Ключ от всех дверей, стр. 41
— А вот и она! — радостно воскликнул звонкий мальчишечий голос за моей спиной. — Долгохонько ждали, да и дождались!
— А есть ли в этом смысл? — прошелестел девичий. — И если есть, то какой?
— Не будь букой, — возмутился паренек. — Вечно огород городишь! А жить-то когда надобно?
— О, милый, ты слишком легкомыслен, — возразила его собеседница. — Впрочем, это непременное свойство шутов. И вижу, перед нами достойная твоя преемница…
Не в силах дальше сдерживаться, я обернулась. За королевским столом восседали двое. Точнее, девица-то расположилась в кресле, а вот мальчишка — на его подлокотнике.
Ее сложно было назвать красавицей. Массивные черты лица, пухлые губы, нос с горбинкой… Но осанка и тяжелая каштановая коса, дважды уложенная вокруг головы, придавали ей облик царевны из старых сказок. Глаза незнакомки скрывала ярко-синяя повязка — в тон атласным лентам на бело-синем платье. Собеседником девушки оказался мальчишка примерно с меня ростом, даже не пронзительно-рыжий — красноволосый, будто бы голова его горела. Он был облачен в черный наряд — жилетка, рубашка, брюки да чулки в белую полоску. Я пригляделась получше…
— Безумный Шут! — вырвалось у меня хриплое от восхищения.
— Верно, верно, умница моя разумница, — широко улыбнулся паренек, демонстрируя щель между передними зубами. Все лицо мальчишки было усыпано большими рыжими веснушками. — Скорехонько догадалась. Сразу видать — яблочко от яблоньки недалече падает.
— Как бы не оказалось то яблоко червивым и негодным, — фыркнула девица высокомерно. — Я — Слепая Судьба.
— Приятно познакомиться, — вежливо присела в реверансе я, оттягивая бриджи. — Чем обязана вашему драгоценному вниманию?
Карты переглянулись.
— Нам до зарезу нужно передать кой-что Тирле, — пояснил мальчишка. — А она, бяка такая, третью ночь не спит. Все дела государственные, тьфу-тьфу, — поплевал он через плечо.
Я мгновенно насторожилась:
— Моя особа в вашем распоряжении.
— Не сомневаюсь в этом.
Девица поднялась с кресла и обошла стол, приближаясь ко мне. В глазах мальчишки появилось сочувствие.
— Держи! — Она кинула мне небольшой желтоватый предмет.
— Что это? — нахмурилась я, но вещичку поймала. Шутовские привычки, не иначе.
Та, что назвалась Судьбой, недовольно заломила бровь.
— Колокольчик. То, что нужно, чтобы запомнить мои слова. Иначе, проснувшись, ты позабудешь все, что здесь происходило.
— Так я сплю? — Вопрос прозвучал до крайности глупо.
— Почти. — Мальчишка почему-то смутился. — Времени ни крупиночки не осталось, пришлось намудрить маленечко…
— Ты мертва, Лале, — прервала его Судьба. От ее слов у меня коленки чуть не подкосились. — Но не тревожься, это ненадолго. А теперь — начинай звонить и петь такую песенку: «Нет ничего в груди… Лишь дин-дон — звонит костяной колокольчик… все дин и дон — звонит костяной колокольчик… и дин, и дон — звонит костяной колокольчик… Сердце мое разбито!»
— Что за дурацкая песенка! Ни складу, ни ладу, ни смысла особого, — пробормотала я, разглядывая инструмент. На ощупь он был шершавым, словно и вправду сделанным из кости.
— Песня как песня, — пожала плечами Судьба. — Она такова, какова твоя жизнь. Начинай — быть мертвой даже Ключу не очень-то полезно.
Чувствуя себя круглой дурой, я заголосила, размахивая колокольчиком:
— Нет ничего в груди… Лишь дин-дон — звонит костяной колокольчик… все дин и дон — звонит костяной колоколъчик… и дин, и дон — звонит костяной колокольчик… Сердце мое разбито! Нет ничего в груди…
Глухой звон все сильнее отдавался в ушах. И вскоре мне уже чудилось, что под ребрами у меня образуется болезненно-жгучая пустота. Кровь медленней бежала по венам, легкие кололо…
— Нет ничего в груди… Лишь дин-дон — звонит костяной колокольчик… все дин и дон — звонит костяной колокольчик… и дин, и дон — звонит костяной колокольчик… Сердце мое разбито! Нет ничего в груди… Нет ничего в груди…
Перед глазами все затянуло кровавой поволокой. Мне хотелось отбросить проклятый колокольчик, но он словно пустил корни в моих пальцах. Я почти ощущала эти незримые тонкие нити, пробивающие насквозь плоть…
— И дин, и дон…
И в тот момент, когда я почти уже ничего не ощущала, кроме грохота и бесконечной тянущей боли в груди, — громко и ясно, словно со всех сторон зазвучал клич:
— Идет Прилив Приливов! Бойся воды, о моя королева!
— …госпожа! — оглушил меня тут же вопль Мило, и я резко села, чуть не налетев на склонившегося ученика лбом. — Госпожа, вы целы?
Ох-ох-ох… Как же болит мое слабое тело… Горло дерет, словно я полчаса песни орала.
— Что случилось, Мило?
— Думаю, вы упали с лестницы и потеряли сознание, госпожа, — предположил ученик, помогая мне подняться. — Но шея ваша была вывернута под странным углом, и вы долго не приходили в себя… Эти глупцы, — он кивнул на любопытно поглядывающих через перила с верхнего этажа, — догадались позвать меня лишь спустя добрых пол-оборота. И только я подошел, как вы вдруг задергались и заорали страшным голосом: идет…
— Прилив Приливов, — задумчиво закончила за него я. — Где-то мне уже приходилось слышать эти слова, Мило… Ладно, нам срочно необходимо наведаться к королеве, а пользоваться силой ключа я пока не желаю… Да и на ногах стою с трудом, — констатировала я, попытавшись сделать шаг. Пол и потолок тут же начали играть в опасную карусель. — Будь добр, отнеси меня. И никаких «через плечо», понял?
— Как пожелаете, моя госпожа, — склонился ученик и бережно поднял меня на руки.
До кабинета мы добрались без сюрпризов. И то хорошо — многовато неожиданностей в один день…
Глава одиннадцатая,
в которой звучат несмешные истории и неожиданно падают тяжелые предметы
Так гласила афиша, приклеенная к стене по правую руку от дверей в парадный зал. Объявление пестрело красками всех оттенков розового, желтого и синего цветов так, что глаза резало. С высоты творение Мечтателя выглядело еще напыщенней и нелепей, чем вблизи. Вокруг надписи словно бы приплясывали маски с пририсованными ножками, более, на мой взгляд, подобающие большому карнавалу Дома Лета, чем скромному балу ее величества Тирле.
— В чем дело, госпожа? — учтиво склонил голову Мило, прижимая к груди шляпу с полосатым пером. — Вы чем-то недовольны?
— О нет, мальчик мой, нисколько, — тихонько вздохнула я, расправляя белый меховой воротник. — Мне кажется или лорд Тарло сделал объявление, больше похожее на цирковую афишу?
Мило распрямился и нахлобучил шляпу на голову. Широкие поля роняли густую тень на верхнюю половину лица — лишь глаза посверкивали, как у зверька. Зато широкую ухмылку было видно издалека — ученик сегодня намерен был дать волю своей природной язвительности и приправить ее толикой высокомерия. Личина обязывала, как-никак.