Замок и ключ, стр. 28

— Передай Коре и Джеми, чтобы не выпускали его со двора, — сказал сосед, одарив меня белозубой улыбкой. — Как говорят, чем крепче забор, тем лучше соседи.

Я кивнула, сделала еще один шаг назад и плотно закрыла калитку. Бросив последний взгляд на мистера Кросса, я увидела, что он стоит у бассейна, сунув руки в карманы, и улыбается, а его лицо кажется рябым от подсветки в толще воды.

Я отвернулась и пошла к дому, размышляя о том, что увидела, пытаясь понять, почему оно меня напугало. Так и не поняв, у самого пруда я натолкнулась на Роско, который обнюхивал берег у кромки воды. Я подхватила пса и до самой террасы несла на руках.

Подойдя ближе к дому, я услышала музыку — гитарные переборы, потом вступил другой инструмент, более мелодичный.

— Отлично, — донесся сквозь мелодию чей-то голос. — А вот и старая любимая песня.

Я поставила Роско на землю и шагнула к столпившимся гостям. Стоявший передо мной парень в кожаной куртке шагнул в сторону, и я увидела Джеми. Он сидел на кухонном стуле и перебирал гитарные струны, у его ног стояла банка пива, а какой-то парень рядом вдохновенно мотал головой, наигрывая на банджо, — они исполняли акустическую версию «Улет на Туманные горы», песни «Led Zeppelin». Я вдруг поняла, что Джеми неплохо поет и великолепно играет на гитаре. В общем, зять не переставал меня удивлять: карьерными достижениями, страстью к прудам, а теперь вот — музыкальными талантами. Подумать только, я бы ничего этого не узнала, если бы тогда, в первую ночь, отыскала в заборе калитку.

— Нравится?

Я обернулась. Рядом стояла Дениза, подруга Коры.

— Да. Классная вечеринка. Столько народа!

— А у Коры с Джеми меньше не бывает, — весело заметила она, отхлебнув пива. — Обычное дело, если ты чрезвычайно общительный человек. Все к тебе так и тянутся.

— Да, похоже, Джеми притягивает людей.

— Я вообще-то говорила о Коре, — сказала Дениза, когда песня закончилась и гости громко захлопали. — Но и он, конечно, тоже. Ты права.

— Кора? — переспросила я.

Дениза бросила на меня удивленный взгляд.

— Ну да. Ты же знаешь, какая она наседка, постоянно берет кого-то под свое крылышко. Заведи ее в комнату, где полно незнакомцев, и уже через десять минут она со всеми подружится. Или даже еще быстрее.

— Неужели?

— Конечно! Кора умеет находить общий язык с людьми. Она им сочувствует. Если бы не она, я бы не пережила разрыв со своим бывшим. Вернее, со всеми бывшими.

Дениза отпила еще пива и обменялась приветствиями с проходящим мимо парнем в бейсболке, а я поразмышляла над ее словами.

— Наверное, я не слишком хорошо знаю ее с этой стороны. То есть мы с Корой долго не общались.

— Я в курсе, — торопливо сказала Дениза. — В колледже она часто о тебе вспоминала.

— Правда?

— Все время, — твердо произнесла девушка. — Кора на самом деле…

— Дениза!

Она повернула голову, пытаясь разглядеть кого-то в толпе из-за плеча стоявшего рядом парня.

— Дениза, ты обещала дать мне тот номер, помнишь?

— Да-да, помню. — Она повернулась ко мне с извиняющейся улыбкой. — Одну секундочку. Я сейчас вернусь.

Кивнув, я долго смотрела Денизе вслед и прикидывала, что она хотела мне сказать. Обведя толпу взглядом, я наконец увидела сестру, которая стояла с Шарлоттой у кухонной двери. Она улыбалась и казалась гораздо счастливее, чем в последний раз. Вдруг сестра откинула волосы назад и стала выглядеть еще моложе; на ней был мягкий пушистый свитер, и она держала бокал с вином. Надо же, а я-то думала, что все здесь только благодаря Джеми. Конечно, за годы разлуки Кора могла измениться. «У нее теперь своя жизнь», — повторяла мама. Так оно и оказалось. Интересно, что чувствуешь, когда начинаешь все с чистого листа, оставив прежний мир в прошлом и забыв о нем? Может, это даже легко.

Легко. Внезапно я вспомнила себя саму всего лишь неделю назад, как я вернулась в темноту желтого коттеджа после вечерней смены в «Службе курьерской доставки». Сколько раз за последнее время я вспоминала о своем доме, старой школе или о чем-либо из прошлой жизни? Не так часто, как должна была. Долгие годы я сердилась на то, что Кора забыла обо мне, словно вычеркнула из памяти, а теперь я поступаю точно так же. Где моя мать? Неужели это так легко — просто ни о ком не думать?

Я вдруг почувствовала страшную усталость — все, что произошло за минувшую неделю, словно разом навалилось на меня. Я выбралась из толпы, вошла в дом. «Как хорошо, что мне есть где укрыться от всех, хотя бы на время!» — думала я, поднимаясь по лестнице.

Решив, что нужно отдохнуть, я сбросила обувь и нырнула в постель. Закрыла глаза, стараясь не слушать пение, чтобы погрузиться в темноту до самого утра.

Проснувшись, я не могла сообразить, сколько проспала: пару часов или считанные минуты. Во рту у меня пересохло, и я отлежала руку. Я повернулась на другой бок и вытянулась, мечтая снова погрузиться в сон, о котором почти ничего не помнила, кроме того, что он был хорошим — таким отвлеченно-обнадеживающим, как все нереальное. Закрыв глаза, я попыталась задремать, но за окном раздался смех и аплодисменты. Вечеринка продолжалась.

Я вышла на балкон и увидела, что толпа поредела — осталось человек двадцать. Парень с банджо ушел, остался один Джеми — он перебирал струны под разговор гостей.

— Уже поздно, — сказала Шарлотта, надевшая поверх платья свитер. Она зевнула, прикрыв рот ладонью. — Кому-то завтра рано вставать.

— Завтра воскресенье, — возразила Дениза, которая сидела рядом. — Нормальные люди по воскресеньям отсыпаются.

— Последняя песня, — предложил Джеми. Он обернулся, но с моего наблюдательного поста не было видно, куда он смотрит. — Как вы думаете?

— Давай еще одну, — попросила Дениза.

Джеми улыбнулся и начал играть. Было довольно прохладно — по крайней мере для меня, — и я, подавив зевок, хотела уже вернуться в комнату и снова лечь спать, как вдруг поняла, что слышу до боли знакомую мелодию. Песню, которую я привыкла считать только своей.

Женщина пела сильным и чистым голосом, и он тоже был знакомым, но как-то отдаленно. Похожим на голос близкого мне человека, но другим — приятнее и без хрипотцы.

Пела Кора. Ее красивый голос звенел, выводя столько раз слышанные нами обеими ноты, повторяя слова песни, которая больше всего напоминала мне о маме. Я ошибалась, думая, что мы с сестрой все забыли. И все же было что-то пугающее в нахлынувших воспоминаниях — о том, как мы стояли в ночных рубашках, прижавшись друг к другу, и прислушивались к ровному дыханию мамы в темноте соседней комнаты. Эти воспоминания неожиданно объединили нас, и ничто не могло их остановить.

К горлу подкатил шершавый комок, на глаза навернулись слезы. Я рыдала, сама не зная, кого оплакиваю — Кору, маму или себя.

Глава 6

На мой взгляд, Жервез Миллер мог смело считаться самым докучливым человеком на свете, хотя я не смогла бы доказать это научным путем.

Во-первых, его голос. Невыразительный и гнусавый, он доносился с заднего сиденья, когда Жервезу приходило в голову поделиться наблюдениями. «У тебя свалялись волосы», — сообщал он, когда я не успевала высушить голову феном. «Ты воняешь, как простыни из сушилки», — прозвучало, когда я, опаздывая, надела рубашку, выдернув ее из кучи чистого белья. Все попытки не обращать на него внимания и делать вид, будто я поглощена учебой, приводили к ехидным замечаниям по поводу моих академических успехов, вернее, отсутствия таковых. «Введение в математический анализ? Ты что, тупая?» или «Неужели у тебя в кои-то веки хорошая оценка?» Ну и все в таком духе.

Хотелось его чем-нибудь стукнуть, причем это желание я испытывала каждый день. Увы, приходилось сдерживаться. Во-первых, он был еще ребенком, а во-вторых, благодаря сложной конструкции его ортодонтического аппарата удар вряд ли бы достиг цели. (То, что я вообще об этом подумала, должно было бы меня встревожить, но ничего подобного я не чувствовала.)