Окно в природу, стр. 28

И значительно запасы отвердевшей воды представляли собой мириады снежинок — причудливые кристаллики льда, поражающие нас красотою «конструкций». Но каким бы замысловатым ни был узор снежинок, по закону кристаллизации воды в основе их всегда — ледяной шестигранник, от которого по шести направленьям (всегда по шести!) образуется «живописная геометрия».

Падающую снежинку можно проводить взглядом, можно подставить небесной гостье ладонь. Но в этом случае мы получим лишь капельку влаги. Поймать снежинку — зарисовать или сфотографировать — можно только на холодной поверхности. И это стали делать давно. Существуют альбомы, в которых представлены почти две тысячи похожих на бриллианты узоров из льда.

На Землю неповрежденными снежинки падают не всегда. Сильный ветер и оттепели ломают узорчатые кристаллы или же обращают их в снежные хлопья. Но в полном покое, во влажной атмосфере пещер, например, могут образовываться снежинки величиною с ладонь.

Снег — это холод. Однако понятие холода относительное. Покровы рыхлого снега становятся одеялом, под которым спасаются от мороза многие формы жизни. Люди, застигнутые на открытом пространстве ледяным ветром, имеют шансы спастись, если зароются в снег. Медведя в берлоге от мороза всю зиму сохраняет снежный покров. В умеренных зонах некоторые пчеловоды не уносят на зиму улья в омшаники: снег — естественное и надежное утепленье пчелиных гнезд. (Пчела — животное не вполне домашнее. Улетевший рой благополучно живет и в дикой природе.) Заяц зарывается в снег не только затем, чтоб согреться, но и укрыться от холода. В снег на Севере, покормившись, прячутся куропатки. Тетерева в наших широтах ночуют в снегу, падая в него с дерева. Под снегом привольно живет мышиная братия. И к этим же условиям приспосабливаются охотники на мышей — ласки и горностаи. На Севере росомаха и при высоком качестве меха в большие морозы вынуждена искать спасенья в снегу — прорывает в нем большие тоннели.

Растительный мир приспособлен выживать при морозах под снегом. В зимы, когда снег запоздал, а морозы поторопились, некоторые растения, в том числе зерновые на полях, гибнут.

Снег для широкого пояса Земли — явление постоянное. И природа к этому приспособилась. Это наглядно проявляется в изменении окраски некоторых животных. Песцы, зайцы, куропатки, ласки и горностаи к приходу зимы белеют.

Долгое время механизм перемен в цвете меха и перьев был не вполне ясен. Сейчас установлено: запускается он убыванием света. День короче, длиннее ночи — и заяц постепенно к нужной поре из серого становится белым. Если снег запоздал, заяц оказывается в положении незавидном — на «чернотропе» он очень заметен. Заяц уязвимость свою вполне понимает — крепко лежит где-нибудь, прижавшись к колоде или забившись в кусты.

В это время люди меняют телегу на сани, велосипед — на лыжи. Гладкие плоскости по накатанному снегу великолепно скользят — под полозом на мгновение образуется микроскопическая пленка воды. Лыжники знают: в большой мороз скольженье неважное. И есть температуры, когда скольженья нет вовсе. В Антарктиде для самолетов установлен жесткий предел — минус 60 градусов. Если мороз сильнее (например, в районе станции «Восток»), снег становится, как песок, скольженье по нему невозможно, самолет не взлетит.

Ну а легкий, «теплый» снег — радость для всех. Кому лыжи, кому снежки, кому время выбить, вычистить снегом половики и ковры. Птицы и звери тоже используют рыхлый снег для чистки пера и меха — собаки и волки валяются, вороны, взъерошив перья, проделывают в снегу глубокие борозды.

Из окошка лесного дома я наблюдал однажды, как чистился в рыхлом снегу дятел. Он выбирал сучок, отороченный сверху снегом, полз по нему вниз, потом перелетал на новый. В бинокль было видно: птица даже глаза прикрывала от удовольствия.

Ну и еще снег — это запасы воды. Зимой хорошие хозяева снег на полях «пашут», чтобы ветер его не сдувал, чтобы в бороздах он накапливался. Есть старинная поговорка: «Много снега — много хлеба».

Бежин луг

Тут не случилось великой битвы, нет на этом месте ни деревянных, ни каменных древностей. Луг этот похож на тысячу других российских лугов. И все-таки луг необычный…

Пятеро ребятишек сто пятьдесят лет назад ночевали на этом лугу у костра. Фыркали в темноте лошади, плескалась рыба, тревожно кричала ночная птица. На огонек вышел заблудившийся в перелесках охотник. От него мы знаем, какая ночь стояла над лугом, о чем говорили мальчишки. Мы помним по именам этих мальчишек: Федя, Павел, Илюша, Костя и Ваня. Вот несколько слов давнего разговора.

«— А ведь вот и здесь должны быть русалки…

— Нет… здесь место чистое, вольное. Одно — река близко…»

Уже много лет мы знаем эту ночь и этих мальчишек…

Оказалось, без большого труда можно отыскать этот луг. Мы немного поколесили по перелескам на краю Тульской области, и наконец встречный сказал: «А вот сразу за ржаным полем…»

Почти по Тургеневу «был прекрасный день… один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго». Мы оставили на бугре машину и почти скатились вниз с крутого, заросшего травой обрыва. Стадо телят паслось возле кустов. Мы разыскали пастуха, чтобы спросить: тот ли луг?

— Да. Бежин луг, — сказал пастух, потянувшись после дремоты. — Деревня тоже называется Бежин Луг…

Мы огляделись и увидели: стоим на краю большой зеленой равнины. Земля с прудами, садами, оврагами, полосами ржи и пшеницы лежала теперь вверху и со всех сторон опускалась в низину зелеными, довольно крутыми обрывами.

Прохладная, сырая равнина была похожа на плоское дно большого котла. Дикие груши, дубы и вязы группами и в одиночку росли на пологих склонах. А внизу были лозняк и трава. Темно-зеленый вблизи лозняк, разбегаясь по лугу, синел. По краям же, где равнина упиралась в бугры, все было синим: и дубы на холмах, и барашки кустов, и даже лошадь с маленьким жеребенком.

К синеве добавлялся солнечный, золотистый туман, и горизонт уже только-только угадывался.

Большое облако, проплывая с запада на восток, кинуло на равнину прохладную тень. И луга вполне хватило, чтобы вместить и обозначить на лоснящихся травах все полотно и все узорные завитки облака. Мы догнали край тени и пошли вместе с ней по лугу к месту, где полоса лозняков и ракит прятала речку.

Желтые брызги лютиков, малиновые головки луговых васильков, пушистые стебельки лисохвоста, зонтики сладкого купыря, плети луговой кашки и тонкие ниточки душистого колоска — все перепутано, перемешано, и все вместе образует плотное душистое разнотравье — идешь, и за тобой остается сыроватый и темный брод.

Бежин луг… Гудят шмели. Луговые чеканы и желтые трясогузки со стеблей конского щавеля настороженным глазом провожают идущего. Кричит потревоженный чибис. Два коростеля — один близко, в кустах, другой где-то у самых бугров — то ли зовут, то ли пугают друг друга: крэкс, крэкс…

Безлюдно. Ходит вдалеке лошадь. Так или не так выглядел луг сто лет назад? Пожалуй, так же. Холмы не могли измениться, кусты и ветлы растут, наверное, на старых местах, и речка течет по прежнему руслу. Вон с того обрыва увидел Тургенев ночной костер. А ребятишки сидели где-нибудь тут, за кустами. Под крики чибиса бредем по траве…

Я делал на лугу снимки на память и чувствовал: не хватает самого главного — нынешних ребятишек. И вдруг (везенье фотографа!) к реке сбежали мальчишки. Вприпрыжку, перегоняя друг друга, они катили большую автомобильную шину…

Десятью минутами позже мы уже знали: речка называется Снежедь; деревня Бежин Луг стоит в километре от луга; поздний мороз в этом году тронул на огородах картошку и помидоры; в домах «по телевизору» видят Москву: четверо из ребят умеют ездить на лошади, а у двоих — отцы шоферы и дают сыновьям иногда посидеть за рулем…