Хрустальная удача, стр. 1

Питер Марвел

Хрустальная удача

Иссякли радости мои, пустые, как мечты,

И прошлое блаженство не вернется.

Обманная любовь, ужель ушла и ты?

Так все проходит – горечь остается.

Знамения земли, восторги – прочь, долой!

Путем безвестным мне блуждать придется —

Покинут! Жизнь моя в руках фортуны злой.

Но все проходит – горечь остается.

Как на чужбине я, без спутников, один,

Стенаю от того, что смерть мне не дается.

Прошла моя весна, и лето позади.

Да, все проходит – горечь остается.

Но упредить спешу я зимний холод

И жребий свой поймать, не пав под его молот.

Сэр Уолтер Рэли Пер. Д. Болотиной

Глава 1

Все сначала

Я бороздил чужие океаны,

Чертил клинком событья по волнам,

Но боль незакрывающейся раны

Не лечат солью незнакомых стран.

Фрэнсис Кроуфорд

Побережье Новой Гвианы – Устье реки Ориноко

Предрассветная дымка быстро таяла над водой.

Перегнувшись через планшир, Уильям Харт тоскливо всматривался в незнакомый берег: что таит в себе эта земля? Принесет удачу или станет для них могилой? Мутное желтое пятно расплывалось в лазурных водах там, где впадала в Атлантический океан великая Ориноко.

В русле, раскинувшемся на несколько миль, река распадалась на множество притоков, заболоченных, заваленных стволами мертвых деревьев, забитых травой и водрослями, поросших тростником и кустарником.

– На мой взгляд, вход в ад для разнообразия может выглядеть и так, – капитан Ивлин угрюмо разглядывал в латунную подзорную трубу расстилающийся перед ними берег.

– Говорят, сэр, в аду жарко, – заметил Потрошитель и утер пот со лба концом грязной косынки, покрывающей его бритую голову.

– А тебе что, холодно? – Уильям взял трубу у Ивлина и в свою очередь уставился в нее с задумчивым видом.

– Нет, сэр. Не то чтобы холодно, но как-то сыровато. В аду, сэр, должно быть, сухо. Жарко, но сухо, – боцман проговорил это тоном, не терпящим возражений.

Ивлин хмыкнул.

– Как бы там ни было, но я полагаю, что здесь еще хуже, чем там. Вы читали записки сэра Рэли о Новой Гвиане?

Уильям выразительно глянул на него.

– Помилуйте, откуда у меня в Девоншире могли оказаться записки Рэли? Это по части Кроуфор… – Уильям вдруг замолчал, оборвав себя на полуслове, и снова уставился в трубу.

– Так вот, сэр Рэли не раз писал, что… – как ни в чем не бывало продолжил Ивлин, не замечая возникшего кругом неловкого молчания.

Потрошитель кашлянул и оглядел свою изуродованную руку-клешню.

– В начале дела не вспоминают мертвых и неудачников, – он мрачно сплюнул за борт пережеванный табак и отошел от них.

– Право, сэр Ивлин, ведь Кроуфорд был ему как…

– Бандит и жулик ваш Кроуфорд! – обрубил капитан Ивлин и забрал у Харта свою трубу. – Только вот интересно, к какой категории отнес его Потрошитель: к мертвецам или к неудачникам?

– Я говорил про Рэли! – вдруг рявкнул за их спинами боцман и, покачиваясь на палубе, отошел от них на этот раз окончательно.

В ту же секунду раздался разъяренный свист боцманской дудки и топот босых ног на палубе: Потрошитель свистал всех наверх.

– М-да… Так вот: сэр Уолтер предупреждал об опасностях, таящихся в неизведанных землях Новой Гвианы, – с невозмутимым видом капитан извлек из широкого кармана камзола толстую книжицу в истертом кожаном переплете и раскрыл ее. «В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней» [1]…

– А про туземцев что-нибудь есть? И откуда у вас эта книга? – поинтересовался Уильям.

– А вот и про туземцев… – второй вопрос капитан в свойственной ему манере пропустил мимо ушей. «Гвианцы, а также индейцы из пограничных мест и все другие жители в этой стране, с которыми я встречался, – удивительные пьяницы, и в этом пороке, я думаю, с ними не сравнится ни один народ»…

– Даже хуже, чем ирландцы?

Капитан бросил на Уильяма мрачный взгляд:

– Сказано хуже, значит хуже. Но я бы на вашем месте, молодой человек, заострил свое внимание на описании сокровищ, которые некий Мартинес собственными глазами созерцал в главном городе индейцев, называемом им в письме к сэру Роберту Дадли «Эль Дорадо», что в переводе с испанского означает «Позолоченный».

– Что вы имеете в виду, сэр Ивлин?

– Уж не те ли это сокровища, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? С другой стороны, как-то слишком много сокровищ на один кусок земли. Тут тебе и Кортес, и майя, и Эльдорадо… а может, и вовсе нет этих сокровищ? – капитан Ивлин задумчиво посмотрел сквозь Харта.

Тот досадливо передернул плечами:

– Короче, капитан, что вы предлагаете?

– Я предлагаю вообще туда не соваться.

– Гениально! Восхитительно! Великолепно! Мы порем горячку, готовим экспедицию, продаем даже серебряные пуговицы с камзолов, чтобы закупить солонину и ячмень, и вот, когда мы буквально в двух шагах от сокровищ, вы советуете мне поставить паруса и плыть обратно на Тортугу? А вы помните, сколько мы должны любезно забывшему наши недоразумения губернатору? Я лучше подохну здесь, чем вернусь с пустыми руками. К тому же… – Харт не договорил. Конечно, главная причина крылась в прелестной девушке, жениться на которой без денег и тем более без пуговиц было решительно невозможно.

– Полундра, свистать всех наверх!

Истошный вопль вахтенного и повторный свист боцманской дудки вырвали Харта из оцепенения.

Воздух разорвался от яростного грохота канонады. Харт обернулся и увидел, как справа по борту одно за другим, поднимая тучу брызг, в воду шлепались дымящиеся пушечные ядра.

На всех парусах из утреннего тумана на них надвигался корабль, отрезая «Медузе» выход в море и прижимая ее к берегу. Невооруженным глазом было видно, как на грот-мачте развевается испанский флаг. Из носовых портов брига вырвались две вспышки, и уже через мгновение новые ядра упали в воду, обдав водяной пылью стоявших на баке матросов.

Харт повернулся к капитану Ивлину, но того как ветром сдуло. Он уже сыпал командами прямо со шканцев, страшно крича:

– Право руля! Паруса поднять, развернуть рею…

Скрипя снастями, флейт медленно, слишком медленно разворачивался левым бортом к берегу, пытаясь выбраться из ловушки. Если бриг прижмет их к устью Ориноко, конец: в мангровых зарослях двигаться некуда, даже на шлюпках.

– Орудия к бою, пли!

Кормовые пушки дали ответный залп, и корабль жалобно заскрипел, качаясь на волнах.

Пламя попеременно вырывалось то из одной, то из другой пушки брига, одно ядро с грохотом ударило в кормовую часть «Головы Медузы». Флейт тряхнуло от киля до клотика. В ответ с «Медузы» снова выстрелили. Пороховой дым облачками окутывал оба борта, кругом по палубе, грохоча башмаками, носились матросы, спасая корабль, а Уильям оглядывался, не понимая, что ему делать. Внезапно клешня Потрошителя впилась ему в плечо.

– Бегите в каюту и не высовывайтесь, ваше время еще не пришло, Харт! – крикнул боцман ему в самое ухо и оттолкнул прочь от планшира.

Стараясь не споткнуться о брошенные концы и не налететь на катающиеся по палубе бочки, придерживая шляпу, Харт рванул изо всех сил, но не в каюту, как советовал Потрошитель, а к капитану на шканцы.

– Боюсь, нам крышка! – проорал Ивлин, едва Харт взбежал по ступенькам. – Мы не успеем развернуться: ветер дует нам в задницу и течение тащит к берегу!

– Боцман, постарайтесь попасть в ватерлинию! Если повезет, мы утопим эту испанскую лохань: в этом наш единственный шанс! – капитан перевесился через борт, едва не падая.