее у меня останутся лишь эти слова.

Эти абзацы и предложения. Эти буквы.

Меня охватила какая-то одержимость. Я везде ношу с собой ее дневник, каждую свободную минуту я пытаюсь разобрать слова, нацарапанные ею на полях, сочиняю истории по цифрам, которые она написала.

Я также заметил, что в блокноте не хватает последней страницы. Она вырвана.

Я все время гадаю зачем. Я сто раз тщательно просмотрел дневник в поисках других вырванных страниц, но ничего не нашел. Я чувствую себя в какой-то степени обманутым, зная, что есть фрагмент, который я мог пропустить. Это ведь даже не мой дневник, и ко мне он не имеет никакого отношения, но я столько раз перечитывал написанные ею слова, что они стали почти моими. Я выучил их почти наизусть.

Как это странно — видеть ее душу, не видя ее самой. Мне кажется, что она здесь, прямо передо мной. Мне кажется, что я знаю ее очень близко. В окружении ее слов я чувствую себя в безопасности, почти желанным гостем. Понятым и принятым настолько, что порой я забываю, что именно она всадила пулю мне в руку.

Я почти забываю, что она продолжает ненавидеть меня, несмотря на то что я в нее влюбился.

А я действительно влюбился.

Безоглядно.

До безумия. И я прошел через него. Никогда в жизни я не ощущал ничего подобного. Мне знакомы стыд и трусость, слабость и сила. Я познал ужас и равнодушие, самоуничижение и отвращение. Я видел то, что доводится увидеть далеко не каждому.

И все же я не испытывал ничего похожего на это жуткое, ужасное, парализующее волю чувство. Я чувствую себя искалеченным. Отчаявшимся и теряющим контроль над собой. И с каждым днем мне становится все хуже. Передо мной разверзается бездна, где нет ничего, кроме боли.

Любовь — это жестокая, бездушная тварь.

Я свожу себя с ума.

Я падаю на кровать прямо в одежде. В куртке, в ботинках, в перчатках. Я так устал, что не осталось сил снять их. Из-за этих ночных рейдов у меня почти не остается времени на сон. Такое ощущение, что усталость въелась во все поры. Моя голова касается подушки. Я моргаю. Потом еще раз. И отключаюсь.

Глава 22

— Нет, — слышу я свой голос, — тебе нельзя здесь находиться.

Она сидит на моей постели, подперев голову рукой и вытянув скрещенные ноги. И хотя какая-то часть меня осознает, что это сон, другая часть, куда более сильная, не хочет соглашаться с этим. В глубине души мне хочется верить, что она действительно здесь, в нескольких сантиметрах от меня, одетая в короткое, облегающее платье, подчеркивающее ее формы. Но что-то в ней изменилось, цвета какие-то необычные, да и сама она словно трепещет. Ее губы приобрели насыщенный розовый оттенок, а глаза кажутся больше и темнее. На ней туфли, которые она раньше никогда бы не надела. И самое странное — она мне улыбается.

— Привет, — шепчет она.

Всего лишь слово — и мое сердце бешено бьется. Я отодвигаюсь от нее, чуть не ударившись головой о переднюю спинку кровати, и вдруг понимаю, что рана на плече исчезла. Я осматриваю себя. Обе руки действуют одинаково. На мне лишь футболка и шорты.

Она быстро меняет позу, встав на колени, и медленно подползает ко мне. Потом обхватывает меня ногами за талию. Я дышу часто-часто.

Ее губы почти касаются моего уха. Она еле слышно шепчет:

— Поцелуй меня.

— Джульетта…

— Я так долго шла к тебе.

Она продолжает улыбаться. Такой особенной улыбкой она никогда раньше меня не одаривала. Но теперь она моя. Она моя, она прекрасна, она хочет меня, и я не стану этому противиться.

Не захочу.

Ее руки стягивают с меня футболку. Она швыряет ее на пол. Наклоняется и целует меня в шею. Мои веки смыкаются.

Во всей Вселенной не найдется слов, чтобы описать то, что я чувствую.

Ее руки гладят меня по груди, по животу, ее пальцы скользят по резинке шортов. Волосы падают ей на лицо, щекоча мою кожу, и я сжимаю кулаки, чтобы тотчас не завалить ее на кровать.

Все мои нервные окончания пылают. Никогда в жизни я не был так отчаянно счастлив, и я уверен, что, если бы она слышала то, что я думаю, она бы убежала и никогда не вернулась.

Потому что я хочу ее.

Сейчас.

Здесь.

Везде.

Я хочу, чтобы нас ничто не разделяло.

Я хочу снять с нее одежду, включить свет и как следует разглядеть ее. Я хочу стянуть с нее платье и не спеша изучить каждую складочку ее тела. Я не могу отвести от нее взгляд, я жадно впитываю все ее черты: изгиб носа, округлость бедер, изящную линию подбородка. Я хочу пробежаться пальцами по нежной коже ее шеи и спуститься вниз. Я хочу, чтобы она навалилась на меня всем телом, обвилась вокруг меня.

Не ведаю причин, почему это не может быть реальностью. Я лишь вижу, что она сидит на мне, касается моей груди и смотрит мне в глаза, словно действительно любит меня.

Меня пронзает мысль: а не умер ли я?

Но как только я тянусь к ней, она отстраняется, усмехнувшись и заведя руку за спину, продолжая смотреть мне в глаза. Ее слова кажутся мне как-то странно знакомыми.

— Не волнуйся, — шепчет она. — Осталось недолго.

— Нет. — Я часто моргаю и снова тянусь к ней. — Что значит — недолго?

— Все будет хорошо, — произносит она. — Обещаю.

— Нет…

Но теперь в руке у нее пистолет.

Направленный мне прямо в сердце.

Глава 23

Эти буквы — все, что у меня осталось.

Двадцать шесть друзей, которым я рассказываю истории.

Двадцать шесть букв английского алфавита — это все, что мне нужно. Я сшиваю их и создаю океаны и экосистемы. Я складываю их в планеты и солнечные системы. Из букв я строю небоскребы и города, населенные людьми, вещами и мыслями, которые для меня куда реальнее, чем эти четыре стены.

Чтобы жить, мне не надо ничего, кроме букв. Без них я не существую.

Потому что написанные мной слова — единственное доказательство того, что я еще жива.

Сегодня на редкость холодное утро.

Перед выходом с базы я предложил ограничиться заходом в жилые кварталы с целью выяснить, нет ли подозрительных лиц среди гражданских и как они себя ведут. Я начинаю склоняться к мысли, что Кент, Кисимото и все остальные тайком обосновались среди обычных людей. Должны же они, в конце концов, где-то брать еду и воду — то, что связывает их с обществом; я сомневаюсь, что под землей можно что-то вырастить. Но это, разумеется, всего лишь предположения. Среди них вполне может найтись кто-то, кто может добывать пищу прямо из воздуха.

Я быстро отдаю распоряжения своим людям, приказываю им рассредоточиться и не привлекать к себе внимания. Их задача — только наблюдать и в случае обнаружения чего-то странного докладывать лично мне.