Реквием, стр. 58

«Хлоп и топ, и вышел вон». В памяти всплывает детская игра, с которой мы гонялись друг за другом по парку. «Хлоп! Ты вышел вон!»

Все это детская игра. Мы играем с блестящими игрушками и громкими звуками. Играем, разделив­шись на две команды, как и в детстве.

«Хлоп!» Раскаленная добела боль пронзает меня. Я инстинктивно хватаюсь за лицо и натыкаюсь на по­врежденное место; пальцы задевают за ухо и тут же становятся мокрыми от крови. Должно быть, меня за­дело пулей.

Скорее потрясение, чем сама боль, заставляет меня очнуться, а тело — двигаться. Ружей у нас мало, но у меня есть нож — старый и туповатый, но все-таки хоть что-то. Я выхватываю его из кожаной сумочки на боку. Джулиан спускается по подмосткам, вертясь вокруг пересекающихся железных прутьев, словно обезьяна. Какой-то гвардеец пытается схватить Джулиана за го­лень. Джулиан изгибается и с силой бьет гвардейца ногой в лицо. Гвардеец отшатывается и выпускает его, и Джулиан пролетает последние несколько футов до земли и приземляется в хаос тел: заразные и военные, наша сторона и их сторона — все сплавилось в одно огромное, извивающееся, окровавленное животное.

Я подбегаю к краю подмостков и прыгаю. Несколь­ко секунд, которые я лечу по воздуху — и превраща­юсь на это время в мишень, — самые страшные. Я пол­ностью открыта, уязвима. Две секунды, самое большее три — но они кажутся мне вечностью.

Я ударяюсь об землю, почти попав на регулятора, и лечу вместе с ним на землю, когда у меня подворачи­вается лодыжка и я падаю на гравий. Мы сплетаемся в клубок и отчаянно боремся. Регулятор пытается на­править на меня свой пистолет, но я перехватываю его руку и с силой выворачиваю. Он вскрикивает и роняет пистолет. Кто-то пинает его, и пистолет вылетает из моей руки куда-то в пыльно-серый хаос.

Потом я вижу его буквально в футе от себя. Регу­лятор замечает его одновременно со мной, и кидаемся мы за ним вместе. Регулятор крупнее меня, но я бы­стрее. Я хватаю пистолет, на секунду опередив против­ника. Мои пальцы смыкаются на спусковом крючке, а пальцы регулятора хватают лишь землю. Регулятор взревывает в бешенстве и кидается на меня. Я замахи­ваюсь, бью регулятора пистолетом по голове и слышу треск, когда пистолет соприкасается с виском. Это за­держивает регулятора, и я вскакиваю, пока меня не за­топтали.

Во рту привкус металла и пыли, а голова начинает пульсировать. Я не вижу Джулиана. Я не вижу ни ма­тери, ни Колина, ни Хантера.

Сотрясение взрыва, разлетающиеся камни и белая пыль замазки. Взрывная волна чуть не сбивает меня с ног. Сперва я думаю, что это, должно быть, случайно сработала одна из бомб, и я оглядываюсь, ища Пиппу, пытаясь избавиться от звона в голове, от жгучей, удушающей пыли, — и успеваю увидеть, как Пиппа не­замеченной проскальзывает между двумя казармами и движется в сторону центра.

У меня за спиной часть подмостков трещит и на­чинает валиться. Крики взмывают волной. Меня тол­кают в спину: кто-то ломится вперед, пытаясь убраться подальше от падающего сооружения. Оно медленно- медленно, со скрипом, балансирует — а потом набирает скорость, с грохотом рушится на землю, накрывая не­удачников всей своей тяжестью.

В стене теперь красуется зияющая дыра у самого ее основания. Я понимаю, что это, должно быть, работа самодельной бомбы, взрыв, на скорую руку подготов­ленный сопротивлением. Бомба Пиппы развалила бы стену надвое.

Но и этого оказывается достаточно: наши осталь­ные силы уже хлынули в этот пролом — поток людей, которых вышвырнули или вынудили уйти, обездолен­ных и больных, вливается в Портленд. Этот поток на­летает на гвардейцев, на неровный строй сине-белых мундиров, отшвыривает его и вынуждает пуститься в бегство.

Я потеряла Джулиана. Нет смысла пытаться найти его сейчас. Я могу лишь молиться, чтобы с ним ничего не случилось, чтобы он выбрался из этого месива жи­вым и невредимым. И что случилось с Тэком, мне тоже неизвестно. В глубине души я надеюсь, что он отсту­пил за стену вместе с Рэйвен, и на секунду мне мере­щится, что стоит лишь Тэку унести ее обратно в Дикие земли, как она очнется. Она откроет глаза и обнару­жит, что мир преобразился так, как она хотела.

А может, она не очнется. Может, она уже в ином странствии, отправилась разыскивать Блу.

Стараясь не дышать продымленным воздухом я пробираюсь к месту, где на моих глазах скрылась из вида Пиппа. Одна из гвардейских казарм горит. Я вспоминаю старый номерной знак, который мы наш­ли наполовину погруженным в грязь, когда уходили прочь от Портленда прошлой зимой.

«Жить свободным или умереть».

Я спотыкаюсь о чье-то тело. Желудок поднимается к горлу — на долю секунды меня одолевает темнота, свернувшаяся кольцами внутри, словно волосы Рэй­вен на ноге Тэка — о господи, Рэйвен умерла! — но я сглатываю, восстанавливаю дыхание и продолжаю идти, драться и проталкиваться вперед. Мы желали свободы любить. Мы жаждали свободы выбирать. Те­перь пришло время сражаться за нее.

Наконец я вырываюсь из боя. Я ныряю за здание казармы, выхожу на гравиевую дорожку между дома­ми и направляюсь к неплотной группе деревьев, окру­жающих Бэк Коув. Лодыжка болит всякий раз, как я переношу на нее вес, но я не останавливаюсь. Я бы­стро вытираю ухо рукавом и решаю, что кровотечение уже замедлилось.

Возможно, у сопротивления есть дело в Портлен­де — но у меня здесь свое дело.

Хана

Вой сирены раздается прежде, чем священник успевает объявить нас мужем и женой. Вот только что все было тихо и упорядоченно. Музыка смолкла, тол­па замерла, голос священника разносится по залу, пе­рекатываясь над головами присутствующих. В тиши­не я слышу даже каждый щелчок камеры: затвор открывается и закрывается, открывается и закрывает­ся, словно металлические легкие.

А в следующую секунду все приходит в движение, все превращается в хаос, в мешанину пронзительных воплей и воя сирен. И я мгновенно осознаю, что зараз­ные здесь. Они пришли по наши души.

Чьи-то руки грубо хватают меня со всех сторон.

— Быстро, быстро! — Телохранители прокладыва­ют мне путь к выходу. Кто-то наступает на подол моего платья, и я слышу, как оно рвется. Глаза жжет. Я зады­хаюсь от слишком сильного запаха лосьона после бри­тья, от обилия тесно скученных тел.

— Скорее, уходим!

Рации взрываются треском помех. Решительные голоса выкрикивают что-то на кодовом языке, которого я не понимаю. Я пытаюсь обернуться, чтобы отыскать мать, и меня чуть не сбивает с ног напором уводящих меня охранников. Я на миг замечаю Фреда в окружении его телохранителей. Лицо у него бледное. Он что-то кричит в мобильник. Я очень хочу, чтобы он посмотрел на меня. В это мгновение я забыла про Кас­си, забыла про все. Мне очень нужно, чтобы он сказал мне, что все в порядке. Очень нужно, чтобы он объяс­нил мне, что происходит.

Но Фред даже не смотрит в мою сторону.

На улице по глазам бьет ослепительный свет. Я за­жмуриваюсь. Журналисты толпятся неподалеку от дверей, перекрыв дорогу к машине. Длинные металли­ческие стволы их камер на секунду кажутся мне ру­жьями, и все они направлены на меня.

Они собираются поубивать нас всех.

Телохранители с боем расчищают место для меня, расталкивая стремительный людской поток. Наконец мы добираемся до машины. Я снова ищу взглядом Фреда. На миг наши глаза встречаются над толпой. Фред направляется к радиофицированной полицей­ской машине.

— Отвезите ее ко мне домой! — кричит он Тони, по­том разворачивается и ныряет на заднее сиденье по­лицейского автомобиля. Вот так-то. Мне — ни слова.

Тони кладет руку мне на макушку и грубо направ­ляет меня на заднее сиденье. Двое из телохранителей Фреда садятся рядом со мной, с оружием наготове. Мне хочется попросить их убрать пистолеты, но у меня, кажется, что-то с головой. Я даже не могу вспом­нить, как этих двоих зовут.

Тони включает зажигание, но толпа людей на сто­янке запирает нас, словно в ловушке. Тони громко сиг­налит. Я затыкаю уши и напоминаю себе, что нужно дышать. Мы в безопасности, мы в машине, все будет в порядке. Полиция все уладит.