Роза в уплату, стр. 5

Глава вторая

Дом в Форгейте, бывший ранее домом Джудит Перл, находился там, где стена аббатства поворачивала под углом от дороги, которая вела к треугольной, поросшей травой ярмарочной площади. На противоположной стороне дороги стена пониже ограждала двор, в котором стоял большой добротный дом с хорошим садом и маленьким выпасом позади него. В доме располагались мастерская и лавка бронзовых дел мастера Найалла. Найалл изготавливал разные изделия и торговал всякой всячиной — от брошей и пуговиц, мелких гирь и булавок до металлических кухонных горшков, кувшинов и блюд. Дело его шло хорошо, и он платил аббатству изрядную сумму за аренду дома. Иногда он вместе с другими своими товарищами по ремеслу занимался даже отливкой колоколов, но такие заказы были редки, и для их выполнения приходилось уезжать на место работы, потому что тяжелые готовые колокола трудно было перевозить.

Мастер трудился в углу над широким блюдом. Деревянным молотком и чеканом он заканчивал выводить по его краю узор из листьев. Когда Джудит вошла в мастерскую, на ее лицо и фигуру из открытого окна упал косой мягкий свет, и Найалл, обернувшийся посмотреть, кто пришел, увидел ее, на мгновение застыл, не выпуская инструменты из рук. Потом он положил их и пошел навстречу посетительнице.

— К вашим услугам, госпожа! Чем могу быть полезен?

Они были едва знакомы, только как ремесленник, держащий лавочку, и заказчица, но то обстоятельство, что он жил и работал в доме, который она подарила аббатству, заставляло их относиться друг к другу с особым напряженным вниманием.

За те годы, что Найалл являлся съемщиком дома, Джудит была у него в мастерской раз пять: он снабжал ее булавками, заколками для кружев к корсажам платьев и мелкой кухонной посудой, а кроме того, он сделал ей печать дома Вестье. Найалл знал все о Джудит: благодаря тому что она подарила дом монастырю, ее история стала общеизвестна. Однако Джудит мало что знала о Найалле, только то, что аббатство сдало ему некогда принадлежавший ей дом, и то, что о самом мастере и о его работе с похвалой отзывались и в городе, и в Форгейте.

Джудит положила на длинный стол свой требующий починки пояс — тонкую полоску мягкой, прекрасно выделанной кожи. Он был украшен маленькими бронзовыми розетками, окружавшими дырочки для языка пряжки, и на другом его конце имелась бронзовая накладка. Яркие эмалевые вставки на бронзе выглядели чистыми и новыми, однако швы на коже были потертыми и пряжка отсутствовала.

— Я потеряла ее где-то в городе, — сказала Джудит. — Дело было вечером, когда уже стемнело, и я не заметила, как пояс соскользнул из-под плаща. Я потом вернулась и стала искать, но нашла только ремень, пряжка пропала. Шел дождь, кругом стояли лужи, в канавах было полно талой воды. Сама виновата: я же видела, что нитки износились, его следовало починить раньше.

— Тонкая работа, — заметил Найалл, поглаживая пальцами бронзовый наконечник. — Он куплен, конечно, не здесь?

— Нет, здесь, но у фламандского купца, на ярмарке в аббатстве. Я часто носила его, — добавила молодая женщина, — но с конца зимы, когда я потеряла пряжку, он так и лежит. Вы не могли бы сделать мне новую, такую, чтобы она подходила по рисунку и по цвету? Та была удлиненная — вот такая! — Джудит показала кончиком пальца на столе, какой была утерянная пряжка. — Но не обязательно делать такую же, можно овальную или любой другой формы, как вам покажется лучше.

Они склонились над столом, и головы их оказались рядом. Джудит подняла глаза и, казалось, удивилась близости лица Найалла, но мастер был занят изучением того, как выполнены бронзовые украшения и эмалевые вставки, и не заметил ее острого любопытного взгляда. «Достойный, славный человек» — так сказал о нем Кадфаэль, а в устах Кадфаэля это была прекрасная характеристика. Достойные, славные люди составляли костяк общества, их уважали и ценили гораздо больше, чем тех, кто без конца суетился. Бронзовых дел мастер Найалл мог служить образцом таких достойных людей. Он был среднего роста, среднего возраста, волосы не то чтобы темные, а скорее средне-каштановые, голос приятный, густой. Джудит подумала, что ему, наверное, лет сорок. Она отметила его мягкие, уверенные, точные движения. Когда он выпрямился, они оказались буквально лицом к лицу.

Все в Найалле соответствовало облику обычного достойного человека, которого подчас трудно отличить от его соседа, но как бы то ни было, по совокупности отличительных черт никто не сомневался в том, что это именно он, Найалл, и никто другой. У него были густые темные брови, широкие скулы, темно-карие, живые, широко посаженные глаза, в его каштановой шевелюре серебрились седые волоски, гладко выбритый подбородок выступал вперед.

— Вам очень срочно? — спросил он. — Мне бы хотелось хорошенько поработать. Может быть, дня два или три.

— Никакой спешки нет, — с готовностью откликнулась Джудит. — Я так долго собиралась чинить его, что еще неделя не имеет значения.

— Тогда позвольте, я принесу его? Я знаю, где ваш дом в городе, и вам не надо будет приходить за ним. — Это было сказано очень вежливо, но с некоторыми колебаниями, как будто Найалл был не вполне уверен, не примет ли женщина этот знак учтивости за назойливость.

— Вам, наверное, некогда. Разве что если у вас есть помощник… Но я и сама могу прийти за поясом.

— Я работаю один, — сказал Найалл. — Но я охотно принесу вам пояс вечером, когда становится темно. Других дел у меня нет, и совсем не обязательно работать день и ночь.

— Вы живете здесь один? — спросила Джудит, как бы желая утвердиться в своих предположениях. — У вас нет жены? Нет семьи?

— Моя жена умерла пять лет назад. Я привык жить один и вполне справляюсь с тем немногим, что мне нужно. Но у меня есть маленькая дочка. Ее мать умерла во время родов. — Найалл увидел, как внезапно напряглось лицо Джудит, как слабо блеснули ее глаза. Она подняла голову и оглянулась, как будто ожидая увидеть следы присутствия в доме ребенка. — О, здесь ее нет! Я не мог ухаживать за ней. У меня есть сестра, она живет в Палли, это недалеко. Она замужем за конюхом Мортимеров, он работает в их поместье. У сестры своих два сына и дочка, чуть постарше моей. Малышка живет с ними, там она под присмотром женских глаз, и у нее есть с кем поиграть. Каждое воскресенье я хожу навестить ее, а иногда и в будни, вечерами, но ей лучше с Сесили, Джоном и ребятами, чем было бы здесь, со мной, по крайней мере пока она маленькая.

Джудит глубоко вздохнула. Значит, он тоже вдовец, и с ним случилось такое же горькое несчастье, как и с ней, но у него есть бесценное сокровище, а у нее ничего нет.

— Вы и представить не можете, как я вам завидую, — вдруг произнесла она. — Мой ребенок умер.

Она не собиралась говорить так много, но это получилось естественно и просто, и мастер так же естественно и просто воспринял ее слова.

— Я слышал о вашем горе, госпожа, и очень вам сочувствовал, потому что незадолго до того пережил то же самое. Но у меня хоть осталась моя крошка. Благодарение богу за нее! Когда на человека обрушивается такой удар, он начинает понимать, какая это великая милость, и ценить ее.

— Да, верно, — промолвила Джудит и отвернулась. Потом, овладев собой, она добавила: — Я верю, что дочка всегда будет источником радости для вас. А за поясом я приду через три дня, если вам хватит этого времени. Не надо приносить его.

Женщина была уже в дверях, прежде чем Найалл собрался что-то сказать, да и говорить было нечего. Он смотрел, как она прошла по двору и свернула на дорогу, а когда Джудит скрылась из глаз, вернулся к оставленной на верстаке работе.

Примерно за час до вечерни брат Эльюрик, хранитель алтаря пречистой Девы, почти украдкой выскользнул из-за своего рабочего стола в скриптории, перебежал большой монастырский двор и, оказавшись у дома аббата, расположенного в маленьком, обнесенном изгородью садике, испросил аудиенции у настоятеля монастыря. Эльюрик так нервничал и вел себя так странно, что брат Виталис, капеллан и секретарь аббата Радульфуса, вопросительно поднял брови и немного помедлил, прежде чем доложить о нем. Однако аббат Радульфус строго придерживался того, что любой из монахов, попавший в беду или испытывающий нужду в совете настоятеля, должен быть немедленно допущен к нему. Виталис пожал плечами и пошел просить у аббата позволения, которое тут же и было дано.